Андреевский флаг

Глава 20

— Властитель Матреги, нашей древней Тмутаракани, Захарий Гризольфи плут и лгун, каких среди фрязинов много, — боярин Федор Алексеевич едва сдерживал раздражение. Его можно понять — пока нельзя было действовать силой, приходилось прибегать к переговорам.

— Он признает тебя, государь, повелителем и пойдет под твою державную руку, если ты ежегодно будешь выплачивать пенсион в тысячу дукатов до самой его смерти.

Среди заседавших в «Боярской думе» прошел недовольный гул — запрашиваемая сумма была несуразной. Таковую можно выплатить за все владения, а этот пройдоха требует пенсион за то, что ему не принадлежит, а взамен лишь готов стать «симпозиантом». Действительно, наглости итальянцам не занимать, привыкли считать Черное море своей собственностью. Вот только не берут в расчет, что к ним пришли не просители.

— Генуэзским правлением тяготится, особенно налогами, что взыскивает с Матреги каффский консул Георгио Рецци в пользу владельца сих земель «Банко Сан-Джорджо», которому принадлежат все крымские владения «Великой общины». Генуя их продала, когда османы закрыли проход кораблей через Босфор, и запретила торг в Царьграде. А оный Захария по матери из князей черкесских, а потому четыре года назад эти самые черкесы начали воевать с фрязинами, и заставили тех оставить Захарию в покое. И этими родичами своими он мне и грозил, если мы не вернем ему город, или не будем выплачивать ему отступное.

— Да кол ему в задницу, вымогателю, — взорвался князь Яков Федорович Долгорукий, топнув ногой. — Корчев и Тмутаракань древние русские владения, и по праву принадлежат тебе, государь, и не след платить за них католикам, что ни стыда, ни совести не имеют!

— Построить редуты в узости, там реки, болотина и озера — и оные черкесы кровью умоются, — подал голос генерал Автоном Головин, — я сам все там объехал — за месяц укрепления возведем.

— Да и не будут черкесы за этого Захарию с нами воевать, — пробурчал князь Борис Голицын, утирая пот на лбу платком, — сами фрязины вздохнут с облегчением, что мы его тут прищучим.

— Вот потому сего Захарию и не надо трогать и в кандалы брать тем паче, — отозвался постельничий Гаврила Головкин. — Этим мы других генуэзцев взбудоражим не ко времени, а султанский флот скоро в море выйдет и к Трапезунду пойдет в силе тяжкой. Как то уговорить его нужно, чтобы он тебе, государь, по доброй воле присягнул. Может подарить ему что-нибудь, хотя деньги давать нельзя — казна не бездонная.

— А корабль ему дать из тех, какой нам не нужен вместо пенсиона. И пусть воюет против османов, грабит их суда, добром всяким разживется, людишки у него верные есть. Пушки даже дадим, те, что поплоше, припас какой-никакой. Неужто откажется? А если потонет сей Захарий, так и хрен с ним, нам забот меньше будет!

Все задумались над предложением Меншикова, включая самого царя. Оно было вполне рациональным, вот только пушки было жалко, не так их и много. Но если фальконеты отдать, да «басы» дробовые, то вполне подойдет. А тут Алексашка снова вылез:

— Я могу с ним поговорить, неужто прельстить не удастся? Распишу ему, кхе-кхе, возможности всякие — молодой еще, горячий и пылкий! И нам ссоры лишней с черкесами не будет.

— А еще послов надо отправить в Трапезунд и княжество Феодоро, помощь предложить в борьбе с османами, — тихо произнес князь-кесарь, и все внимательно посмотрели на него, зная, что Ромодановский всегда все обдумывает, и лишь потом говорит.

— Но не просто так — у них народ есть, ремесленники. А также многое, что нам очень нужно — лес, медь, железо, доспехи, злато-серебро. Не стоит худые корабли разбирать с галерами — пусть их выкупят или обменяют. Против нас они все равно воевать не станут, а с турками потребно. К тому же зависеть от нас будут на будущее.

Наступило молчание, все переглянулись — было видно, что предложение князя-кесаря пришлось по душе, к тому же если удастся продать или обменять то, что не нужно на значимое, то такой момент нужно использовать. А раз предложение Федора Юрьевича Ромодановского всеми фактически одобрено, пусть и молча, необходимо выбрать послами тех, кто договариваться будет с будущими союзниками. В том, что греки и феодориты станут на царскую сторону, никто не сомневался — деваться им некуда, особенно императору Давиду, он любой помощи рад будет. Главное не продешевить, хоть лаской, хоть угрозами, заставить признать главенство царя Петра Алексеевича — нужно только послов выбрать.

— Дозволь, я поплыву в Феодоро, государь, как и говорено прежде было, — негромко произнес Федор Алексеевич.

— А я отплыву в Трапезунд, к императору Давиду, — ревнивый взгляд, брошенный князем Долгоруковым на старшего Головина, говорил о многом — между ними шло острое соперничество.

— Хорошо, быть по сему, — глуховато произнес Петр. — «Крепость» к отплытию готова, капитан Памбург моряк знающий — дойдет до Трапезунда быстро, и ветер попутный. С Яковом Федоровичем в помощь поплывет думный дьяк Украинцев, поможет в переговорах. А ты, Федор Алексеевич, отправишься в Каламиту — у феодоритов это единственная гавань. Вторым послом будет Гаврила Иванович.

Глава Посольского Приказа и Головкин поклонились, принимая царскую волю. А Петр Алексеевич, обведя всех собравшихся внимательным взглядом, продолжил также негромко говорить.

— Вас шаутбенахт Рез на трех кораблях сопровождать будет — надо фрязинам нашу силу показать, и чтобы пушки подсчитали. И осмотреть все внимательно — бухта, где древний Херсонесс стоит, зело притягательна для флота нашего, ее осмотреть нужно внимательно. На карте одно изображено, а глаза иное увидеть могут.

Царь замолчал, что-то обдумывая, никто не хотел прерывать его размышления, тем паче отвлекать от них. После долгой паузы Петр Алексеевич заговорил чуть более громким голосом:

— Вице-адмирал Крюйс с пятью кораблями и четырьмя галерами, бригантинами и фуркатами пойдет Кафу смотреть, в «гости» к консулу. Пусть силу нашу увидят и почувствуют ее. Воевать с фрязинами не нужно, но примучить к союзу с нами крайне необходимо…