Мир совкового периода. Второе счастье

Но про Кручину я решил пока ничего не говорить.

– Хорошие у нас взаимоотношения... очень хорошие, – задумчиво произнес он. – Мы с ним когда-то... – хотя это не важно... Для собственного, говоришь? А как же коммунизм и мир во всём мире?

– А что с ними? – удивился я. – Без меня никак? Ещё инопланетян пригласите, они точно помогут.

– Инопланетян? – недоуменно переспросил Валентин. – И они тут тоже?..

– Нет, это анекдот, – отмахнулся я. – Но я не буду его рассказывать, за него вы меня точно лет на пять закроете. Так что, будете забирать? Подумайте хорошенько. В вашем офисе я буду говорить только после пыток. А на свободе и на вопросы буду отвечать, но могу и по собственной инициативе что-то рассказать.

Валентин на несколько минут замолчал. Я его не торопил, пусть сам всё продумает и обоснует то, что я обосновать не в силах.

– Например? – наконец спросил он.

Я понял, что победил. Теперь главное было не сесть в лужу.

– Ну... простите, вы в каком чине служите?

– Какое это имеет значение?

– Просто любопытно.

– Подполковник.

– Маловато для вашего возраста, – я посмотрел на него с любопытством. – По службе или так?..

– Должности подходящей нет, – выдал он стандартный ответ.

В общем, или так. Эта проблема действительно существовала, причем не только в кровавой гэбне, но и в её наследнице, российской федеральной службе, а также в полиции и в армии – в общем, везде, где существовала строгая иерархическая структура со званиями. Подполковник не мог стать полковником, пока не займет соответствующую должность, а если такая должность занята, он будет стоять в очереди на повышение. При увольнении Валентину, конечно, сунут в зубы три больших звездочки, но и только.

– Насколько я в курсе, должность можно и придумать, было бы желание, – не знаю, зачем я это сказал – наверняка для него это было больной темой. – Но у меня есть для вас подарок, и если вы им распорядитесь с умом, то можете сразу и генералом стать, если ваше начальство нормальное.

– Генералом? Ты не слишком много на себя берешь?

– В меру, исключительно то, что могу поднять, – улыбнулся я.

– Хм... и что это за подарок? – осторожно спросил он.

– Царский, разумеется, мне на другие размениваться грешновато, – не удержался я.

***

Когда я вспомнил про убийство гэбешника на «Выхино», моя память услужливо подкинула историю, которая к тому преступлению относилась боком, но в моём будущем про них обычно вспоминали вместе. В это время КГБ искало ещё одного своего сотрудника, который был сослуживцем того убитого по какому-то секретному управлению, занимающемуся важной спецсвязью. Считалось, что его вместе с женой и детьми тоже убили, но тела спрятали получше – вот и прочесывали оперативники подмосковные леса на предмет страшной находки. Но уже в перестройку выяснилось, что этот пропаданец оказался банальным перебежчиком – американцы вывезли его с семьей чуть ли не в посылке с дипломатической почтой. Фамилию предателя я точно не помнил, но был уверен, что в ведомстве Валентина в курсе, кого они потеряли.

– У вас несколько лет назад пропал сотрудник... фамилию не спрашивайте, что-то связанное с шеей...

– Шея... шея... Шеймов? – удивился Валентин.

– Наверное, – я пожал плечами. – Сложно запоминать имена людей, про которых ты всего лишь что-то читал разок одним глазом от безделья. Так вот, подарок заключается в том, что он жив, вместе с семьей находится в Америке. Он дал какие-то показания о том, как устроена связь вашего комитета, и американцы этим воспользовались... подробностей не знаю, вроде бы шифровки с закрытого канала перехватывают. Ну, вам лучше знать, что там и как.

Пока я это рассказывал, глаза Валентина становились всё больше и больше, и в конце стали круглыми и схожими по размеру с олимпийским рублем.

– Шеймов? – хрипло переспросил он.

– Говорю же – не помню. Но вот вам ещё бонус, чтобы точно генерала дали. Есть некий Гордиевский и некий генерал Поляков... они вроде ваши сотрудники... не знаю, работают сейчас или нет... в общем, только фамилии, никаких подробностей. Но они точно завербованы и сливают всё, до чего могут дотянуться. Кажется, их всё-таки взяли ваши, но позже, через год или два.

После того, как я замолчал, Валентин продолжал смотреть на меня несколько минут. Возможно, он ожидал продолжения, но я и так выдавил из себя всё, что помнил – да и то в Гордиевском не был уверен, я его всегда путал с каким-то завербованным американцами сотрудником КГБ шестидесятых с похожей фамилией. [5]

– Хмм, – Валентин откашлялся. – Это всё?

– Да, – я пожал плечами. – Вы же хотели меня проверить. Вот и проверяйте.

Мне было любопытно, чем закончится это странное сотрудничество. Я стал его инициатором, а теперь стоило подождать и выяснить, что решил по моему поводу Валентин – молчание, на мой взгляд, затягивалось.

– Так, – он всё-таки встал. – Пора.

– С Аллой попрощаться дадите? – я посмотрел на него снизу вверх.

– Зачем?.. в смысле – зачем прощаться? – удивился он.

– Ну вы же меня заберете с собой, посадите в камеру и будете выпытывать секреты... или что вы обычно с такими, как я, делаете...

– Таких нам ещё не попадалось. Нет, пока живи тут, со своей девушкой, и мечтай о собственном жилье. А потом посмотрим, – он ухмыльнулся – на мой взгляд, весьма зловеще. – Ну а пока мне нужно проверить кое-что... это не совсем моя тема, но я знаю, кто... ладно, тебе вряд ли интересна вся эта кухня. Поэтому не прощаюсь, но говорю – до свидания.

Он протянул мне руку, я её пожал – но он вдруг сжал мою ладонь так, что не мог её выдернуть.

– Ты не ответил на вопрос про вождение, – сурово и глядя мне прямо в глаза сказал Валентин.

– Ответил, – мне было больно, но я изо всех сдерживался. – Я же до старости дожил, работал, опыт, все дела. Таксист я. Тридцать лет стажа. И по совсем другой Москве, где машин столько же, сколько людей. Так что у вас тут лафа... с этой точки зрения.

Он отпустил мою руку также внезапно, как и схватил.

– Таксистом... что ж, это многое объясняет.

Валентин кивнул своим мыслям, развернулся и пошел к метро. Почему-то сегодня он был без машины. Я смотрел ему вслед, не обращая внимания на начинающийся дождь.

***

Мы с Аллой сидели на лавочке напротив фонтана с гордым названием «Дружба народов», ели мороженное за пятнадцать копеек и наслаждались искрами, которые щедро разбрасывало по струйкам воды яркое солнце. День сегодня был очень теплый, метеоролог по телевизору говорил о каком-то новом рекорде, дождик, под который я попал после разговора с Валентином, закончился, так толком и не начавшись. Жизнь была прекрасна, хотя я точно знал, что так будет продолжаться недолго.

– Снова хочется на море, – мечтательно протянула Алла. – Мне там понравилось.

– Съездим ещё... какие наши годы? Или у меня на родине покажу тебе классное горное озеро. Вода холодная до ужаса, но чистая – дно видно, с древними развалинами.

– Точно с развалинами? – засомневалась она.

– Ну с камнями огромными, – поправился я. – Но я в детстве считал, что это какой-то древний город, как Рим или Афины.

– Туда тоже хочу.

– В Рим или в Афины? – уточнил я.

– И туда, – Алла улыбнулась. – И к твоим развалинам.

– И на море?

– И на море...

С морем проблем особых не было. Попросить у Михаила Сергеевича ещё парочку «вездеходов» для покупки билетов без очереди, созвониться с Самвелом, чтобы зарезервировал для нас место у себя или своих знакомых – и через сутки мы уже на месте, плещемся в ласковом Черном море. Правда, не факт, что старик пойдет навстречу ещё раз, но я могу пообещать, что мы не будем останавливаться в Шахтах. С «моим» озером тоже всё было просто – отец выпросит у знакомых или арендует на своем автотранспортном предприятии 469-й «УАЗ» или ГАЗ-69, которые у них ещё имелись в наличии, ну а доехать до места я смогу даже по нашему бездорожью. Правда, к чистой воде и камням на дне прилагались полчища мошкары, но про это Алле пока знать не стоит – пусть думает только о хорошем.

А вот добраться до Рима и Афин сейчас было сложно, особенно бедным студентам.

Правда, бедными мы с Аллой точно не были. После подсчета трофеев, которые я взял после битвы при гараже, мой суммарный капитал лишь немного не дотягивал до двух тысяч. Для СССР этого времени – огромная сумма по любым меркам; с моей точки зрения – сущие копейки, которых не хватит даже на подержанный «Жигуль». Правда, тут ещё и такого понятия не существовало; вторичный рынок машин существовал, но цены на нем мало чем отличались от цен в официальных автомагазинах. Впрочем, без гаража заводить машину сейчас категорически не рекомендовалось – в условиях дефицита всего и вся ушлые ребята могли скрутить всё до последней гайки. А вот найти воришек будет сложно.

Я уточнил у Елизаветы Петровны насчет гаража и выяснил, что можно не спешить с «Верховиной». Этот бокс будет в моем распоряжении до конца лета как минимум; потом собирался вернуться откуда-то сын этого Саныча, и придется выметаться. Саныч, кстати, не особо расстроился, узнав о том, что его собственность оказалась полем битвы – и вроде бы даже гордился тем, что победили наши, то есть я.

Самому мне никуда и ничего не хотелось. Ни в Рим, где я был разок в прежней жизни и не особо восхитился, ни в солнечную Грецию, ни на наше черноморское побережье. Даже домой не хотелось, но надо было показать родителям будущую невесту и поговорить с ними про деньги, махинации с ними и про то, куда выгоднее вкладывать сбережения в это время года.

Ещё меня ждал не очень приятный, наверное, разговор с Иркой – его лучше проводить наедине и без Аллы, чтобы достичь какого-то компромисса и обеспечить дальнейшее мирное сосуществование с этой девушкой нелегкой судьбы. Бить я её, разумеется, не стану, но вот за стукачество ей ответить всё же придется. Например, поставкой бесплатных презервативов – пристойного качества и в нужном количестве. Я считал это честным обменом.

Ну и, конечно, оставался Валентин. Я был уверен, что он сохранит мою историю в тайне от своих коллег, но поделится ею с Михаилом Сергеевичем, против чего я совершенно не возражал. В любом случае наши отношения с этой парочкой тоже должны перейти к «следующему этапу» – хотя, разумеется, не том смысле, который вкладывала в этот термин Алла.

– Всё будет, котёнок, – я выбросил пустой стаканчик в урну и обнял девушку за плечи. – Всё будет, я обещаю.

[1] Слово «стрёмный» активно используется с девяностых годов XX века, означает «страшный, некрасивый, неподходящий» в самом широком смысле – стрёмная шапка, стрёмное дело. Но ещё до этого вроде бы использовалось в воровском жаргоне (стоять на стрёме), и не очень понятно, из этого корня вырос глагол «стремиться» и существительное «стремление». В общем, всё сложно.

[2] Братья Стругацкие, «Трудно быть богом».

[3] «1984» выпустили в СССР только в 1989-м.

[4] «Happiness Is A Warm Gun» с «Белого альбома» – https://youtu.be/8rTb_ghUbtg. У нас «warm gun» переводят как «теплое оружие/ружье» в том смысле, что это оружие, которое только что выстрелило. Но я (и Егор вслед за мной) предпочитаю переводить это словосочетание как «огнестрел», чтобы написанная под наркотой песня стала гимном легализации короткоствола.