Офицеры российской гвардии в Белой борьбе. Том 8

С казаками

Противник отступал, без всякого стеснения грабя попадавшиеся ему на дороге хутора, забирая с собой крестьянских лошадей и повозки, сея повсюду отчаяние и недолю. В особенности беззастенчиво обращались большевики с немцами-колонистами, по-видимому хорошо зная, что последние всегда были сторонники белых, сознательно ненавидели анархию и коммунизм и неоднократно оказывали добровольцам самую широкую помощь.

Такое отношение немцев к Белому движению являлось вполне естественным, если принять во внимание, что все колонисты всегда были мелкими собственниками и домовитыми, трудолюбивыми хозяевами, вкладывавшими всю свою душу и силы в дорогие им собственные клочки земли и свои маленькие домики, всегда славившиеся чистотою, зажиточностью и порядком.

От этих-то немцев-колонистов мы впервые и узнали, что отступающий противник двигается со своими отрядами и обозами в район колоний, быстро приближаясь к богатой и обширной слободе Черниговке, пользовавшейся среди добровольцев не совсем лестной репутацией. Такая репутация основывалась на том, что жители Черниговки уже неоднократно замечались в открытом симпатизировании большевикам и махновцам, оказывая им такое же содействие и гостеприимство, какое нам, в свою очередь, оказывали колонисты-немцы.

Не изменили жители Черниговки своим традициям и в данном случае: вскоре после сообщений доброжелательных колонистов донесения наших разведок подтвердили, что махновцы не только спешно двигаются по направлению к этой громадной слободе, но уже и вливаются в нее своими головными частями. В точности подтвердил это обстоятельство и мой бинокль, сквозь стекла которого я мог прекрасно наблюдать знаменитую Черниговку с высоты деревенской колокольни, отличного наблюдательного пункта, открывавшего перед нами всю окрестность.

Вероломная и коварная Черниговка, принимавшая теперь на свое лоно наших врагов, представлялась издали красивой и величественной: это было неимоверно большое, утопавшее в своих садах и огородах село, подобно гигантской колбасе растянувшееся верст на 8—10. За селом начинались поля, постепенно уходившие к туманному голубому горизонту, а на их переднем плане, ближе к нам, виднелось железнодорожное полотно. С колокольни хорошо нам были видны группы пеших и конных людей, быстро двигавшихся теперь по направлению к Черниговке, тотчас же поглощавшей их без остатка… Противник шел под гостеприимный кров своих союзников и приятелей, густо и бесцеремонно таща за собой длинные цепи обозов, нагруженных награбленным добром.

Наш Гвардейский конно-подрывной полуэскадрон на этот раз действовал в обществе и, так сказать, «под протекторатом» новых, доблестных и весьма интересных соратников, казаков Н-ского казачьего полка. Командовал этим полком лихой полковник – весьма любезный, веселый и общительный, соединявший все эти хорошие качества с искусством быть прекрасным начальником, умевшим выводить свою часть из самых рискованных положений.

Согласно приказанию штаба мы должны были принять участие в казачьем наступлении на противника, что и было нами исполнено почти незамедлительно, ибо не прошло часа с момента получения этого приказа, как мы, присоединившись к казакам, принимали участие в их осторожном приближении к противнику, которого доблестный полковник, по-видимому, решил атаковать врасплох, в момент приближения к гостеприимной Черниговке, приняв все меры предосторожности и далеко вперед выслав дозоры.

Противник был уже совсем близко. Казачьи сотни стали выходить из-за пригорка и, поднимая пыль, на широких аллюрах стали выдвигаться на линию фланговой сотни. И лишь только последняя поравнялась с остальными, раздался сигнал, по которому уже через несколько секунд полк стал длинной сплошной линией.

Погода стояла великолепная, настроение у всех не оставляло желать ничего лучшего… Наш полуэскадрон двигался по открытой местности, находясь в середине казачьей лавы и имея за собою наши вьюки с готовым подрывным материалом… Но вот по полю громко и резко разнесся третий сигнал.

– Шашки вон! В атаку наметом… Ма-арш!..

Это скомандовал командир полка, выскочивший далеко вперед от своих станичников… И тотчас же все загудело, завизжало – и понеслось вперед, как только может нестись казачья лава, хорошо известная всему миру еще во времена Наполеона…

Три сотни шли на правом фланге, одна зашла несколько влево, а казачья пулеметная команда стремительно помчалась вперед, увлекая за собою и наших лихих пулеметчиков, ни на вершок не пожелавших отставать от ретивых скакунов…

Казачья лава дело не шуточное на полях сражений – она и поныне способна производить потрясающее впечатление на самого стойкого противника, лучше всяких чудес современной военной техники… И, чувствуя эту силу нашей гудевшей и визжавшей, как ураган, казачьей лавы, с которой наши конносаперы теперь волею судеб слились воедино, мы сами неслись вперед без мыслей, без рассуждений, не признавая никаких препятствий и шутя перелетая на наших конях через весьма основательные рвы и канавы…

Цепи противника теперь уже нас видели, но, по-видимому, решили сделать все от них зависящее, чтобы сократить наш пыл и обороняться во что бы то ни стало… Со стороны железнодорожной насыпи послышался треск пулеметов – и над нашими головами жалобно запели пули, с каждым мгновением сыпавшиеся все чаще и неистовее. А вслед за тем впереди ухнуло раз, другой – и в воздухе, жужжа и гудя, стали рваться шрапнели.

– Ого! – крикнул мне Поморский, скакавший почти рядом. – И они, видно, не шутят… Осиное гнездо…

Это сравнение моего доблестного друга было как нельзя более удачным. Мы действительно влетали как бы в осиное гнездо, окруженное со всех сторон сплошным гулом, треском и тысячами свинцовых жал растревоженных и озлобленных врагов…

Но казаки шли бодро, не обращая никакого внимания на дождь пуль, летевших с насыпей, и быстро приближаясь к десятиверстному селу… А там в эти минуты уже творилось подлинное столпотворение вавилонское, что нам хорошо было видно еще на ходу, во время нашей сумасшедшей скачки… Охваченные паникой большевики в Черниговке обращались в повальное бегство перед нашим вторжением:

рассыпались как горох по огородам и всяким закоулкам, искали укрытия и спасения в хатах, клунях и стогах…

Мы ворвались в село торжествующие, упоенные удачей, не видевшие теперь перед собою ничего, кроме покрытых смертельной бледностью лиц врагов, мелькавших то там, то здесь всего на одно мгновение…

Казаки безжалостно рубили укрывавшихся, а наши конноподрывники не отставали от них и делали то же самое во главе со своим лихим вахмистром Архипенко.

– Нам нельзя терять ни минуты и делать свое дело! – крикнул Поморский. – Устанавливать пулеметы за насыпью!

И он, выскочив из лавы, помчался к указанному месту, быстро расставив стрелков и пулеметы позади жиденького кустарника. А Вольф и я, в свою очередь отделившись от казаков, вскоре уже энергично работали на железнодорожном полотне, подкладывая под рельсы готовые подрывные заряды…

Не знаю, сколько времени прошло у нас за этой работой, – быть может, минут пять, быть может, десять… И вдруг справа донесся испуганный крик, тотчас же заставивший нас вскочить на ноги и оторваться от своего увлекательного дела…

– Бронепоезд!..

Я взглянул на север – и обомлел не на шутку: за краем села, вдоль полотна железной дороги, ясно выделяясь на фоне голубого неба, неспешно, но уверенно ползло в нашу сторону громадное железное чудовище, извергавшее из паровозной трубы клубы черного и зловещего дыма… Окинув взглядом простиравшуюся перед нами сельскую окраину, – с насыпи она была видна как на ладони, – я с ужасом заметил, что только что победоносно занявшие Черниговку казаки теперь повернули вспять и в беспорядке, полным махом уходили в сторону той же самой лощины, откуда мы так недавно начали свое победоносное движение лавой… Но и в этом беспорядке лихие станичники тем не менее не хотели расстаться с трофеями своей недавней славы и гнали перед собой пленных на их же тачанках…

– Вот так история! – сказал кто-то из наших офицеров. – Казаки отходят… Да и что им прикажете делать в этом случае? Но как он дополз сюда, этот проклятый броневик? И что с нами-то будет, ведь мы остались в ужасном положении…

Положение наше действительно было не из завидных: мы оказались брошенными на произвол судьбы вдали от главных сил, представляя собою всего только небольшую горсточку людей, поставленных теперь лицом к лицу со страшным бронепоездом… А он все приближался, попыхивая паровозом и неся с собою почти каждому из нас неминуемую гибель…

Терять нельзя было ни секунды…

– Поставить короткие фитили!..

Короткие фитили ставятся для того, чтобы взрыв последовал как можно скорее, но при этом и самому взрывающему нужно быть начеку и своевременно улепетывать, дабы не остаться без головы спустя какую-нибудь минуту…

Команда – и подрывники кубарем скатились с крутой насыпи прямо в канаву. А затем загремел и взрыв… за ним другой, третий. Куски рельс, шпал и целые кучи песку летали во все стороны: ни один из зарядов не дал осечки. Путь был приведен в негодность на долгое время.

– Пусть теперь едут, черти!.. Не соберут костей до второго пришествия… И как здорово удалось щелкнуть.

Конносаперы сами были довольны результатами своей быстрой работы и теперь посматривали на меня с некоторым нетерпением, ожидая вполне естественного приказа отходить к главным силам, ибо здесь им теперь решительно нечего было делать…

Оглянулся назад и я, для того чтобы немедленно же наметить себе кратчайший путь отступления, – и в тот же момент замер от неприятного удивления, узрев широкое и пустое поле, на котором уже не шевелилась более ни одна живая душа…

Полка казаков нигде не было: он так же стремительно исчез в лощине, как и вылетел из нее четверть часа тому назад. И только из-за одного из холмов виднелся трепетавший сотенный значок, с радостью душевной уловленный мною невооруженным глазом в эту тревожную минуту… И почти одновременно с этим я увидел и одинокого казака, во весь опор скакавшего к нам от того же холмика, через жуткое голое поле…

Проскоком подлетел к нашей канаве, посадил лошадь на задние ноги и, не пытаясь даже отыскивать командира, единым духом громко выпалил в воздух:

– Командир полка приказал конносаперам с пулеметами оставаться на месте!..

И, прокричав эту новость, лихой станичник круто повернул своего длиннохвостого коня и еще более стремительно понесся обратно… А бронепоезд тем временем приближался, подобно огнедышащему сказочному дракону, готовому пожрать нас всех без остатка…

– Что же это такое? – услышал я слова Поморского. – Ведь мы обречены на верную, но никому не нужную гибель… Что они там думают, за холмом? Необходимо выяснить…

Бледный как полотно, но внешне продолжавший сохранять полнейшее спокойствие, он тотчас же передал Вольфу командование, а сам стремительно поскакал за скат, туда, где виднелся значок командира полка.