Вернуться или вернуть?

Часть 36

Снова едем в столицу. По пути озадачил братьев написанием статьи для журнала. Не все же мне придумывать темы. Пусть напишут про клинические исследования изониазида. Позже я дополню материал небольшой заметкой о бактерицидных свойствах раствора марганца. Сомневаюсь, конечно, что врачи поголовно кинутся её читать, но есть шанс, что, заинтересовавшись противотуберкулезным лекарством, прочтут и другие сведения.

В этот раз встречал меня не Серега, а Склифосовский с пятью мужчинами в штатском, но чувствовалась военная выправка. Противотуберкулезное средство не просто ждали, а чуть ли не с оркестром встречали. Так-то информацию о том, что Георгий Александрович, сын Александра III, болен туберкулезом, не доводили до широких масс, но думаю, что Склифосовский в курсе. Потому такой конвой был более чем понятен. Я передал лекарства служивым людям, напомнив, что его стоимость два рубля за грамм. Себе, вернее, Романовскому оставил граммов пятьдесят. Обещал же на исследования.

Сереги в столице не было. Он убыл по делам в Кривой Рог. Но указания на мой счет оставил. Николай Васильевич предлагал нам с близнецами остановиться у него, но я предпочел привычный для меня дом. Груша там неплохо управляется со слугами. Серега выставил требования, которым все следуют безукоризненно.

Содержанка Сереги встретила нас радушно. Сообщила, что Сергей Павлович вернется не раньше начала ноября. Пока же мы можем полностью распоряжаться домом. С обязанностями секретаря Груша неплохо справлялась. Даже иногда отвечала на мои письма, когда Сереге было некогда писать.

С утра прибежал Аркашка. Очень уж ему хотелось похвастаться успехами в области киноиндустрии. Пообещал ещё зайти в ближайшее время.

У Склифосовского меня ждали знакомые профессора Афанасьев и Романовский. Чуть позже к нашему обществу присоединился еще один медик, профессор Григорий Антонович Захарьин. Дедок с первых минут меня позабавил. То, что он лечит Льва Николаевича Толстого, я ещё мог поверить, но при упоминании императора с сомнением посмотрел на Склифосовского. Николай Васильевич кратко пояснил, что императорская семья пользуется услугами профессора, вызывая его из Москвы, когда случаются сложные случаи.

— У меня ноги больные, а слуги не понимают, — жаловался Захарьин. — Я им говорю, расставьте по коридору стулья, но непременно венские, чтобы я по пути мог присаживаться и отдыхать. А они насмехаются. Поставили один стул внизу у ступеней, и все. Мне пришлось спускаться и брать стул с собой. Хорошо, что действительно венский. Они легкие.

Про теплую обувь и валенки я тоже слушал с недоумением. С трудом представлял, как этот профессор гуляет по Гатчинскому дворцу в валенках. На фоне представительного Склифосовского или импозантного Романовского Захарьин смотрелся провинциальным врачом без манер и воспитания. Каким бы забавным ни показался мне старичок, но именно ему предстояло провести испытания изониазида на нескольких пациентах, прежде чем предложить новое лекарство царской семье.

— Говорите, через месяц уже намечается улучшение? А через два — полное уничтожение палочек Коха? — все же вернулся к теме туберкулеза Захарьин.

— Всенепременно так, — заверял я. — Возможно, излечение не произойдет полностью, потому курс приема лекарства лучше повторить.

Романовского этот почетный член Императорской академии Наук откровенно раздражал, но и сказать он ничего против не мог. Не тот возраст у Дмитрия Леонидовича, не те заслуги. Ему только и оставалось, что нервно теребить свои роскошные усы и выслушивать жалобы Захарьина на дворцовую прислугу.

Позже Склифосовский рассказал мне одну байку о Захарьине, когда тот, придя в дом господ Хлудовых, вначале разбил палкой окна, потому что они не открывались, затем вспорол перины с клопами и напоследок побил посуду на кухне, в которой хранились остатки вчерашней еды. За это все взял гонорар в тысячу рублей.

"Наш человек", - подумал я, оценив поступки профессора.

Сам Захарьин это подтвердил, заявив во время встречи, что победоносно спорить с недугами может только гигиена!

Через два дня Склифосовский снова пригласил меня к себе домой. Очередная неформальная встреча медиков. Теперь гостем Николая Васильевича был некий Эрнест Лейден. Он тоже консультировал императорскую семью. Разговаривал Лейден исключительно на немецком языке. Может, и знал русский, но мне свои навыки не стал демонстрировать. Я же напрягся и, собрав все свои знания языка, попытался рассказать о признаках гипертрофии сердца. Дойдет такой намек или нет, предсказать сложно. В целом, мы друг другу не понравились. Немец не доверял какому-то выскочке из глубинки России, а я не доверял профессору, консультирующему государя именно потому, что он немец.

Николай Васильевич тонко прочувствовал обстановку. Предложил более нейтральные темы для разговора и не стал обижаться, когда я вскоре завершил свой визит, сославшись на занятость и обязательства перед компаньоном.

Вообще-то проверять завод без Сереги бесполезно. Я мог только своих бывших артельщиков поприветствовать, и не более того. Пообнимался с Епишкой, похвалил его парней. Каждый из строителей имел в подчинении бригаду из местных. Помня, что я совладелец предприятия, они отчитались по поводу строительства. Из писем Сереги я был в курсе, что у нас уже имеется директор Антонов Александр Васильевич. Серега его нахваливал, я своего мнения ещё не имел.

Мне больше не понравилось то, что я свободно прошел на территорию завода через распахнутые ворота. Охрана была, но меня не окликнули, как и еще нескольких человек, идущих следом. Позже поговорил с Устином. Он у Сереги заведует типографией и магазином. Я предложил Устину напечатать бланки пропусков. И вообще здесь нужна серьезная служба безопасности.

Почему-то на заводе ещё не было типичного для предприятий "гудка". Возможно потому, что запустили только один литейный цех, и то не полностью, но дисциплины я не заметил. Инженеры занимались своими делами. Мастеров и начальников цехов не хватало. Народ занимался чем-то не сильно сложным и без особого рвения. Рабочий день был установлен с семи утра, но на следующее утро я специально проверил, кто во сколько приходит. Опоздание на полчаса, а то и более, было в порядке вещей. Ориентировались рабочие на какие-то свои "приметы". Часов, понятное дело, ни у кого не было.

За день я сумел решить этот вопрос. Поселок у нас отстроен рядом с заводом. Слишком громогласный гудок не требовался. Можно позже поставить помощнее. Перед окончанием рабочего дня я попросил собрать рабочих. Довел информацию, что по первому гудку они должны пробудиться, а по второму выйти из дома. Работать начнут с третьим гудком.

На всех предприятиях Петербурга рабочий день начинался с шести утра. Я сделал поблажку и в шесть раздался только первый гудок. А в семь ворота на завод закрыли. Мастер был заранее предупрежден и через какое-то время вышел переписывать "опоздунов". Дисциплина — дело серьезное. Здесь нельзя давать слабину. Эту тему я еще раз обсудил с Антоновым. Пусть у нас еще только один цех и сорок рабочих, но мы сейчас закладываем основу всему комплексу и коллективу.

В ответ я услышал мнение Александра Васильевича о том, что производить станки в России вообще дело невыгодное. Дорого по всем показателям. Это я и без него хорошо знал, напомнил, что в первую очередь станки мы будем у себя использовать. А конкурировать с Европой и Англией сможем только качеством и уникальностью оборудования.

Насчет уникальности я не сомневался. Аналога того фрезерного станка для нарезки зубчатых колес, что еще в чертежах, еще нигде в мире нет. Как нет токарных автоматов и полуавтоматов. Но главное, что у нас будет стандартизация. При поломке какой-то детали ее можно будет заказать и заменить. Почти сразу перейдем на электродвигатели, которые тоже нужно производить самим.

Пока же для изготовления этих супер-станков задействуем оборудование конца девятнадцатого века. Паровой молот, паровые машины и так далее. Сталь и чугун тоже покупаем.

— Здесь отливают станины для станков, — тем временем вёл меня по цеху директор. — Нам нужен химик на завод, — тут же добавил он. — Я пригласил трех кандидатов. Только Сергея Павловича сейчас нет. Может, вы пообщаетесь?

— Александр Васильевич, вы отберите подходящего кандидата, а я посмотрю.

Чем дольше я ходил по заводу, тем больше осознавал, что пора отправлять сюда Артёма. Серега уже не справляется с объемом всего, что монтируется. Рабочих начнем набирать все больше и больше. Нужны еще мастера, которые будут четко знать свой участок работ.

Эта бездонная финансовая яма тянула денег немерено. Восемнадцать иллюзионов столицы работали только на то, чтобы обеспечивать деньгами комплекс будущих заводов и рабочий поселок при нем. Отстроены две трехэтажные "хрущевки". И ещё будут строиться. Условия в домах самые примитивные. Топят печами, таская дрова на третий этаж. Летом готовят на керосинках. Зато водопровод имеется и водонапорная башня, снабжающая всю территорию завода и дома. Пока потребление воды минимальное. Дом заселен только один. А ещё я сегодня у ворот пригрозил всем опоздавшим, что если их уволят, то с квартир придется съезжать.

Пока я разгребал дела на заводе, нанимал персонал, следил за погрузкой материалов, гонял тех немногих имеющихся рабочих, близнецы увлеченно готовили статью для журнала о вреде никотина. С восторгом описывали свое посещение морга и то, какой Афанасьев отличный специалист в своей области. Патологоанатомом Михаил Иванович был первоклассным. А еще и хорошим исследователем. Меня удивило то, что он раньше не заметил очевидное. Сам же Афанасьев признался, что в последнее время в морге тел здоровых людей наблюдать ему не доводилось. Разве что совсем маленькие дети, но их редко отдают патологоанатому. Горожане этого времени подвержены ряду заболеваний. И влияние никотина на легкие не самое серьезное, что можно обнаружить внутри пациентов морга.

Наша совместная статья называлась "Изучение влияния никотина на легочную ткань". От себя я тоже немного добавил то, что не мог отследить патологоанатом. Указал, что при резком отказе от курения у человека в первое время может усилиться кашель. Делать рисунки тоже пришлось мне самому. А затем еще размещать этот заказ в мастерских. Только литографией можно было достоверно передать оттенки и изменения в легких. Дорогие иллюстрации получились. Но речь шла о здоровье, и я не экономил. Для людей со слабыми легкими, живущими в Петербурге с его и без того не самым хорошим климатом, статья в журнале могла что-то изменить к лучшему.

Я сильно засомневался, что моя пропаганда гигиены и здорового образа жизни доходит до широких масс, когда двадцать первого октября прочитал в газете некролог по поводу кончины Петра Ильича Чайковского. Конечно, теперь появился еще один повод для написания статьи о кипячении сырой воды, но как-то грустно осознавать, что я не пришел, не постучал в дверь, не предупредил. Рисунок для портрета в журнал взял из той же газеты. В статье высказал соболезнования по поводу такой утраты, припомнил заслуги композитора и "опять двадцать пять" про холеру. Если быть объективным, то не только от холеры спасет кипячение воды. Сейчас всякой заразы хватает. Чем крупнее город, тем больше вероятность подцепить что-то из кишечных или кожных инфекций.