Андреевский флаг

Глава 14

— Ты, Федор Юрьевич, зачем меня звал?

Царь Петр был сильно раздражен — то, что на лодке стоял некий механизм, который позволял ей ходить по морю неимоверно быстро, самодержец понял. И решил разобрать оный, взяв в руки долото и молоток. Но начать работу не успел, как подьячий Преображенского Приказа попросил прибыть государя к князю-кесарю, которого царь и застал в сарае, бросив свое увлекательное занятие, даже не начав его.

— Почто труп кудесника раздел, срамно ведь. Закопать его, и все дела! А то между людьми разговоры пошли, что сжечь тело надобно!

Петр посмотрел на чародея, лицо которого превратилось в черную маску запекшейся крови, а затем перевел взгляд на одежду, которая была бережно разложена на топчане — штаны и куртка из зеленоватого полотна, расписанного желтыми и коричневыми пятнами, и рубашка без рукавов в зелено-белую полоску. И все — а ведь казаки взяли у колдуна кучу всякого барахла. А потому Петр несказанно удивился, и сразу же задал вопрос, что поневоле не задержался у него на языке.

— А ты куда все вещи чародея дел, дядя? Казаки ведь кучу всякого барахла принесли и мешочек золота…

— Это может быть чье угодно добро, но никак не чародейское. Да и труп этот не волшебник никакой, а местный фрязин. Подойди сюда, государь, посмотри, какие толстые вши в волосах бегают, — князь-кесарь совершенно спокойно взъерошил коротко постриженные волосы. Царь пригляделся и сплюнул, увидев знакомых каждому насекомых — он их не жаловал, а тараканов до жути брезговал, даже боялся. А потому везде где монарх останавливался, все щели кипятком проливали.

— Алексашка, он тебя по глазу крепко ударил — посмотри, на костяшках должна быть ссадина. И еще ты ведь говорил, что волос коротко стрижен — сравни, походит ли такой на этом фрязине?!

Меншиков, постоянно ходивший за Петром как тень, без всякой брезгливости осмотрел волосы и ладонь, сплюнул на землю — лицо Данилыча стало злым, глаза сощурились.

— На том волосы были короткие и ровные, а тут, будто наспех ножницами как овцу стригли. И кулак совсем не тот — руки торговца, перо и шпагу держать может, но ударить так крепко силенок не хватит, я в мордобое толк знаю. Ссадины на костяшках нет, а должна быть — вон как меня «пригладил», любо-дорого посмотреть — рука у него дюже тяжелая.

Александр Данилович ткнул пальцем в пухлую синеву, что превратила его глаз в щелочку, и смачно выругался. Потом виновато, как нашкодивший пес посмотрел на царя и негромко сказал:

— Прости, мин херц, не поглядел толком, одежда эта лягушачья смутила. А так бы поторопились и труп сожгли!

— Молодой ты еще, Алексашка, вот и торопишься. Сыск нужно во всем вести осторожно, чтобы ничего не проглядеть наиважнейшего. А теперь пойдем, государь, на одежду посмотрим, в которую труп обряжен был. Занятное будет дело, Петр Алексеевич.

Заинтересованный царь подошел к одежде, а князь-кесарь уже вывернул рубашку, показав на пришитую белую тряпицу, на которой были прописаны буквы и цифры. Так же вывернул куртку и штаны, указав уже на зеленые кусочки ткани с черными надписями. И по мере того, как Петр Алексеевич их внимательно изучал, лицо приняло ошеломленное выражение. Государь не смог сдержать восклицания:

— Бог ты мой, господь-вседержитель, он же прибыл к нам из будущих времен, до которых больше трех столетий!

— Он да не он, Петр Алексеевич! Фрязин грязен, в бане вообще никогда не мылся и задницу не подтирал — там дерьмо прилипшее. А рубашка чистая, и штаны посмотри — следов говна ни малейших. А ведь должны быть, у нас на подштанниках полоски коричневые идут, а тут ничего. На хладный труп одежду натягивали, чтобы в обман ввести. Это не чародей, если бы поторопились сжечь, то хитрость не разгадали бы.

Ромодановский хмыкнул удовлетворенно, так любой человек поступает, который хорошо выполнил работу и получил от нее удовольствие. А вот царь побагровел, щека задергалась.

— Так Фролка меня обманул, пес! Вязать его!

— Не торопись, государь, — Федор Юрьевич схватил царя за руки, и чуть ли не умоляюще заговорил, причем тихо, стараясь чтобы за стенами сарая его не было слышно. — Что ты, что ты, успокойся Петр Алексеевич, как нельзя лучше сделано, мы его за это поблагодарить должны! Хотя, конечно, нехорошо поступил, но вовремя — все войско требует колдуна мерзкого сжечь — вот вечером мы его и спалим. А ты, Александр Данилович, клятвенно подтвердишь, что это именно он тебя кулаком ударишь. Да еще расскажешь всем служивым, как это было.

Ромодановский говорил настолько уверенно, что гнев у царя унялся. И он слушал со всем вниманием, стараясь понять, куда князь-кесарь клонит. Потому, что по прошлым розыскам изменников и прочих татей слишком хорошо знал, что Ромодановский ничего просто так не делает.

— И слов не жалей, Алексашка, опиши красочно! Все должны поверить, что горит именно колдун и чародей, что нас в иное время завел! Сгинул злодей, и пепел его в реку бросили!

— Все сделаю, Федор Юрьевич, как есть расскажу, — Меншиков закивал головой, моментально уловивший суть хитрости, и с ехидной ухмылкой добавил. — Был колдун, и сплыл колдун!

— Умница, — Петр обнял Ромодановского, поцеловал его в лоб. — Теперь мне понятно, почему Фролка истину утаил — служивым смерть колдуна была нужна, да и боярам моим тоже.

— Даже если бы пригрел этого человека из будущих времен, государь, то долго бы он не прожил — отравили бы, али зарезали. А так живой остался, и ты с ним скоро сам говорить в полной тайне будешь. Так он живой останется и тебе важные знания, коими обладает, передаст. Хотя бы как той железной лодкой управлять, что втрое быстрее галеры по волнам идет.

— А кто он такой, ты сможешь сказать, дядя?!

Петр необычайно воодушевился, даже глаза заблестели. Ромодановский же хитро на него посмотрел и негромко сказал:

— Обувь я выбросил, она с этого времени, не с того. И подумал, а почему ее спрятали казаки, другую отдали. Людишки свои у меня среди донцов есть, вот и сказали с утречка, что сегодня атаман Фрол Минаев брата обрел, который со Стенькой Разиным за зипунами в Персию ходил, и там погиб. А тут объявился, все тридцать лет в неволе был у шаха, и одноногий брат его. Под руки племянники водят, и лицом своим он с Минаевыми схож. Вот только не изможден за годы совершенно, и телом нисколько не ослаб.

— Что за дурость, откармливали его там что ли?! И разве одноногие рабы бывают, они же хозяину не нужны, калеки бесполезные?!

— Нужны, государь, если умельцы редкостные, и могут сделать то, что мастерам не под силу. Ты меня понимаешь, государь?!

Петр кивнул, он напряженно размышлял, только Алексашка не утерпел и задал Ромодановскому вопрос:

— Но в лодке две ноги у него было, стоял ведь?

— Хороший мастер себе ногу из дерева вырежет, а умелый механизм сотворит. Но если культя опухнет, ходить не сможет — а он седой весь, к погоде все болеть должно, а тут его водой дважды окатило, и студеной. А с атаманом и его «братом» тебе, государь, говорить надо, тут дело такое…

Князь-кесарь закряхтел, взял зеленую куртку и вывернул ее иначе, показав на два слова, что были написаны от руки чем-то синим. И негромко произнес, выделяя слова:

— Зовут его Павел Минаев, так написано, кому принадлежит сия вещица. А если внук похож на деда, то и потомки могут выглядеть как пращуры, если кровь в жилах течет крепкая, не водица. А этот во Фрола пошел, и силушкой его не обделили — ведь Алексашка подтвердить это может, глаз как у татарина стал прищуренный!