Княжий сын. Отцовское знамя

***

На какое-то время я сумел отвлечься от мрачных мыслей, пока разбирался с ранеными. Большинство из них приходили с какой-то ерундой, на которую в боевых условиях и внимания никто не обращал: порезы, ссадины, да синяки на тех местах, где доспехи хоть и сдержали удар, да не совсем.

Но я прилежно занялся всеми: кому-то промыл рану настоем календулы, другим наложил примочки из очанки и окопника, после чего отправился заниматься уже тяжелыми.

Таковых оказалось всего трое, и всех их разместили в шатре. В сознании был только один: Женька, новик, которому не повезло упасть с коня в самом начале схватки. Выбраться из-под тяжелой туши он не смог, потому что свалился неудачно и сломал левую ногу.

Но перелом был хороший, если, конечно, такое слово можно было использовать в отношении тяжелой травмы. Даже кости составлять не пришлось, так что все заживет. Правда, месяц-полтора придется ему передвигаться с обозом, потому что верхом он ездить, конечно, не сможет.

А вот у других двоих дела обстояли гораздо хуже. Одним из них был Игнат, он так и не пришел в себя, и все, что я смог сделать для старого воина и своего наставника - это туго перемотать ему грудь в надежде, что кровь остановится и не станет литься во внутреннюю полость. Хотя, конечно, надежды на это было мало.

А вторым был тот самый Камень из Огибного. По голове ему досталось знатно, даже сильнее, чем Пашке в свое время. С этим я даже сделать ничего не смог, только туго перемотал голову, чтобы кровь не лилась, да оставил лежать. Если повезет, и здоровяк окажется сильнее смерти, то рано или поздно придет в себя.

Закончив, я оставил в шатре Ефима, а сам вышел на улицу. Пока я разбирался с ранеными дождь уже успел прекратиться, да и солнце изрядно продвинулось в своем пути по небосводу, все ближе и ближе подбираясь к горизонту. Однако закат еще не начался, и даже в лесу было более-менее светло.

Воины мои, кому не пришла очередь заступать в караул, собрались вокруг костров и ели из деревянных мисок горячее варево из вяленого мяса и муки, разболтанной в воде. Я подсел рядом, получил такую же плошку и слопал ее, не ощущая вкуса.

Хандра снова захватила меня. Остальные воины, как мне казалось, особо не грустили: грелись вокруг жарко пылающих костров, радовались проглядывающему сквозь кроны деревьев солнышку и тому, что остались живы.

Друзья мои сидели вместе со всеми. Пашка жарил на углях набранные в лесу лисички и белые грибы, нанизав их на обструганные палочки. Роман что-то жевал, наблюдая за тем, как тот готовит.

- Ягоды будешь? - спросил у меня Ромка, когда я закончил с ужином. - Я дикой смородины набрал, кисленькая.

- Давай, - пожал я плечами и протянул сложенные лукошком ладони, в который мой приятель тут же щедро насыпал слегка подавленных, но все еще сочных ягод.

- Что там Игнат? - спросил Пашка, не сводя взгляда с грибов.

- Без сознания, - ответил я. - Если кровь остановится, то поживет ещё, может быть. Если нет…

- Жаль старика, - вставил Ромка. - Почитай всему, что умеем, он нас научил. Ты ешь ягоды, если еще захочешь, я знаю, где набрать, там их полные кусты.

Я закинул в рот пару ягод. Кислятина, конечно, ими бы лучше воду подкрашивать, но все равно вкусно.

- Спасибо, - поблагодарил я его.

- Да не за что, - махнул рукой Роман и продолжил есть ягоды.

Какое-то время мы молчали, и я снова стал погружаться в пучину мыслей. Я снова понял, что завидую своим дружинникам, ведь на них нет ответственности, все, что им положено делать - это идти, куда прикажут и бить тех, на кого укажет князь. Ну и молиться, конечно, чтобы в сече не погибнуть.

Ну и почему я не могу оказаться одним из них? Почему я именно тот, кто обязан принимать решение? Только потому что мать моя спала с князем, а не кем-нибудь из дружинников?

- Что дальше делать думаешь? - спросил Пашка.

- Не знаю, - честно ответил я.

О том, что делать дальше, я и не думал особо. Может быть распустить дружину? Отправить их по домам, восвояси?

Не, не поймут. А если поймут, то тем хуже для меня: кому нужен лидер, который в правоте собственного дела не уверен? Особенно после всего что мы все вместе наворотили. В лучшем случае намекнут, чтобы дурью не маялся, а обидятся, так вообще и зарезать могут.

А что, если сбежать? Пойти ночью, будто бы посты проверять, да сбежать? Без меня они никому и не нужны, так, ватага обыкновенная. Боярин Лука с сыном в розыске, конечно, но они-то как-то сами справлялись, да и дальше, если что, управятся.

Только куда мне идти-то? Про меня уже говорят, что я - княжий сын, а, значит, жизни мне точно не дадут. Искать будут наместники и обязательно рано или поздно найдут. И защищать меня никто уже не станет, отыщут, да удавят, в какую бы дыру я б ни забился.

Нет, помирать, будто лисица, которую собаками затравили, я не стану. Пусть я и не стал князем, но у меня, как ни крути, гордость есть. А что если...

- Княжич, - тряхнул меня за плечо Ефим. - Княжич, ты слышишь меня вообще?

- Слышу, - ответил я, посмотрел на новика и попытался вспомнить, что он только что говорил. И когда он вообще подойти успел?

Не помню. Опять в мыслях своих витаю, забыл обо всем. Вот и смородину, которую мне Ромка отсыпал, почти всю слопать успел. И когда? Даже толком вкуса не почувствовал ведь.

- Иди в шатер, княжич, - Ефим отстранился. - Там Игнат в себя пришел, поговорить хочет. Тебя зовет.

- Игнат? - я не сразу понял, что он сказал. - Меня зовет?

- Да, - кивнул новик. - Я ему сказал, что лежать надо, говорить нельзя, так он ругаться стал, требовать, чтобы ты пришел срочно… Может, если у него ругаться силы есть, еще и обойдется все?

- Посмотрим, - пожал я плечами и двинулся в шатер, где лежали раненые.

Внутри по-прежнему пахло кровью и прелой лесной подстилкой. Камень так и лежал, не шевелясь, но от него другого не ожидалось. Что он вскачет и побежит что ли с раскроенной головой? А вот Игнат сидел на лежанке, опираясь обеими руками о земляной пол.

Ну да, так ему дышать легче. И не поймёшь ведь, льётся кровь или остановилась. Мать учила, конечно, что прокол сделать можно, через который кровь из груди уходить будет, да только нет у меня ни игл нужных, ни знаний.

Вот она наверняка старика спасла бы. А я не могу. Не знаю, как, не умею...

- Ну что, княжич, - невесело усмехнувшись, спросил он. - Теперь-то жалеешь небось, что не убили мы боярина еще в прошлом году осенью, когда могли.

- Не знаю, - пожал я плечами и снова ответил честно. - Я как-то и не подумал об этом. Да и жаль мне. И наших жаль, что погибли, и боярскую дружину жаль, да и самого Сергея тоже.

- Я тебя понимаю, - кивнул старик. - Помнишь, говорил, что мне много раз приходилось раненых врачевать? Так вот, хоронить, тех кто со мной в бой вместе шел, тех, с кем я куском хлеба делился на привале, мне приходилось еще чаще. Братьев хоронить. Я и отца твоего похоронил. А теперь настал и мой через быть похороненным.

- Может быть, выдержишь еще, - сказал я, сам в это не особо веря.

- Не выдержу, и ты это знаешь, - старый воин рассмеялся, и почти тут же смех его перешел в кашель. - И не надо меня утешать, Олег, я смерти не боюсь. Долго уже на этом свете живу, сделать много успел, повидать еще больше. Пора и на тот свет. Мы ведь все равно потом воскреснем, как Христос воскрес.

- А мне-то что делать? - спросил я. - Четверть дружины потерял в напрасном бою. Куда людей вести дальше - понятия не имею. Да еще и думать никак не перестану, о том, что избежать мог всего этого.

- Похоже, что пришел мой срок тебе последний урок преподать, - Игнат закашлялся, приложил ладонь к губам, на которых выступила кровь. - Думал я, что позже это случится, когда ты уже князем станешь, но времени у меня этого ждать нет. Человек предполагает, а Господь располагает, сам должен понимать.

- Я слушаю тебя, - ответил я.

- Так вот, - он снова закашлялся, и на этот раз кашлял гораздо дольше прежде чем продолжил. - Главное, что я тебе должен объяснить - это что погибнуть ради правого дела для воина - большая честь. Что бы теперь ни произошло бы, ты тех, кто под началом твоим погиб, всю жизнь помнить будешь. И поминать.

- Этому христианство учит? - спросил я.

- Нет. С чего ты вообще взял? - мотнул головой старик. - Но христианство учит, что погибнуть ради близких - это правильная смерть. Хорошая. А ты делай, что должен, и будь, что будет.

Погибнуть ради своих близких? Похоже, что это может оказаться единственным ответом на мучающий меня вопрос. Ведь я успел сродниться со своими дружинниками, все они мне стали как братья, которых у меня на самом деле никогда не было.

И я могу отвести меч, висящий над ними, спасти их всех, если…

Но ведь тогда я умру. И что со мной случится? Жрецы Красного Тельца обещали, что после смерти люди отправляются в Небесные Поля, перерождаются и живут там до самого скончания времен. Но я больше не верил этим жрецам, ведь если они заблуждаются по поводу сотворения мира, по поводу того, что было Последней Войной, то как они могут быть правы хоть в чем-нибудь?

Мне хотелось узнать больше о христианах. За время, проведенное в монастыре я не раз задумывался о том, чтобы обратиться в их веру. Стать как Игнат, как те воины, что бились вместе с моим отцом против натиска Железной Орды. Но каждый раз я откладывал это, мне было страшно отвернуться от старой веры, к которой я так привык.

Теперь откладывать было больше нельзя. Если Игнат не научит меня, то уже никто этого не сделает. Да и у старика осталось совсем немного времени. До полуночи, может быть, до рассвета.

- Научи меня, - попросил я. - Научи меня своей вере.

- Научить тебя своей вере? - старик снова невесело усмехнулся. - На это понадобилось бы время. Десятки лет, если не дольше. Я могу только рассказать тебе основы. Принеси мне чего-нибудь попить, а то в глотке пересохло, а потом я попытаюсь рассказать тебе. И учти, что у меня осталось не так много времени, а я хотел бы провести его в молитве.