Титановый бардак

Вообще-то «что-то новенькое для проведения экспериментов» в институт поступало по нескольку раз в год, и сейчас он ехал с полигона после «ознакомления» с новой «пулеметной машиной». Впечатления особого машина не произвела: по виду — так вообще как два мотоцикла с общим рулем и с очень широкими шинами, но описание её выглядело интересно. Все же возможность таскать по бездорожью по полтонны груза во время войны весьма полезна, а если на нее поставить пулемет… Яков Александрович с уважением относился к высказываниям товарища Сухова, ведь тот сумел его вчистую победить в нескольких военных играх подряд. Правда, каждый раз выяснялось, что он при этом использовал «новую технику», институтом еще не опробованную — но это как раз и было серьезным стимулом для того, чтобы ее изучить и попробовать применить. Опять же, выпускники второй Пестовской школы уже эту машину вроде как освоить успели…

Вася по поводу демонстрации «пулеметной машины» Слащеву заметил:

— Квадрик наш Якова Александровича не впечатлил.

— А чего бы ему впечатлять-то? — отозвался Валентин, — ведь пока «Корд» на него мы не поставили.

— А, кстати, почему? — поинтересовалась его жена.

— А потому что есть мнение, — ответила Гуле Ира, — что надо квадрик всерьез вооружать. Я тут уговорила Таирова в Курган перебраться на новенький завод, Петр Ионович такую рокировку поддержал…

— А кто у нас Таиров? — решил уточнить Вася.

— Авиаконструктор такой, молоденький и в чем-то даже симпатичный. Не такой, как ты, конечно — но вот И-16 наполовину именно он и спроектировал. Начал было дурью маяться, на базе И-16 пассажирский самолет ваять — вот мне и пришлось подсуетиться.

— Это очень интересно, а квадрик-то мой при чем?

— А при том, что с Таировым от Поликарпова еще и Бисноват ушел. А он — ведущий конструктор всяких ракет, «Молнию» основал…

— А я думал, что с ракетами мы в первых рядах…

— Ну, поспешила: он будет ведущим разработчиком самонаводящихся ракет. Потом. Однако надеюсь, что не очень потом.

— И не очень ведущим: Кобзарев уже предложил схему с подсветкой наземным локатором, на ракете радар только отраженный сигнал ловить будет. Пока у него схема получается килограмм пятнадцать весом, но если с лампами помудрить…

— А кто мудрить будет?

— Непосредственно Рожанский, я ему рассказал что знал про стержневые лампы и автоэлектронную эмиссию. Ведь у него уже с полсотни не самых глупых радиоинженеров трудятся, надеюсь, где-то за год он что-то работоспособное сделает, а там…

— А мне вот что интересно, — в разговор вмешалась Оля, — а почем все эти ваши художества выйдут? Все эти высокие технологии очень, конечно, греют душу, но как насчет бюджетов? Я это почему спрашиваю: ни один из вас на следующий год финпланы мне так и не приволок.

— Гуля, — внезапно в голосе Ирины возникли странные нотки, — дай пинка нашей экономной подруге, я тебе потом отдам. А сейчас тащи меня к себе в больничку: чувствую, что уже пора. Даже очень-очень пора!!!

Три года назад Пантелеймон Кондратьевич неожиданно для себя самого занялся, как он сам называл свою работу, «выращиванием картошки», причем в должности «временного исполняющего обязанности». Вдобавок такие обязанности исполняющего, за которые — если их исполнить не лучшим образом — недолго и до высшей меры социальной защиты доисполняться. Но спустя год он не только избавился от приставки «врио», но и обзавелся орденом Ленина. Хотя сам искренне считал, что большую часть работы сделала комиссар Девятого управления. Так искренне считал, что — по его представлению — и комиссару такой же орден был вручен. Причем вовсе даже не «за картошку»…

То есть картошка тоже сыграла очень важное значение, но чтобы республика в голодный год смогла произвести даже чуть больше шести миллионов тонн ценного клубня, пришлось столько всего переделать! Мужик — он везде мужик, и работать он будет — тут другого слова не подобрать — героически, если будет уверен, что за этот героический труд получит и героическое вознаграждение: можно сколько угодно рассказывать этому мужику про «светлое будущее», но куда как лучше это самое будущее ему просто показать. И показать прямой путь к его достижению…

И вот «показывать светлое будущее» как раз и начали присланные Девятым управлением люди. В каждом из семидесяти пяти районов республики появилось по две-три, а иногда и больше машинно-тракторных станций, но главным — в плане «светлого будущего уже сейчас» стали даже не трактора и автомобили, а поставленные на каждой МТС небольшие электростанции. Большей частью работающие на дровах, но были поставлены и три гидроэлектростанции мощностью около тысячи киловатт каждая! То есть гидростанции выстроили уже к осени, но свет в домах — в селах, где МТС устроены были — появился еще весной. Не во всех домах, поначалу только в школах и, где были, фельдшерских пунктах, но там мужикам, которые подписали обязательство по сдаче картошки (причем по цене очень немаленькой, за живые деньги) — тем мужикам пообещали свет осенью уже провести. А в деревнях, где МТС не было, электричество пообещали уже в следующем году — но опять лишь в тех весках, где обязательств по сдаче картошки было подписано «достаточно»…

Кроме того, что очень порадовало Пантелеймона Кондратьевича, Девятое управление довольно серьезно помогло ему c пропагандой: они поначалу выбили для республиканской прессы дополнительные фонды, а летом вообще выстроили неподалеку от Мозыря фабрику для производства газетной бумаги. Небольшую, но на белорусские газеты ее хватало. А еще в апреле в Минске начала издаваться газета «Колхозный вестник», причем в колхозы по два экземпляра отправлялись бесплатно! И в этой газете каждый день рассказывалось о том, что жизнь скоро станет лучше, и не просто рассказывалось, а сообщалось, что конкретно делается уже сейчас. Например, о том, что были заложены сразу четыре шахты для добычи каменного угля для того, чтобы строящиеся электростанции имели достаточно топлива. О том, что в городах и даже поселках чуть ли не каждый день начинались стройки новых фабрик и заводов…

Когда в сентябре заработали сразу четыре цементных печи на новеньком заводе неподалеку от Могилева в дополнение к более чем десятку выстроенных по всей республике кирпичных заводов и по всей республике стали подниматься новенькие заводы и фабрики, мужики окончательно поверили «новой власти». А в октябре, после того как сразу два десятка председателей наиболее отличившихся колхозов были награждены орденами… точнее, сразу после того, как в колхозах с председателями-орденоносцами начали строить новые школы, фельдшерские пункты и даже каменные дома лучшим колхозникам, «единоличников» на селе почти не осталось.

Правда, не осталось в том числе и потому, что самых ярых противников колхозного строительства пришлось «немножко репрессировать» — но оно того стоило: сейчас в Белоруссии о бывших кулаках почти никто и не вспоминал. Жизнь поменялась так быстро и стала настолько лучше, что просто смысла не было о них вспоминать…