Тайная Миссия

Глава десятая

К тому времени, когда они по тоннелям дотащили Триффана до помещения для вновь прибывших, Триффану сделалось совсем плохо. Он был весь в поту и едва держался на ногах. Регворт выглядел напуганным, словно Триффан заболел по его вине. К тому же Регворт заметил следовавшего за ними по пятам охранника и решил, что ему самому грозит расправа. Встревожился и Спиндл: хотя он и догадывался, что состояние Триффана связано со злодейством, коему он стал свидетелем, но как и чем помочь ему, не знал. Триффан никак не реагировал на то, что ему говорили, и весь казался погруженным в какой-то мучительный транс.

Как только они. достигли отведенного для них помещения, Спиндл отыскал наиболее удобное и сухое место, где Триффан мог бы улечься и заснуть. Осторожно подталкивая и поддерживая, он отвел его туда и, озабоченный, сидел подле, пока Триффан не забылся беспокойным сном.

Только после этого Спиндл позволил себе оглядеться и внимательнее рассмотреть помещение, в котором они оказались. Оно было грязное, неприбранное. В дальнем углу он разглядел еще две тесно прижавшиеся друг к другу фигуры.

Охранников было двое: один стоял у входа в тоннель, через который они только что вошли, второй находился возле другого тоннеля, выходившего, по-видимому, на поверхность. Первый охранник подошел к Регворту, и тот объяснил, что это вновь прибывшие и что один из них, Бенет, внезапно почувствовал себя плохо. Затем Регворт торопливо попрощался, бросил тревожный взгляд в сторону Триффана и, добавив, что, мол, хорошо бы в скором времени встретиться, ушел. Второй охранник довольно дружелюбно заговорил со Спиндлом.

— Пару ночей вы проведете здесь, а потом вас отведут к элдрен Феск, она укажет, где вам работать. Сами видите, местечко здесь не очень-то! Стоять здесь на страже для нас — сущее наказание. Едой, какую здесь найдете, можете пользоваться свободно, — сказал он, кивая на небрежно выдолбленное вместилище для хранения червяков: некоторые еще шевелились, остальные, видимо, уже сдохли и выглядели отнюдь не аппетитно.

— Сейчас отдыхайте и постарайтесь вести себя тихо. Не доставите нам хлопот — и мы вас не тронем, — заключил страж. — Если что-нибудь будет нужно — крикните. Меня зовут Алдер, а моего напарника — Маррам.

Алдер был крупным, сильным кротом, и, хотя его голова и бока были сплошь покрыты боевыми шрамами, глаза смотрели на собеседника весело и приветливо. Его приятель Маррам, хотя тоже производил впечатление бывалого бойца, был меньше ростом и, судя по серьезному виду, себе на уме. Спиндл решил, что им достались далеко не худшие стражи из всех, с кем до сих пор доводилось иметь дело.

— Нам можно выходить наверх? — спросил он, указывая на выход, который охранял Маррам.

Тот подошел к ним и быстро сказал:

— Нет, нельзя. Во-первых, в этом нет никакой необходимости, а во-вторых, твой спутник и без того едва жив.

— Ему нужен свежий воздух.

— Наверху кружит много сов. Вас все равно схватят — если не они, так патруль. Лучше оставайтесь здесь, на месте, — внушительно произнес Маррам, и Спиндл понял, что спорить с ним бесполезно. Словно для того, чтобы отвлечь мысли Спиндла от прогулок наверху, Алдер небрежным взмахом лапы указал ему на двух забившихся в дальний угол кротов. Оба казались испуганными и имели неопрятный, замученный вид.

— Не обращайте на них внимания. Это всего-навсего бродяги. Они ждут здесь решения своей судьбы — покаяния или чего другого.

По тому, как рыльца кротов были судорожно прижаты к лапам, Спиндлу даже на расстоянии стало ясно, что кроты напуганы до смерти. Один из них, совсем юный, быстро глянул на Спиндла через плечо и тут же отвернулся; другой, или, похоже, другая, казалась совсем ослабевшей. По всей видимости, она была тяжело больна.

Отойдя, стражи шепотом стали переговариваться, время от времени оглядываясь на Спиндла и его товарища. При этом Маррам выглядел обеспокоенным; Алдер же, поймав устремленный на них взгляд Спиндла, дружески помахал ему: мол, все в порядке, можешь не волноваться.

Несколькими часами позже, когда наступил вечер и в пещерке стало темнеть, беспокойное забытье Триффана сменилось глубоким сном. Он перестал метаться, задышал ровно и глубоко, словно наконец-то обрел долгожданный покой. Спиндл продолжал свое неусыпное бдение, хотя любой непосвященный решил бы, что в защите нуждается именно худенький, хрупкий Спиндл, а не этот, мощного телосложения крот в расцвете сил.

Неожиданно Триффан пошевелился, открыл глаза и с признательностью обратил их на Спиндла, который немедленно притащил ему червяков. Несмотря на непривлекательный вид, Триффан жадно проглотил их, как будто не ел много дней подряд.

— А знаешь, Спиндл, — сказал он затем. — Ведь у того крота действительно не было имени. Крот-Никто. И ни одна живая душа так и не узнала, чей он и откуда. Любой мог оказаться на его месте… Любой другой.

Спиндл заметил, что голос Триффана звучал не так, как прежде, в нем появились низкие, глубокие интонации. Триффан говорил медленно, взвешивая каждое слово. Казалось, он лишь теперь осознал всю меру принятой на себя ответственности.

— Я никогда не забуду его; никогда — покуда жив, — снова заговорил Триффан. — Как не забуду и того, что побоялся прийти к нему на помощь.

— Ты ничего бы этим не добился, — отозвался Спиндл. — Тебя убили бы, а заодно и меня — только и всего! Мы и сейчас еще далеки от безопасности.

— Знаю, так оно и есть, — сказал Триффан, немного помолчав, — как понимаю и то, что он держался достойнее нас. «Верую в Камень», — сказал он просто, и грайки не вынесли этого… И он остался безымянным… безымянным. Камень хочет, чтобы мы в связи с этим поняли нечто важное, очень важное, но что? Этого я пока не знаю. Когда я дотронулся до него, то ощутил в себе мощь Камня, и, хотя сам не услышал звука Безмолвия, я знаю: благодаря мне его услышал тот крот. Своим прикосновением я передал ему благодать Камня и принял на себя его боль. Это было безмерно тяжело: я побывал там, куда, набравшись мужества, мне суждено вернуться опять…

Голос Триффана дрогнул, и Спиндл придвинулся к нему еще ближе:

— Я тоже был там, возле тебя. Смотрел на тебя все время и ужасно перепугался. Но я бы ни за что не оставил тебя одного и никогда — слышишь, никогда — я тебя не оставлю.

— Я знаю. Знаю, что ты был рядом — ты и твоя вера. И все же чего-то еще я так и не успел осознать. Мне необходимо извлечь из этого для себя какой-то урок. «Верую в Камень», — сказал крот, а я даже не знаю его имени.

Увидев, что они разговаривают, Алдер подошел снова.

— Тут не так уж скверно, — проговорил он. — Вам здесь недолго придется пробыть. Нам-то самим здесь торчать еще дня три-четыре, пока не поступят указания насчет этой парочки, если кротиха вообще столько протянет. Она совсем плоха. Вы ожидаете обряда посвящения?

Триффан ответил, что они еще и сами не знают, скорее всего, да.

— Весь этот обряд посвящения — проще простого, только не ляпните чего лишнего. Слушай внимательно, делай что скажут — и крот с головой на плечах, вроде нас, получит себе хазу и червяков от пуза.

— Хаза — это что такое? — переспросил Триффан, согласно кивая. Многие из слов, которые здесь употребляли, он просто еще не научился понимать.

— Я про отдельную нору. Чтобы спать. Так это называли там, откуда я родом.

— А откуда ты родом? — вмешался Спиндл. Любознательный от природы, он любил собирать подобные сведения о нравах и порядках в разных краях.

— С севера, — лаконично ответил крот, и они впервые заметили, что так же, как все другие грайки, с которыми им приходилось встречаться, он глотает слова и жестко произносит согласные.

За дружелюбием Алдера вдруг проглянула отчужденность, нежелание дать себя на чем-то подловить. Наступила неловкая пауза.

— С севера? — протянул Спиндл, явно разочарованный его немногословием.

Алдер же, видимо ободренный их дружелюбным интересом, внезапно разговорился сам.

— Ну да. Попал во вторую колонну, которую отправляли после ухода Хенбейн. Нас сам Рун провожал — вот так!

— Ты его видел? — спросил Триффан.

— Видел ли? — задумчиво повторил Алдер. — На твой вопрос нелегко ответить, приятель. Верн и вообще-то очень сумрачное место. Света мало, кругом какие-то тени; там кроту лучше помалкивать и не глазеть по сторонам. Да, где-то высоко над нами стоял старый-пре-старый крот. Черный мех у него на спине блестел и переливался — такого я не видел никогда в жизни. Говорили, это и есть Рун. Я глянул на него разок, но мне стало жутко. Нам всем стало жутко. «Вон он, Рун!» — сказал кто-то, ну я и поверил… Да и все, кто был, тоже поверили, потому как уж больно важный он был.

— Он что-нибудь сказал?

— Вроде бы, только я плохо его понял. Одно помнится хорошо: он был ужас до чего сердитый. Как закричит вдруг: пришла, мол, пора для нас двинуться на юг и захватить все системы. Они, мол, наши по праву. Потом, помню, крикнул еще: «Смерть камнепоклонникам!» — и после этого замолчал.

— Замолчал? — прошептал Триффан.

— Ну да. — Алдер кивнул головой. — И жуткая такая тишина настала! Прямо не передать: он стоит там наверху и молчит, только черный мех посверкивает, как выпущенные когти. Мне казалось, эта жуть никогда не кончится. А потом он исчез, и мы уже точно знали, куда идти и что делать.

Он вдруг смолк, будто сам изумленный тем, что так разболтался, и, очевидно, решив сменить тему, перевел оценивающий взгляд на замерших в своем углу кротов и заметил:

— От этих, по-моему, проку мало будет. Разве что сгодятся для Летнего Солнцестояния. Элдрен Феск слабаков на дух не переносит, — понимаете, о чем я говорю? Уж мне ли не знать, я служил под ее началом еще в Роллрайте. Стоит им допустить хоть одну промашку — и бац! Феск их тут же вздернет за нос, это ей — как чихнуть!

И, довольный своим остроумием, Алдер разразился громким смехом. Юный крот испуганно оглянулся и еще теснее прижался к своей спутнице, словно пытаясь прикрыть ее от этого хохота.

Алдер отошел и снова занял свой наблюдательный пост, а Триффан стал обдумывать то, что услышал от него о Руне.

Настала ночь, и Триффан со Спиндлом устроились на ночлег. Все это время они делали вид, что товарищи по несчастью в дальнем углу их вовсе не интересуют, однако продолжали исподволь наблюдать за ними, одновременно размышляя о том, есть ли у них самих шансы на спасение.

По доносившемуся сверху глухому стуку и шуршанию травы нетрудно было догадаться, что они находятся под луговиной или где-то возле, потому что наверху паслось стадо коров. Триффан решил, что как раз над ними луг сменяется лесом. В одной из стен их норы виднелась полусгнившая оконечность кола, какие обычно ставили для ограждения пастбища; с другой стороны потолок состоял из сплошного переплетения гигантских корневищ и щетины их отростков. Все это было типично для местности, где кончались луга и начинался подлесок, — местности, особенно удобной для устройства входных и выходных отверстий тоннелей. Обычно именно по таким местам проходили границы лесных поселений. Однако Триффан не учуял привычных для себя запахов леса и сделал вывод, что большая часть Бакленда расположена как раз под пустошью, чтобы молодые кроты могли выбирать во время прогулок, куда их больше тянет — на луга или в лес. Помойная Яма, как ее называли, располагалась, по его расчетам, как раз под лесом, и Триффан, будучи уроженцем леса, сразу почувствовал живой интерес именно к этой части Бакленда, несмотря на зловещие слухи об опасностях, которые она таит. Он скучал по лесным звукам, по причудливым узорам корней и недолюбливал примитивность и скудость луговых систем.