Мир совкового периода. Второе счастье

Глава 20. 1984

Валентин позвонил утром, когда не было и девяти, и попросил о встрече, причём был согласен приехать – если, конечно, мы ему позволим. Мы позволили, и он обещал быть через полчаса, что дало нам с Аллой формальное обоснование нашего общего нежелания посещать сегодня лекции. Нам надо было хоть как-то прийти в себя, да и проблема Чикатилы всё ещё висела над нами, хотя я, например, уже не считал её проблемой – ну что нам сделает какой-то сраный маньяк после вчерашней пальбы? Ножичком свои помашет? Да пошел он в жопу, этот маньяк, не до него сейчас. Бравада моя, конечно, не имела ничего общего с реальным положением дел – опасаться всё равно стоило. Тем более что я лишился всего своего арсенала; тот же пугач, который милиция даже не заметила, надо было заново снаряжать – а для этого опять идти в гараж, где оставалось немного смеси и был запас картечин. Но оказалось, что ничего этого делать не нужно.

Валентин появился ровно в назначенное время, он был в приподнятом настроении и следы свежего ремонта на двери осмотрел с легким интересом, но ничего не спросил. Зато на предложение выпить чай согласился без раздумий и легко занял самый удобный стул за кухонным столом.

– Смотри! – Валентин вытащил из внутреннего кармана своей куртки небольшой листок желтоватой бумаги и протянул мне.

Я прочитал и положил его на стол, чтобы было видно и Алле с бабушкой.

Это была телефонограмма, полученная центральным аппаратом КГБ СССР сегодня в восемь утра с какими-то минутами. Некий Лисицкий сообщал, что в городе Шахты Ростовской области задержан гражданин Чикатило Андрей Романович, и что мера пресечения указанному гражданину изменена на содержание под стражей.

Я поднял глаза на Валентина, безмолвно прося объяснений.

– Подробностей не знаю, – он развел руками. – Лисицкий – мой друг из ростовского управления, я ему сообщил о своих подозрениях, вот он и держит меня в курсе. У них сегодня оповещалка прошла, что розыск прекращается в связи с задержанием. А что, где – позже станет известно. Но я его попросил держать это дело на контроле, чтобы снова чего-то подобного не случилось, у них есть возможности, вот пусть и используют их на благо общества. Ты точно уверен, что он это тот самый?..

Валентин бросил быстрый взгляд на Елизавету Петровну, а я качнул головой, давая понять, что она не в курсе.

– Уверен, так что пусть проверяют, узнают много интересного. Ну и нам спокойнее будет.

Я повеселел. Гараж пока отменялся, приятели Боба были нейтрализованы, жизнь налаживалась, можно было ждать сессию и думать, кем я хочу стать, когда вырасту, спокойно заниматься ремонтом «Верховины» и прочими простыми и понятными делами. Ещё бы знание будущего на кого-нибудь свалить.

Кандидат на это, в принципе, был рядом, спокойно пил чай, болтал с бабушкой и Аллой – и, кажется, совсем не торопился попадать в историю. И только всплывшая тема покореженной двери вернула его и меня в реальную жизнь.

– А это вчера к нам один из тех хулиганов зашел, что на Егора в гараже напали – и как начал палить! Но Егор очень грамотно себя повел, а потом ещё и Алексей из девятой подоспел...

– В смысле палить? – немного растерялся Валентин.

– Из пистолета, – объяснил я. – Это тот Родион был, которому я морду лица поправил. У которого отец...

– Странно, что нам об этой стрельбе ничего не сообщили... – он напрягся. – Вы не пострадали? – я помотал головой. – А с ним что?

– Его «скорая» увезла. Я в него световуху кинул, а сосед доской по голове приголубил.

– У тебя это превращается в традицию, – ухмыльнулся Валентин; было видно, что у него гора с плеч свалилась. – И тебя не взяли в оборот?

– Мы никому не сказали, – спокойно ответил я. – А они и не спрашивали. Вернее, спрашивали, но не о том.

– Любопытненько...

Валентин побарабанил по столешнице.

– Я позвоню? – спросил он у Елизаветы Петровны.

Тон вопроса отказа не предусматривал, как и последующее предложение ко мне прогуляться. А вот Аллу Валентин брать с собой не захотел, чем очень обидел девушку.

***

Прогулка оказалась не слишком долгой – всего лишь до нашего отделения милиции. Там Валентин оставил меня на лавочке перед входом, а сам скрылся внутри. Я немного посидел, потом перешел на другую сторону улицы, купил в киоске «Союзпечати» свежий номер «Известий» – и вернулся на место. Газеты я теперь покупал регулярно – вдобавок к тому, что выписывала Елизавета Петровна. Мне всё ещё хотелось найти хоть какие-то зацепки, которые помогут мне лучше вспомнить будущее, хотя я почти потерял надежду на это и собирался дальше жить своим умом. Но сегодня ничего интересного не было. Глаз упал только на короткую информашку про то, что северокорейский Ким Чен Ир зачем-то едет в Москву и сделал остановку в Свердловске, но никаких воспоминаний этот визит у меня не пробудил. В конце концов, один коммунист всегда мог посетить других коммунистов с дружеским визитом.

Валентин вышел примерно через час и опустился на скамейку рядом со мной.

– Что-то случилось? – не выдержал я долгого молчания.

– Что? Нет, всё в порядке... хотя, конечно, никто не ожидал, что этот паренек возьмет отцовский наградной пистолет и пойдет мстить тебе. Опять упускаем какие-то мелочи, которые постоянно выходят нам боком...

– Почему упускаете? – немного удивился я. – Такое не предусмотришь. Только непонятно, за что он собрался мне мстить... не за поцарапанное же лицо?

– За отца... – ответил Валентин. – Мы его отца вчера задержали, прямо на квартире, он сейчас в нашей камере сидит.

– На Лубянке?

– Да, где же ещё... и ты это... особо не распространяйся, секретность, сам понимаешь. Я тебе и говорить об этом не должен.

– Понимаю, конечно. Просто любопытно, что привело Родиона в наш подъезд. Но непонятно, как он связал меня и арест отца? Это какую-то извращенную логику надо иметь. Где я, а где – гэбэ?

– Ты не забыл, что взяли его за вмешательство в следственные действия? – напомнил Валентин. – Которые велись в отношении тебя. Так что логика присутствует, но ты прав – извращенная, не для простых умов. Но я бы эту семейку простыми и не назвал.

– Я разговаривал с матерью этого Родиона, – вдруг признался я. – Не так давно, на той неделе, в выходные. Она мне показалась вполне милой женщиной, во всяком случае, по телефону...

– Мать там вроде действительно нормальный человек... ну или была до всех этих событий. А ты зачем с ней общался?

– Да пытался понять, кто эти перцы... собирался их по одному отловить и навалять, чтобы отвалили и оставили нас с Аллой в покое. Одного отловил, кстати.

– Вот как... это которого? Не Родиона?

– Нет, самого мелкого, Лёха зовут. Он у них типа подручного, для стремных дел...

– Стрёмных?

– Неприятных, о которых самим руки марать неохота, – объяснил я.

Правда, я был уверен, что в словарях у этого слово совсем другие значения, но я про них ничего не знал. [1]

– Почему так?

– Кланы. Или касты, как в Индии. Они из разных классовых слоев нашего общества.

– Кланы... классы... в СССР нет никаких кланов или каст, – как-то слишком сурово сказал Валентин.

– Конечно, нет. Вам же лучше знать, – я сказал это и сразу проклял себя за свой длинный язык.

– Ты прямо на статью за антисоветскую агитацию пытаешься наговорить.

Я пожал плечами и закурил сигарету. Валентин поддержал меня, снова достав своё «мальборо».

– Так что там у них за кланы, как ты выразился?

– Да всё просто, – неохотно ответил я. – Трое из этих ребят – дети весьма обеспеченных родителей. Этот тот Боб, с которым Алла шуры-муры крутила, Родион и Михаил. А Лёха из пролетариев, потомственный алкоголик и тунеядец. Но как-то попал в их компанию, вот его и используют таким образом.

– Ты не любишь пролетариев? – прищурился Валентин.

– Не всех, – признался я. – Я разных встречал, и у себя на родине, и здесь. Большинство честно работают, пьют лишь по праздникам и в меру, в семье у них достаток и всё хорошо. А отец этого Лёхи... его вроде за пьянку из геологического НИИ попёрли, а это ещё постараться надо, – я выдумывал на ходу, но чувствовал, что прокатит. – Ну и живут так себе, хотя квартиру государство им выделило. В общем, совсем не пара сынку этого чиновника из МВД. Но вот поди ж ты...

Валентин хмыкнул.

– Ладно, шут с тобой, диссидент недоделанный. Только заруби себе на носу, нет никаких кланов в СССР и не было никогда, – он похлопал меня по плечу. – Что касается дел наших скорбных... Этот Родион сядет, и надолго, с этим строго... Додумался, кретин, стрелять в жилом доме. А с остальными проведем беседу... чтобы прониклись серьезностью ситуации. А то ещё кто-то из них возьмет пистолет и пойдет тебе мстить, могут невинные люди пострадать.

А я, получается, не такой и невинный?

– Когда их Боб из армии вернется, снова придется во всё это влезать, – сказал я. – Вот он, наверное, мстить будет по-взрослому. За всё сразу – и за Аллу, и за приятелей своих. Но ничего, время есть, подготовлюсь.

– Ещё пугачей настругаешь?

– Нет, хватит уже, баловство всё это, – я помотал головой. – Спортом займусь, драться научусь. Возможно, съедем с Аллой отсюда в другой район, а там пусть ищет.

– Хороший план... очень хороший. А о чем ты вообще мечтаешь, Егор? – вдруг спросил Валентин.

Я на несколько секунд задумался, потому что это мог быть шанс получить внеплановый подарок от Деда Мороза – и шанс выставить себя дураком.

– Очень общий вопрос, честно говоря, – ответил я. – Прямо сейчас я мечтаю о том, чтобы добраться до дома и обнять Аллу.

Валентин улыбнулся.

– А не прямо сейчас?

– А не прямо сейчас – о мире во всём мире и о победе коммунизма.

Тут уже завис Валентин, но у него, видимо, был хороший опыт.

– Об этом все мечтают, даже если говорят обратное, – сказал он. – Но чтобы воплотить эту мечту в жизнь, надо очень много и плодотворно работать.

– Я понимаю, что с коммунизмом сразу не получится, – мне, конечно, надо было промолчать, но это было выше меня. – Ведь хотели же его построить к восьмидесятому году, но решили, что провести олимпиаду важнее.

Распространенный в будущем анекдот, честно говоря, был сильно за гранью допустимых шуток об идеологии, и вид Валентина говорил о том, что его моё чувство юмора покоробило.

– Всё-таки, Егор, ты очень несдержан. Тебя оправдывает твоя молодость, да то, что ты говоришь со мной, а не с кем-то ещё. Над некоторыми вещами шутить надо очень и очень осторожно, предварительно всё обдумав и взвесив. А ты походя говоришь то, за что лет эдак пятьдесят назад могли и десятку дать, да ещё и пять по рогам добавить.

Я был уверен, что Солженицын всё наврал; если бы он писал свой «Архипелаг» про обычных, не политических заключенных, то все они у него сидели бы исключительно за неправильный переход улицы. Впрочем, Валентин был почти свидетелем того неспокойного времени, так что, возможно, свои знания он черпал не только из диссидентских трактатов.

Но и остановиться я не мог. Меня опять понесло.

– Эх... понимаете... Сначала десять лет за тупой анекдот, а потом – за мыслепреступление. Подумал не так, как надо, а тебя хоп – и за решетку. И будут люди ходить с фигами в кармане, заученно повторяя, что война – это мир, а свобода – это рабство.