Тайная Миссия

Глава тридцатая

Это лето в Данктонском Лесу было очень напряженным. Постоянно кто-то приходил, кто-то уходил — грайки, предводительствуемые Хенбейн из Верна, превратили Данктон во временный центр своих действий.

Давно уже Хенбейн не чувствовала себя столь хорошо, а Уид не наблюдал ее в таком прекрасном настроении: казалось, окончательная победа над кротами Камня в Данктоне воскресила в Хенбейн боевой дух и энергию, отличавшие ее много лет назад, когда она только покинула Верн и Руна, и которые потом понемногу растеряла во время походов на юг, насаждая повсюду законы Слова.

Когда поутихло раздражение и оскорбленное самолюбие, сопровождавшие вступление в Данктонский Лес, Хенбейн снова стала действовать целеустремленно и решительно, подводя свою длительную боевую кампанию к заключительному триумфу, отдавая приказ за приказом, целью которых было окончательное порабощение всего кротовьего мира и преобразование его по законам Слова. Операция, направленная против ушедших из Данктона кротов, прошла даже успешнее, чем можно было ожидать. Путь их проследили до Камня на западе Вена. Оттуда кроты попытались бежать на север и на юг, за ними гнались и многих поймали. Всех, кого поймали, убили, предварительно заставив их говорить.

Крот Триффан и с ним несколько других, личности незначительные, отправились на восток, и кроты Рекина их не отыскали. Но теперь это было несущественно. Рекин проявил непривычное для прямодушного крота коварство и пустил слух, будто Триффана нашли, но он обменял свою жизнь на сведения о местонахождении кротов Данктона. Гвардейцы Рекина говорили всем, с кем сталкивались, что великий Триффан, спасая свою шкуру, предал свою систему и своих последователей.

Рекин был не так глуп, чтобы заявить, что Триффан убит, ведь всегда оставалась возможность, что тот объявится, хоть это и казалось маловероятным: Триффан ушел к центру Вена, и грайки, попытавшиеся идти по его следам, докладывали, что двигаться вперед им было необыкновенно трудно. Не верилось, что кроты смогли проникнуть глубоко в Вен и остаться в живых. Ревущие совы, двуногие, дым, бетон, затопляемые водой ходы, крысы… грайки едва унесли оттуда ноги. Ни один крот не может выжить в Вене, говорили они.

Рекин не был столь уверен. Как ни выгодно было ему поддерживать молву о том, что Триффан мертв, он удержался, поборол искушение и вместо этого сеял слухи о предательстве Триффана. Рекин понимал, что не всех кротов Данктона удастся поймать, а значит, уцелевшие услышат эти толки и впадут в уныние.

Если же кроты сдадутся и согласятся искупить свою вину, объявили грайки, быть может, им сохранят жизнь. Еще одна ложь. Кое-кто сдался, надеясь, что сможет приспособиться к жизни в системах, управляемых грайками, что в будущем произойдут перемены и Данктон опять станет доступен для них. Тщетные надежды: этих кротов допрашивали и убивали. Однако об этом грайки молчали.

Итак, по утверждению Рекина, к концу августа кроты Данктона как жизнеспособная сила были ликвидированы, и, когда Рекин вернулся, Хенбейн выразила ему свое удовлетворение.

— Мне жаль, конечно, что ты не нашел Триффана и других, кого я назвала, но, несмотря на это, твои гвардейцы хорошо поработали.

Рекин мрачно улыбнулся.

— Я довольна, — проговорила Хенбейн.

— Мне подумалось, что теперь ты, наверное, покинешь Данктон, Глашатай Слова, — отозвался Рекин, — потому что твоя мудрость и твое руководство, несомненно, нужны в Бакленде.

— Возможно, — вздохнула Хенбейн, наслаждаясь почтением, прозвучавшим в голосе Рекина, и сделав вид, что ей требуется его совет и поддержка. Такова была ее манера — заставить кротов подумать, будто она нуждается в них. Устоять было трудно, но Рекин слишком давно знал Хенбейн, и ее уловки на него не действовали. Взгляд воина был по-прежнему почтителен, но холоден.

— Мы скучали без тебя, — солгала Хенбейн. — Принято много решений и многое сделано для будущего, так что положение Бакленда как центра южного кротовьего мира сейчас совершенно твердо.

— Кто там теперь главная? — спросил Рекин. Его голос выдавал отвращение, которое он испытывал к элдрен. Хенбейн улыбнулась. Это было очень умно — посадить во главе систем элдрен, а армии грайков отдать под командование таких кротов, как Рекин, при том, что сама она, Хенбейн, управляла и теми и другими. Хенбейн устраивало, что элдрен и воины-грайки не любили друг друга. А больше всего она радовалась, что и те и другие терпеть не могли сидим. В такой атмосфере недоверия Глашатаю Слова легче было, как некогда учил Рун, удерживать за собой контроль и сохранять абсолютную власть.

— Элдрен Бик управляет Баклендом. Она делает это отлично.

— Бик? Но она молода, — удивился Рекин.

— Я тоже была молода. И ты был молод. Молодость умеет быть безжалостной, а именно это необходимо элдрен. Бик справится. Ведь она поставляет тебе достаточное число гвардейцев, не правда ли?

— Да, — согласился Рекин. Гвардейцев и соглядатаев. Сидим, вероятно, тоже, хотя о них Бик, скорее всего, не знает. У Рекина были свои методы выслеживать шпионов и доносчиков, и, хотя он никогда не произнес по этому поводу ни слова, с такими кротами, засланными к нему, без сомнения, по приказу Хенбейн, то и дело происходили несчастные случаи, подстроенные Рекином. Хенбейн знала об этом, Рекин знал о том, что она знает, Уид знал, элдрен подозревали. Это была игра, в которую они играли, никогда не говоря о ее правилах. — О да, — повторил Рекин, — гвардейцев достаточно, хотя они не чета грайкам старой школы, которых мы воспитывали. Нам потребуется их еще больше, и придется мириться с полукровками, рожденными от семени грайков, помещенного в утробу южанок. Нам нужны здоровые, сильные гвардейцы, хорошо вышколенные элдрен, верные Слову, отрицающие Камень. — Помолчав, он добавил с необычным для него ностальгическим выражением: — И все же это не грайки старой выучки из Верна, Глашатай Слова.

Хенбейн улыбалась. Ей нравилось, когда у кротов развязывались языки.

— Да, все мы соскучились по северу, Рекин, все-все.

— Я рад, что нужно идти завоевывать Шибод, Глашатай Слова. Хорошо, когда можно предложить гвардейцам кое-что большее, чем обязанности охранников. Многие рвутся туда, да и таким образом их легче держать в руках. Теперь мы скоро возьмем Шибод.

— Да, так я слышала. Это хорошо. Мне бы хотелось покончить с этим, прежде чем… — Она не договорила.

— Прежде чем что? — переспросил Рекин и пошевелился, слегка расслабив стойку. Его тело было еще очень крепким, но в последнее время прибавилось морщин, и он постоянно хмурился — болел старый шрам на носу.

— Просто прежде чем, — проговорил из тени Уид. — Прежде чем одно, прежде чем другое.

— А! — произнес Рекин, понимая, что проявил излишнее любопытство. Рекин изо всех сил старался сохранять бесстрастное выражение. Он даже не знал, что Уид тоже здесь.

— Значит, все хорошо. Все в порядке. Все решено, — проговорила Хенбейн.

Рекин неожиданно почувствовал себя неспокойно и насторожился. Все в порядке — что в порядке? Все решено — что решено? Все хорошо, слишком хорошо? Ему было тревожно.

— Ты отправишься в Шибод? — мягко спросила Хенбейн.

Отправляться ли ему? Или не надо? Рекин чувствовал себя беспомощным без своих лучших гвардейцев, а они под предводительством Гиннелла, крота, которого он сам обучил и которому доверял, были уже в Шибоде или на пути туда.

— Я колебался, идти ли мне, не зная, каково твое желание, Глашатай Слова.

Хенбейн прищурилась. Из своего укрытия за ними бесстрастно наблюдал Уид. Рекин ждал, всматриваясь и вслушиваясь. Он нервничал.

— Иди, Рекин. Это скорее мой совет, чем приказ. Может случиться, что Шибод будет труднее взять, чем мы себе представляем. Там понадобится твой опыт. А когда все будет закончено, возвращайся в Бакленд.

— Ты будешь там к этому времени?

Хенбейн пожала плечами.

— Если буду, мы с тобой встретимся и поговорим. Если нет, мне бы хотелось иметь в Бакленде того, кому я могла бы доверять.

— А Бик?

— Бик там уже не будет.

— А! — пробормотал Рекин, ничего не поняв. — Значит, я иду в Шибод. И возвращаюсь в Бакленд.

— И побыстрее, Рекин. Будь стремителен и беспощаден. Мне не нравится вызывающее неповиновение этой системы. Шибод — последняя из семи, самая последняя. Когда ты возьмешь ее и подчинишь себе, пошли гонца в Верн. Пусть в Верне узнают. Верн должен узнать.

«Ага. Так. Хенбейн собирается в Верн. Похоже, так. Тогда лучше уж быть в Шибоде со своими верными гвардейцами», — решил Рекин.

— Сделай это, — прошептала Хенбейн и снова вздохнула. — А теперь я устала…

Рекин ушел, бросив на прощание взгляд на Уида. После его ухода Хенбейн повернулась к Уйду.

— Мне хочется получить весточку от Руна, Уид, хочется узнать о нем.

— Теперь уже скоро, Хенбейн. Я уверен, скоро получишь. К Руну послан гонец.

— Хорошо. Хорошо. Шибод — последняя цель. Рекин справится с этой задачей прекрасно. А ты веришь Рекину? Крота, который жаждет отдыха и мечтает о доме, следует заменить. Я хочу уйти еще до конца сентября. Я обещала, что мы уйдем.

И она удалилась. Уид остался один. Он не шевелился. Он думал. «Я обещала, < что мы уйдем». Уид мрачно ухмыльнулся. О да, он отправил послание Руну, но оно не заключало в себе вопросов. Это был совет. «Вели ей возвращаться, — говорилось в нем. — Время пришло». Уид знал, что хорошее настроение Хенбейн вызвано не только ее намерением вскоре вернуться в Верн, причем гораздо раньше, чем Рекин придет из далекого Шибода.

Не только перспектива возвращения радовала ее. Еще и присутствие Бэйли, которого все больше начинали ненавидеть грайки, находившиеся в Данктоне, включая самого Уида. Не в обыкновении Уида было любить или не любить кого-либо; он, как учил его Рун, просто давал оценку тому или другому. Жалкий Бэйли радовал ее! Уид же рассматривал крота Бэйли как повод для тревоги, потому что Бэйли выпустил на волю кое-что, таившееся в Хенбейн, о чем не подозревал даже Рун. Чему в Слове не было определения, нечто неконтролируемое. В течение всего лета, после того как появился этот юнец, Уид думал-думал и пришел к заключению, что только Рун может принять правильное решение, хотя Уид сделал для себя вывод и готов дать совет. Что он и исполнил, отправив срочное послание: «Вели ей возвращаться». И он тоже будет рад такому приказу Руна. Как и Хенбейн, как и Рекину, ему тоже хотелось домой.