Титановый бардак

— И углубить, — заржал Петя, — в особенности с учетом того, что из нас в радиоэлектронике никто ничего не понимает.

— Зато местные — понимают. Но они просто не знают, куда копать — а мы как раз знаем это. На самом деле даже важнее, что мы знаем куда копать не нужно и не даем людям дурью маяться и тратить ресурсы понапрасну.

— Это точно, — флегматично заметила Ира. — Если народу указать путь, светлый путь, я имею в виду, то он, народ, такого наворочает!

— Не пойму, что тебя беспокоит, — заволновался Вася, — у тебя же вроде все хорошо было.

— Меня ничего не беспокоит, кроме острого желания навернуть банку баклажанной икры, которой нет и неизвестно где её взять. А они действительно наворачивают: я всего лишь год назад попросила отлить монокристаллические лопатки для турбины, а они уже их отлили.

— Кто?

— Петров и Васечкин. Чего ржете-то? Ну ошиблась я, все время путаюсь: Петров и Васяткин, которых мне Гудцов прислал. Так вот, они литую лопатку сделали, теперь нужно серийный завод турбинных лопаток строить и новый авиамоторный: на моем заводе Люлька хорошо если один двигатель в месяц собрать может.

— Пишите заявки на следующий год, — отозвался Валентин, или лучше вообще на тридцать седьмой: я сейчас просто вынужден новый экспериментальный завод станками обеспечивать. Иначе вообще все наши планы коту под хвост…

— Ир, а для авиамоторного тебе импортные станки не подойдут?

— А я-то откуда знаю? Ладно, скажу Архипу, пусть подготовит списочек всего необходимого. Или, лучше, его заму по производству: его превосходительство с производством на «ты» и лучше знает, что для завода нужно.

— Какое превосходительство?

— Василий Двинятин, он из столбовых дворян. До революции работал на Санкт-Петербургском металлическом на инструментальном производстве, а после — бухгалтером в Потребсоюзе и вот уже два года у Люльки на заводе. Мужик просто отличный, но его на заводе даже рабочие называют «твое превосходительство»: он как-то кому-то проболтался, что его так в Потребсоюзе называли. Кстати, Валь, твои станки он очень хвалил и говорил, что они не уступают почти каким-то там бельгийским — вот пусть для моторного завода и заказывает те, которым твои не уступают.

— Только пусть пошевеливается, у нас на все закупки года три максимум остается, — тихо заметила Оля. — Мы уже девять лет тут сидим, а сделали очень мало, так что пора пошевеливаться.

— Что-то ты, подруга, врешь, — с довольной улыбкой отозвался на эту реплику Валя. — Мы всё, что было намечено вначале, сделали, и даже больше: про «Корд» мы не договаривались, а теперь завод их по два в день выпускает.

— Ага, и патроны к ним по тысяче в час.

— Ну, это… есть такая проблема, временная. Главное, мы отработали роторно-конвейерную технологию, осталось ее немножко допилить и промасштабировать.

— Допилить, как я понимаю, нужно всю технологическую цепочку, кроме проточки гильзы. Не успевает гидравлика?

— Да сидят инженеры, репы чешут! Но тут я им помочь не могу, я же не знаю, как раньше-то все быстрее делалось. Хотя, наверное, не очень-то и быстрее, скорее просто больше точек обработки на роторе делали…

— Валь, допустим на секунду, что ты достиг оговоренной тобой производительности в два патрона за секунду, — в разговор влезла Гуля. — Я говорю «предположим», это не значит что мы ее достигнем — но ведь даже такое достижение даст нам чуть меньше чем вообще нихрена.

— И какой же из этого следует сделать вывод?

— А вывод простой: тебе не надо заниматься выпуском патронов.

— Охренеть какая ты умная!

— Да, тебе повезло с умной женой, так что слушай и запоминай: тебе надо заняться строительством завода, который будет делать роторные линии по выпуску патронов, и учить инженеров, которые будут эти линии делать и обучать других людей на них работать. Я же не учу военврачей делать операции разные, а учу их учить других делать это. В военно-медицинском училище у нас все же почти пять тысяч студентов, а обнять необъятное в одиночку просто невозможно. А вот в коллективе — почему бы и нет?

— Да, товарищ Сухов, повезло тебе с женой, — хмыкнул Петруха. — Это у нас только Ире не повезло, и не с мужем не повезло, а с тем, что не может она научить других изобретать самолеты. Просто потому что нет у нас запасных ноутбуков…

Ира не только самолеты «изобретала», и ноутбуком своим пользовалась очень много для чего. Да и «вести культуру в массы» продолжала — в силу своего понимания слова «культура». Впрочем, сказать, что ее понимание было неправильным, ни у кого язык не поворачивался, просто иногда она умудрялась друзей своих доводить до крайней степени изумления. Сугубо в положительном, кстати, смысле этого слова. Например, организованная ею при Боровичском Дворце культуры «художественная студия» в середине июня выпустила первый мультипликационный фильм. Под названием «Жил-был пёс»…

— Ира, а ты уверена, что это правильно? — поинтересовалась после сеанса, уже дома, Светлана. — Мульфильм, конечно, замечательный, но…

— Светик, это — совершенно правильно. Я, между прочим, специально интересовалась, так вот: из примерно десятка мне известных деятелей культуры отечественной, которые должны были родиться в последние пять лет, не родился ни один! Мы сильно поменяли этот мир, особенно сильно, когда побороли голод два года назад, и теперь творцы известных нам шедевров просто не появятся на свет. Появятся другие, но наши шедевры отныне будут существовать лишь в нашей памяти — и не предоставить их людям было бы не просто глупо, а вообще бессовестно. Назаров у нас родился лишь в сорок первом, и я тем, что повторила его мультик, лишь отдаю должное его памяти.

— Я как-то не подумала… значит Винни-Пух…

— Как раз Леонов родиться успел, так что с Винни-Пухом не все еще потеряно. Я еще за Хитруком специально приглядываю, но что-то мне говорит, что и тут придется вмешаться, хотя специально я спешить не буду.

— А ты фильм просто с экрана пересняла?

— Ну, почти. Покадрово пересняла, потом отдала ребятишкам на перерисовку потому что слишком нерезко для большого экрана вышло, ну а звук взяла оригинальный: с Джигарханяном и Бурковым тоже все у нас печально. Сейчас еще готовлю к выпуску «Как Маша поссорилась с подушкой», он тоже с оригинальной фонограммой пойдет. А «Волшебное кольцо»…

— Так ты говоришь, что Леонов родился…

— Так и говорю: «Волшебное кольцо» снимать подожду пока Леонов не вырастет. Мне сейчас приходится еще и Писахова защищать: приехала в редакцию журнала «30 дней», сказала Павленко — это главред как раз — что два номера подряд без сказок Писахова обеспечат ему десять лет без права переписки…

— Это ты правильно сделала. Но с мульфильмами — это же каторжный труд всё покадрово переснять!

— Да нифига. Мне Валя автомат сделал: нажимает на кнопочку на компе и на кнопочку камеры, и камера снимает по два кадра в секунду. Ты еще учти, в мультфильмах изначально двенадцать кадров обычно рисуют, потом их на пленку по два подряд переснимают. А сами кадры… у Кулэдите перегнала покадрово в отдельные файлы, скриптом в фотошопе перевела в контурные рисунки — и все дела. Ну а прорисовку и заливку — это ребятишки с таким удовольствием проделали, что даже жалко, что мультики у меня заканчиваются… Ну ничего, небольшой запасец у меня еще есть, если по два-три-четыре в год делать, то до войны их хватит, а там и новые гении вырастут. Главное — воспитать их правильно, а воспитывать нужно на хороших примерах. Кстати, у тебя никого на примете из школьников нет, кто новым Олегом Далем стать сможет? Я бы Флоризеля пересняла…

В середине августа Яков Александрович, возвращаясь с полигона, в очередной раз задумался о «превратностях судьбы». Семь лет назад, когда его буквально «выдернули» из Петербурга… то есть из Ленинграда конечно, он просто «послушался», искренне считая, что кто-то где-то в очередной раз пытается выпендриться перед начальством — что среди краскомов считалось даже особым видом «геройства». Но когда ему вживую показали допрос Коленберга (причем предупредили, что тот сейчас врать или не отвечать на вопросы вообще не в состоянии), он все же осознал, что «эти ребята» на самом деле ему жизнь спасали. А вот осознание того, зачем они это делали, пришло гораздо позже.

Назначенный «начальником отдела отработки экспериментальной тактики» он довольно долго считал, что ему просто дали некую должность чтобы он без дела не болтался, тем более что во всем этом отделе и было-то полтора десятка не самых молодых офицеров. И задачки им ставились какие-то «фантастические» — но уже в середине года тридцатого, когда Институт Оборонной промышленности, в котором его отдел и числился, выпустил кое-что интересное. А главное, отделу передали «для отработки экспериментальной тактики» первую роту «солдат». Так себе солдат, шестнадцатилетних мальчишек, окончивших средние школы — но школы-то они окончили боровичские и, как с некоторым удивлением выяснил Яков Александрович, очень неплохо справлялись с новенькими карабинами. И более чем неплохо были обучены воинским уставам — а для практического их обучения Петр Евгеньевич привез сразу сто двадцать пулеметов Льюиса. Правда, под американский патрон: французы вроде такие продали недорого за ненадобностью, но Валентин Николаевич выделку нужных патронов тоже уже наладил.

К осени тридцать первого отдел был преобразован в отдельный институт, экспериментальная рота как-то незаметно выросла до трех полных батальонов, причем каждый готовился по уставам своего рода войск, а число офицеров тоже перевалило за сотню. Весной же тридцать второго весь новенький институт перебрался в новенький городок, причем специально выстроенный в родовом поместье фельдмаршала Суворова. Рядом появился довольно большой аэродром, на котором разместился аэроклуб, где на двух десятках самолетов детишки учились пилотировать летающие машины — ну а в Институте экспериментальной тактики возник и отдел тактической авиации.

Затем всего лишь за пару лет отделения института появились почти что в каждой деревеньке Боровичского района (и офицеры института проводили занятия по «гражданской обороне» во всех школах, так что практически каждый выпускник даже семилетки мог считаться хорошо подготовленным солдатом), а в самом городке возник и Институт военно-полевой медицины. Объемы задач, стоящих перед Яковом Александровичем росли на манер снежного кома, и, наконец, до генерал-лейтенанта дошло, что «эти ребята» из Особого Девятого управления по сути создают потихоньку собственную армию. Скрытую, но очень большую: ведь только через боровичские школы за восемь лет прошло чуть меньше девятисот тысяч учеников, в основном из бывших безпризорников. Ну да, половину из них составляли девочки, но и Нина Николаевна в работе института принимала самое деятельное участие, обучая как раз девочек премудростям существования женщин в боевых условиях. Да и в аэроклубе девчонок было как бы ни большинство. В аэроклубах: в районе их было уже двенадцать.

Особую гордость жены составляла специальная школа снайперов, чисто «женская». То есть была и «мужская», но почему-то на проводимых почти каждый месяц соревнованиях девочки вот уже три года побеждали мальчиков. Впрочем, парни особо по этому поводу не переживали, ведь девчонки стреляли из обычных карабинов, а ребята — как раз последние три года — из здоровенных винтовок, к которым, откровенно говоря, даже сам Яков Александрович подходил с опаской.