Тайная Миссия

Глава девятнадцатая

После того как этим событием была отмечена Середина Лета, жизнь в Хэрроудауне потекла мирно и спокойно. Успокоился и Мэйуид в ожидании того момента, когда Триффан найдет нужным увести их из окрестностей Бакленда. Он рассчитывал начать путешествие недели через две-три.

— Нам не следует так долго здесь задерживаться, — озабоченно говорил Скинт. — Поверьте, уж я-то знаю словопоклонников. Наше бегство они расценят как поношение Слова и не успокоятся, пока нас не найдут. Они объявят нас вне закона. Это будет означать, что ни одна система нас не примет — все будут бояться преследований и казней. Лучше уйти как можно скорее — прежде чем разошлют приказы о нашем задержании.

Однако Триффан не согласился с ним и решил выждать. В пользу своего решения он привел пример их бегства из Аффингтона: тогда грайки прекратили преследование почти сразу. К тому же, полагал он, вряд ли кому-либо придет в голову искать их у самого Слопсайда, в крошечном Хэрроудауне.

В любом случае ни грайков, ни патрулей поблизости не было, их до сих пор не обнаружили, и, судя по всему, у их преследователей было много других неотложных дел помимо поиска беглецов.

Триффан не возвращался более к событию у Камня, не упоминал об исцелении. Его примеру следовали остальные. Хотя никто из них не догадывался о сане Триффана, все интуитивно признавали его авторитет. Скинту, Смитхиллзу да и всем прочим было достаточно уже того, что Триффан избавил их от тяжкой, отвратительной работы и вернул к нормальной жизни.

Через день-два после исцеления Мэйуида Триффан пришел к Брейвису и с соблюдением надлежащего этикета попросил ученого писца позаниматься с ним, Триффаном, ибо, как он выразился, «время не ждет».

— Чему я могу научить тебя? — спросил Брейвис своего молодого собрата. — Ты и так сведущ во всем не менее, чем я сам.

— Всему, что касается письма: в этом деле Босвелл не успел обучить меня по-настоящему.

И Брейвис начал заниматься с Триффаном прямо там, в заброшенном Хэрроудауне; они работали с таким напряжением, будто знали: надо спешить. Долгие дни проходили в изучении древних текстов Священных Нор, которые Брейвис воспроизводил по памяти: из их пещерки постоянно слышалось поскребывание когтей по коре и земле.

Именно в тот период Спиндл и упросил их обоих научить его искусству письма — его и Мэйуида. Спиндл на этом не успокоился: ему удалось убедить Триффана сочинить новые тексты, которые были бы более просты и не столь сухи и академичны, как те, несомненно важные, что были известны Брейвису.

Так случилось, что в последние дни июня и начала июля Хэрроудаун сделался центром возобновления древних традиций ведения записей, относящихся к событиям повседневной жизни простых кротов. Именно тогда Брей-висом была составлена книга под названием «Воспоминания о грайках в Бакленде». Туда вошло все, о чем своими словами поведали Смитхиллз, Скинт и Виллоу. Брейвис наставлял Триффана и Спиндла, как следует слушать очевидцев, чтобы каждый говорящий мог высказать все до конца без всякого понуждения и поправок.

Тогда же ради практики в письме Виллоу стала диктовать Спиндлу свои «Песни и стихи Вэрфедейла»; впоследствии из них получилась прекрасная книга, благодаря которой имя Виллоу из Вэрфедейла останется жить навсегда в памяти кротов.

В этот же период самим Триффаном была составлена книга воспоминаний и написаны несколько коротких очерков, среди которых наиболее значительным явился набросок книги «Наставления Белого Крота Босвелла». Он написал еще несколько рассказов, таких, как чудесная «Повесть о бегстве из заточения», «Сказание о Мэйуиде из Бакленда», записанное им со слов самого Мэйуида, а также первая книга его труда под названием «Сага Данктонского Леса».

Спиндл более всего был озабочен сохранением всех этих трудов. Он доказывал, что их рискованно брать с собой в дорогу. По его указанию Смитхиллз и Скинт вырыли глубокую пещерку, чтобы сохранить их, а затем перенести в надлежащее место.

В Хэрроудауне это был период напряженнейшей работы: каждый знал, что их пребывание здесь подходит к концу и время дорого. Все стремились быть полезными: Виллоу взяла на себя роль бессменного стража, а Мэйуид, счастливый тем, что и ему что-то поручили, принялся за обследование северного склона к Темзе, чтобы найти самый верный и короткий путь на случай поспешного отступления.

В один из таких напряженных дней Скинт и Смитхиллз обратились к писцам с необычной просьбой:

— Коли уж мы решили идти вместе с тобой, Триффан, то подумали, что не мешало бы тебе рассказать нам побольше об этом вашем Камне, как мы тебе рассказывали про Слово. Не то чтобы мы собрались переходить в вашу веру, однако хорошо бы кое-что для себя выяснить — правда, Смитхиллз?

Тот кивнул в знак согласия.

Итак, Триффану пришлось именно здесь начать свои первые проповеди. Он приступил к этому с неохотой, все еще не считая себя достаточно подготовленным. Однако Брейвис и Спиндл сумели его уговорить, и он начал заниматься со Скинтом и Смитхиллзом. Занятия проходили и на рассвете, и на закате, и среди бела дня.

Его слушали все, включая старенькую Виллоу и юного Мэйуида, который по привычке держался поодаль и сидел либо в своей норке, либо в одном из ближайших тоннелей, откуда его не было видно.

Между тем время шло. Однажды стояла особенно теплая, ясная ночь. Ярко светили звезды; внизу устремляла свои воды на север величественная Темза, и Триффан понял, что настало время собираться в дорогу. Отчего-то он испытывал смутное беспокойство. Может, этому виной был багрово-красный закат, а может, то, что Хэрроудаунский Камень, к которому он прикоснулся, показался ему холодным как лед. Той ночью Триффан объявил всем о своем решении оставить Хэрроудаун. И, очевидно, той же самой ночью с восточной оконечности Слопсайда, никем не замеченные, перебрались через поток несколько кротов. Они подозрительно начали обшаривать берег и вскоре обнаружили следы, которые вели на Хэрроудаунский Холм.

— Там искали? — спросил один.

— По-моему, нет, — отозвался другой.

— Так-так, значит, поищем, — заключил главный.

Наверху, в Хэрроудауне, думали, что находятся в полной безопасности: во-первых, кто-то постоянно стоял на страже, во-вторых, Мэйуид нашел скрытный ход, по которому они могли уйти в случае нападения.

Однако в тот вечер наблюдателей не оставили: все собрались вокруг Триффана, потому что он обещал сообщить им нечто важное.

— Ты нам много рассказал о Камне, о его силе и обрядах. Но что нам требуется запомнить прежде всего?

Долго молчал Триффан, стоя в темноте под звездным небом. Потом глубоко вздохнул и начал говорить. Он назвал им Три Связующие правила Камня.

— Первое. Верующему надлежит воспитать в себе дисциплину. Без нее невозможно разрешить ни одной из проблем, которые неизбежны, если принять истину, что жизнь тяжела. Многие стремятся устраниться от их решения, а потому, можно сказать, и не живут вовсе, жизнь как раз заключается в их разрешении. Уклоняющийся от этого пребывает в постоянном смятении духа.

Дисциплина — есть пребывание в реальности, а не в мечтаниях о том, чего в ней недостает; признание, что впереди много трудностей, и решимость их преодолеть во что бы то ни стало; признание истины, какой бы неприятной она ни казалась; умение существовать во мраке и неустанно стремиться к свету.

Второе. Верующему надлежит дарить всем любовь, а это значит, что он должен иметь ее в сердце своем. Любовь должна быть бескорыстной. Всякая другая есть порождение похоти, алчности или страха. Любовь — это искреннее стремление вести ближнего дорогою Камня; любить — значит ставить интересы другого выше собственных. Но в то же время именно это должно стать твоим личным и высшим интересом! Звучит странно? Что ж, последователю Камня не чуждо чувство юмора! Крот учится любви с детства, но если он не превзошел эту науку тогда, что бывает нередко, он учится любви у других или же у самого Камня.

Третье. По мере того как он осознает, что вокруг него другие, последователь Камня должен постоянно думать и о своем собственном «я». Камень поддерживает всех, поэтому, познавая других, ты глубже познаешь Камень. Со всеми и каждым в отдельности, через них и сам по себе — собирай крупицу за крупицей этого знания. Это и есть жизнь. Помните: Камень открыт для всех; он свободен и светел. Он не есть тайна и не есть тьма. И еще: сначала доверься, а осудить всегда успеешь.

И пусть всегда верующий подчинится дисциплине, стремится любить и тянется к жизни, как голодный — к червяку. Это нелегко. И никогда не станет легко!

Триффан говорил горячо и вдохновенно. Последние слова он выкрикнул и потом рассмеялся — ведь, в конце концов, как он сам сказал, последователь Камня непременно должен обладать чувством юмора.

В воздухе вдруг повеяло холодом. Всем отчего-то стало не по себе. Триффан еще раз напомнил, что завтра они уходят из Хэрроудауна, однако смутное беспокойство не проходило: во мраке за деревьями темнота как-то странно колыхалась, будто в ней что-то двигалось и дышало. Однако сторожевые тоннели, которые на всякий случай обошли перед сном Скинт и Смитхиллз, глухо молчали.

— Что-то мне неспокойно, — сказал Скинт напоследок, перед тем как идти к себе.

— Завтра утром уйдем, — заверил его Триффан.

Спиндл направился было в свою нору, но на полпути вернулся, выбрался наверх и, пробежав по упавшей ветви, снова нырнул в тоннель. Вход в него был настолько хорошо замаскирован, что, хотя Спиндл сам все это устроил, ему приходилось каждый раз отыскивать его заново. Тоннель вел в глубокую пещерку, которую Смитхиллз со Скинтом вырыли по его указаниям для хранения книг. Спиндл стал ее наглухо запечатывать, остановился, сбегал к Брейвису, забрал у него, несмотря на его протесты, еще не оконченную рукопись, бережно уложил ее вместе с другими, вылез обратно и снова стал наглухо запечатывать отверстие. Он проделал это не один и не два, а целых три раза. Теперь он был уверен, что без указаний тайник не удастся обнаружить никому. Усталый, он добрался до своей норы и крепко заснул.

Тем временем Триффан не мог улечься. Он был радостно возбужден предстоящей дорогой и решил еще раз выбраться наверх. Некоторое время он стоял, не двигаясь и устремив взгляд на север. На мгновение ему показалось, что весь кротовий мир для него сосредоточился в одной точке — в Хэрроудауне. Далеко внизу, отражаясь в темной воде излучин, посверкивали звезды. Триффан вздрогнул и стал спускаться под землю, мельком подумав, что, возможно, надо было увести всех отсюда еще сегодня. Потом усталость взяла свое: до завтрашнего дня, в конце концов, осталось всего несколько часов.

Кроты, несшие мрак и смерть, явились, когда они все крепко спали. На рассвете, с первым взмахом крыльев цапли, они уже были на месте. Незаметные, неразличимые в сером сумраке, они ползли и карабкались со всех сторон. И самым неразличимым, на кого так трудно было смотреть при ярком свете дня, был Уид, ибо даже мех его имел налет серости — цвета обмана и клеветы. Он тоже был среди них.