Княжий сын. Отцовское знамя

Глава 7

Орловское княжество. Укрытие мятежного боярина Луки. Середина весны 55-го года от Последней Войны.

Началось все с того, что к нам в избу пришел Никита, напустивший на себя таинственный вид, и спросил, охотился ли кто-нибудь из нас на волков. Петра, который в этой опасной забаве наверняка уже участвовал, дома не было, а Степану делать этого не приходилось. Нам с Ромкой тоже, самым выдающимся нашим охотничьим трофеем оставались вепри, убитые в рощице неподалеку от Васильевского села прошлой осенью.

Как оказалось, вчера дружинники вернулись с охоты и рассказали, что видели недалеко от их обычных троп следы волчьей стаи. Небольшой, едва ли с десяток голов, и, скорее всего, молодой. И взять эту стаю ничего не стоит, нужно только подготовиться: постирать одежду, натереть ее полынью, а потом подвесить над одной из троп несколько освежеванных зайцев, так, чтобы кровью воняло как можно сильнее. Ну и дождаться зубастых гостей, конечно же.

Так мы и оказались в засаде посреди леса. Я сжимал короткое охотничье копье и изо всех сил вглядывался в темноту, туда, где были развешена приманка. Рядом лежала куча пропитанных древесной смолой факелов, их следовало разжечь, чтобы напугать зверей и заставить их сбиться вместе. Но этим должен был заняться Ромка.

Волки — это, конечно, не волкулаки, но тоже очень опасные твари, и никому не хотелось быть покусанным. Обычно на них охотились с волкодавами, но собак у нас не было, поэтому поляну с приманкой окружили с десяток дружинников боярина Луки. Чтобы перекрыть зверям путь, если они попытаются вырваться из засады.

- Идут, слышишь? - шепотом спросил Ромка, когда откуда-то со стороны послышался протяжный волчий вой. - Идут…

Волки действительно шли, приманенные запахом крови, который разносился на очень большое расстояние. Они вот-вот должны были появиться на месте засады. Внезапно для самого себя я почувствовал, что меня охватывает азарт.

Но тут с той стороны, откуда доносился волчий вой, послышался человеческий крик полный боли, а следом - разъяренное рычание. Я вскочил с места, подхватывая копье, следом за мной из зарослей кустарника выскочил Ромка. Как выяснилось, я был не единственным, кто поступил так же: все охотники покинули места засады, и теперь мы, растерянно озираясь, стояли на поляне. Все десять человек были на месте.

- Видимо, наткнулись на кого-то, - проговорил Петр.

- Разжигайте факела, и пошли, - решительно мотнул я головой. - Судя по крику, это недалеко где-то, может спасти успеем.

- Свои все здесь, это чужой кто-то, - заметил Никита. - Надо нам оно, драть его в гузно?

- Человека волку на съедение оставлять - не дело, - поддержал меня Петр. - Идем!

Ромка застучал огнивом, разжигая огонь, от одного факела мы распалили все остальные и двинулись на помощь неизвестному страннику. Я как-то оказался первым, бежалось легко, прохладный воздух, пахнущий хвоей и прелой лесной подстилкой, только бодрил. А ведь не так давно я и версты пробежать не мог, чтобы не запыхаться.

Скоро я оказался на другой поляне, где и находились голодные звери и их жертва. Какой-то мужчина в темной стеганой куртке лежал на земле, в ногу ему вцепился один волк, а второй изо всех сил рвался к горлу, но локоть, засунутый в пасть, мешал зверю добраться до жизненно важной точки. Я обернулся и понял, что вырвался далеко вперед, остальные за мной не поспели.

Насчет численности стаи следопыты боярина Луки не ошиблись, их действительно было чуть меньше десятка. Однако на нас двоих хватило бы, тем более, что звери, как только я появился на поляне, переключились на новую жертву. На меня, то есть.

Я выбросил вперед руку с копьем, метясь в волка, но зверь каким-то непостижимым образом увернулся, отпрыгнул в сторону и рванулся вперед. И тогда я ткнул горящим факелом прямо в его оскаленную морду.

Резко завоняло паленой шерстью, волк развернулся и, поскуливая от боли, кинулся бежать. Понимая, что мужчина долго не протянет, я швырнул копье, которое с хрустом пробило тело волка, пытавшегося добраться до горла незнакомца, и сразу же оказался один на один с другим зверем. Из оружия у меня оставался только нож.

Не знаю, что заставило меня поступить так. Может быть, то, что волк, со вздыбленной на холке шкурой и с оскаленными зубами напомнил мне волкулака, убившего мою мать, а, может быть взыграл тот самый охотничий азарт, но меня вдруг затопила вспышкой дикой ярости.

Тогда я бросил факел на землю, рванул навстречу, упал, подминая под себя волка, просунул плечо левой руки ему в пасть, надеясь, что стеганый поддоспешник защитит меня от повреждений, а правой вытащил длинный нож, висевший на поясе. Ударил один раз, второй, зверь жалобно завизжал, больше не пытаясь меня достать. Наоборот, он пытался вырваться, сбежать от человека, с острым железом, которое принесло ему столько боли, но я не давал твари шансов и раз за разом продолжал вгонять клинок в его тушу.

Когда зверь обмяк, я, наконец, успокоился и смог осмотреться. Остальные охотники догнали меня, стая отступила, оставив на земле полдесятка волчьих туш, пробитых копьями. Факел мой тоже уже затоптали, чтобы пожар не начался.

Мужчина же лежал на земле, кажется, он потерял сознание. Кровь толчками вытекала из раны на ноге, чтобы спасти незнакомца, нужно было действовать немедленно.

- Эй, я его знаю, - проговорил вдруг Никита, вглядываясь в лицо мужчины. - Это Ян, он у Орловского наместника ловчим работает.

- Веревку дайте мне, - попросил я, поворачиваясь к кому-то из дружинников Луки.

Кто-то тут же сунул мне в руку искомое. Подхватив с земли первую попавшуюся палку, я обломил ее так, чтобы она была с ладонь длиной, после чего обмотал веревку вокруг бедра раненого и закрутил вокруг деревяшки. Кровь тут же остановилась.

Я проверил разодранный рукав куртки мужчины, но она к моему удивлению выдержала: волчьи зубы повали только верхние слои ткани. А вот кость ему, похоже, сломали.

- Бересты на лубки надо бы, - я повернулся.

- Ты ему, что, помогать собираешься? - спросил Никита. - Это же враг. Он, может быть, нас здесь и разыскивал.

- Пока он нам не сделал ничего, это не враг, - помотал я головой. - Рубите слеги, будем носилки делать.

- Ты его собираешься в наше укрытие вести? - спросил один из дружинников Луки.

- Да, - кивнул я. - Не здесь же его бросать. Если боитесь - глаза завяжите, потом в избе запрем, он и не узнает где он.

- Говорят, что волкулаки - это люди, которых волки покусали, - проговорил вдруг Никита. - Если человек покусанный волками умрёт, то на следующую ночь сам зверем станет.

А вот это заставило меня задуматься. Говорили, что волкулаки идут откуда-то с северных земель, что они рождаются на руинах старых городов, которые, как я узнал из книг в обители, называются Москвой и Ленинградом. Еще сказывали, что в путь их гонит неутолимый голод, поэтому они и нападают на людей. Но ведь не зря тварей сравнивают с волками? Может быть, действительно, дело в этом?

- Ты, Никита Лукич, боярин, а, значит, человек боя. И дело твоё - смердов от всяких напастей защищать, - заявил я, подумал немного и добавил. - Ну и если умрёт он, никто нам не помешает тело сжечь. Мы в лесу, дров везде много, вот и сложим ему погребальный костёр. Из пепла же он не соберется.

Кажется, мои доводы смогли убедить остальных. Пётр отошёл в сторону, и скоро вернулся с берестой, из которой мы сделали лубки и уложили в них пострадавшую руку Яна. Кто-то еще срубил длинные тонкие деревца, очистил их от веток. Сверху мы положили кусок холстины, в который планировали завернуть добычу, завязали толстую и плотную ткань узлами, чтобы на нее можно было уложить человека.

Остальные тем временем принялись свежевать павших зверей. Волчатину есть из нас никто не станет, так что смысла тащить туши до укрытия нет, а вот шкуры - штука ценная. Во многом ради них эта охота и затевалась.

Нет, можно, конечно, сделать и чучело, за которое любой зажиточный горожанин без всякого торга выложит круглую сумму, но мороки с этим очень много. А так шкуры хоть на одежку пойдут. Полушубок там справить, все богаче будет выглядеть, чем овчинный тулуп.

Но я ждать остальных не стал, нужно было как можно скорее отнести раненого в безопасное место, где можно будет заняться им, как следует. Ромка и Петр взялись тащить носилки, и мы втроем двинули к деревеньке.