Княжий сын. Отцовское знамя

Не придумав ничего лучше, я оторвал от когда-то нарядной суконной рубахи боярича длинную полосу ткани, подошел к ведрам. Насчет их назначения я угадал правильно: одно было для нужды, а во втором, похоже, приносили воду. Вода была мутной и затхлой, но по крайней мере, холодной.

Смочив в ней тряпицу, я сложил ее в несколько раз и положил парню на лоб: прохлада должна была принести ему облегчение. Тогда я схватил его за плечо и потряс, пытаясь привести в чувство.

- Давай, боярич, приходи в себя, - позвал я, вспомнив, как мать рассказывала, что с больным всегда нужно разговаривать.

Парень открыл глаза и посмотрел на меня более-менее осмысленным взглядом. Я сделал шаг назад, он попытался сесть, но не смог, и тут же закашлялся, сухо и тяжело. Благородное и по-своему красивое лицо тут же перекосилось в маске ненависти.

- Живой? - спросил я.

- Похоже, что ненадолго вам, сукам, на радость, - ответил тот и откинулся обратно на тюфяк. - А ты кто такой, чтоб тебя Красный Телец рогом драл?

- Полегче, - ответил я, подошел к двери и, убедившись, что там все еще никого нет, ответил. - Я друг твоего отца.

- Так я тебе, выродок, и поверил, - прошептал он. - А ты один что ли? Эх, было бы у меня сил побольше, я бы тебе шею сломал, и на волю.

- Далеко все равно не ушел бы, там снаружи стражников куча, да и в самом подземелье еще есть, - пожал я плечами. - Ну, раз мне не веришь, может тебя ночная кукушка убедит? Она, сам знаешь, дневную всегда перекукует.

- Вот как? - прищурился Никита. – Значит, и правда от отца?

- Да, - кивнул я. - Я попытаюсь тебя вытащить, только ты и вправду не помри. Договорились?

- Постараюсь, - он явно расслабился, черты его лица разгладились. - Как они там, живы?

- Когда в последний раз виделись, был цел и здоров, - кивнул я. - Вот что, сейчас лекарь придет, ты лучше сделай вид, что все еще спишь. Попытаюсь добиться, чтобы тебя куда-нибудь в сухое и теплое место перенесли.

Он согласно кивнул, снова зашелся в тяжелом кашле, а потом прикрыл глаза.

Присесть в камере было негде: единственным предметом мебели оказался тюфяк, а переворачивать ведро и усаживаться на него, как поступил бы на моем месте любой простолюдин, я не стал. Нужно было работать на образ. Поэтому я отыскал относительно чистый участок стены, прислонился к нему спиной, прикрыл глаза и принялся ждать.

Ждать пришлось долго. Не знаю, сколько прошло времени, до того, как из коридора послышались голоса, но боярич к тому времени совершенно точно уснул и задышал более-менее ровно.

В дверном проеме появился тот самый стражник, которого я пугал мечом, а за ним в камеру вошел и Борис Русланович. Но судя по тяжелому дыханию и звукам шагов, шли они отнюдь не вдвоем. Однако, оружия у них в руках не было, из чего я сделал вывод, что мне ничего не угрожает и клинка обнажать не стал.

- Почему людей моих мечом пугаешь, Олег? - проговорил начальник стражи, посмотрев мне в глаза тяжелым взглядом. - Мы тебя достойно приняли, к пленному проводили, а ты с нами так?

- А как я допрашивать боярича должен в таком состоянии? - кивнул я на лежащего на топчане парня. - Он у вас тут помрет со дня на день, в жаре бьется, на кашель исходит. Даже если в себя придет, то рассказать толком ничего не сможет, лихорадка ему не даст.

- Тебе-то откуда знать? - прищурился великан, из-за чего его глаза стали еще хуже, чем обычно, превратились в маленькие щелочки.

- Не в обиду тебе сказано, Борис Русланович, но неужели ты думаешь, что боярин Сергей какого-то неуча с таким важным делом пошлет? - я заложил руки за спину, расправил плечи и поднял подбородок, пытаясь принять горделивый и независимый вид. - Чтобы ты знал, чтобы стать его доверенным лицом, три года я постигал такие науки как медицину, экономику и психологию.

Слова, почерпнутые из умных книг вспомнились как нельзя кстати. Теперь оставалось надеяться, что на него они произведут такое же впечатление, как на меня, когда я впервые прочитал их и узнал значение.

- И что же, ты уверен, что боярич при смерти? - даже если мои слова и возымели какое-то действие на собеседника, то он не показал виду.

- Чтобы это понять, лекарем быть не нужно, - пожал я плечами. - Дышит часто и едва-едва, пульс частит, если руку поднести, от него жаром пышет, как от печки, а еще потом исходит.

- А с чего бы ты так его судьбой заинтересовался, Олег? - продолжал спрашивать начальник стражи. - Умрет, и поделом ему. У него ведь руки по локоть в крови. Говорят, что он дружинников княжьих, которых ватаге их захватить удавалось, лично казнил. И не по-людски казнил, кишки выпускал и к дереву привязанными оставлял.

Такого о боярском сыне я еще не слышал. Однако, не факт, что это было правдой, народ склонен преувеличивать зверства тех, кого не любит, а тут еще и в интересах наместника было распускать такие слухи. Характер у Лукича, конечно, был не сахар, это точно, но вот чтобы кишки выпускать, да к деревьям привязанных бросать…

Да и раз уж взялся помогать ему, не отказываться же теперь? Поэтому пришлось, продолжать соревноваться в красноречии.

- Извини, Борис Русланович, но кто мы такие, чтобы его жизни лишать? Я уже стражнику твоему сказал: он, хоть и преступник, но боярич, а, значит, благородной крови человек, не чета нам с тобой. Вот и судить его только князь может. И наше дело - охранять и допрос вести.

Начальник стражи надулся, но промолчал, и тут-то я понял, что попал в самую точку. Так вот какая у него слабая черта: в бояре он метит. Хоть и выбился в большие чины, всей городской стражей командует, но худороден, и это ему покоя не дает. Так-то у него, может быть, и имение не хуже, чем у иного боярина, и денег не меньше, только вот на пирах за наместничьим столом он все равно сидит на одном из дальних мест.

- Лекаря позвали уже, - проворчал Борис. Было видно, что ему не нравится происходящее, но возразить все равно нечего.

Будто нарочно из коридора вновь послышались шаги, и в проеме появился еще один стражник - запыхавшийся, со сбившимся на сторону шлемом, как будто он бежал, не разбирая дороги.

- Привели? - повернувшись, спросил начальник стражи.

- Не может он, Борис Русланович, - ответил стражник с самым виноватым видом.

- Как это не может?! - проревел Борис.

Он явно начинал закипать. Сначала я его пропесочил, а теперь вот еще и один из подчиненных не выполнил приказал. И тут я понял, что в гневе этот великан действительно страшен: он как будто стал выше, и заполнил собой всю камеру. У меня даже дыхание перехватило, настолько жутким стало его лицо.

- Так пьян он сильно, - ответил стражник, втянув голову в плечи. - Вчера машину какую-то испытывал, которая брагу крепче делает, сегодня даже встать не может…

- Водой обливали, чтобы в себя пришел? - спросил Борис Русланович, которому явно становилось все труднее держать себя в руках.

- Обливали, и по щекам били…

- Тогда в темницу его тащите, заприте тут. И не выпускать пока я не скажу, - махнул рукой начальник стражи и снова повернулся ко мне. - Ты, Олег, хвастался, что лекарским делом владеешь? Значит, и лечить боярича тебе, тем более, что ты сам все это затеял. Лекарский припас у тебя есть какой-нибудь?

- Есть, но он на заводной, а она в конюшне при постоялом дворе… - ответил я.

- Тогда отставить. То, что у нашего коновала есть, возьмешь.

- Так это, - я почесал в затылке. - Тут сыро и холодно, даже если я его лечить возьмусь, он все равно умрет. Комната нужна теплая какая-нибудь. Пища хорошая, сытная. И горячая.

- Комнату ему? - на лице Бориса Руслановича снова появилось раздражение, но на этот раз он сумел сдержать себя в руках. - Хорошо, комната так комната. Найдем что-нибудь, - он обернулся к стражникам, так и стоявшим в дверях, и добавил. – Носилки принесите и ремни. Свяжем, тогда и поднимем наверх, в терем, а то пусть и больной он, но злющий ведь.