Мемуары генерала барона де Марбо

Глава IX

С того момента, как я был ранен, состояние дел сильно изменилось. Наши части разбили Витгенштейна и захватили большое количество пленных, однако русским удалось добраться до дороги на Санкт-Петербург, по которой они отступали на Себеж. Чтобы добраться от Клястиц до этого города, надо пересечь весьма обширное болото при Кейданах. Среди этого болота большая дорога проходит по насыпи, сделанной из громадных ёлок, положенных рядом друг с другом. Канава или, скорее, глубокий, широкий канал идёт с двух сторон от этой насыпи. Никакого другого прохода больше нет, если только он не расположен где-нибудь в отдалении от направления на Себеж. Описываемый переход имеет в длину около 1 лье, но деревянная дорога, обеспечивающая его надёжность, отличается весьма значительной шириной. Не имея возможности размещать своих стрелков в болотах, русские отступали по этой искусственной дороге глубокими колоннами. За пределами дороги на наших картах была обозначена ровная местность. Желая сделать свою победу полной, маршал Удино решил преследовать русских на этом пути. С этой целью он уже привёл на болотную дорогу пехотную дивизию генерала Вердье, за которым сначала должна была следовать кавалерийская бригада Кастекса, а затем весь корпус. Когда я вновь вернулся к своему полку, он ещё не вошёл в линию.

Увидев, что я, несмотря на ранение, вновь встал во главе колонны, мои офицеры, унтер-офицеры и солдаты приветствовали меня одобрительными возгласами. Их приветствие доказывало то уважение и ту привязанность, какую питали ко мне эти смельчаки. Меня это глубоко тронуло. Я переполнился особой признательностью к Монтену за ту радость, которую он выразил, увидев меня. Этот офицер, мой товарищ, будучи очень смелым и весьма способным, обладал столь малыми амбициями, что 18 лет оставался простым капитаном, трижды отказывался от звания начальника эскадрона и принял его лишь после формального приказа императора.

Итак, я вновь взял на себя командование 23-м полком, вошедшим в болото, двигаясь за дивизией Вердье. Последние взводы вражеской колонны ограничились только тем, что издали произвели несколько ружейных выстрелов по этой дивизии, когда она вступила на мостки. Однако, как только наши стрелки вышли на равнину, они заметили развёрнутую русскую армию, чья артиллерия встретила их ужасным огнём. Несмотря на потери, французские батальоны продолжали двигаться вперёд. Вскоре все они покинули переход через болота, и на равнине во главе всей бригады оказался мой полк. Полковник А***, временно командовавший моими частями, не был с нами, и некому было указать нам путь. Я подумал, что нужно как можно дальше убрать мой полк из этого опасного места, и приказал моим солдатам перейти в галоп, как только пехота оставит им для этого достаточно места. Я потерял убитыми семь или восемь человек, и очень большое количество солдат было ранено. Следовавший за мной 24-й полк также сильно пострадал, то же самое относится к пехотной дивизии генерала Леграна. Но как только на равнине войска перестроились, маршал Удино атаковал вражеские линии. Поэтому артиллерия противника стала стрелять сразу по нескольким точкам, и выход с дороги через болото оказался бы менее гибельным для других наших частей, если бы в тот момент Витгенштейн не атаковал со всеми своими силами те части, которые были у нас на равнине. Численное превосходство неприятеля заставило нас уступить ему территорию до прибытия нашей остальной армии, и нам пришлось отступать по направлению к переходу через болото. К счастью, эта дорога была достаточно широкой и позволила нам с лёгкостью продвигаться по ней отдельными взводами.

Когда кавалерия покидала равнину, она переставала быть столь же полезной, как там, и, напротив, начинала мешать. Поэтому маршал приказал кавалерии отступать в первых рядах. За ней следовала пехотная дивизия Вердье, который был только что серьёзно ранен. В арьергарде шла дивизия Леграна. Его последней бригаде под командованием генерала Альбера пришлось выдержать очень ожесточённое сражение в тот момент, когда её последние батальоны собирались войти в болото. Но как только они построились колонной, генерал Альбер поместил в хвосте колонны восемь пушек, во время отхода стрелявших по вражескому авангарду, и тот, в свою очередь, понёс большие потери. В самом деле, эти орудия стреляли очень редко, потому что после каждого выстрела их приходилось разворачивать, чтобы продолжать движение, а потом разворачивать для того, чтобы перестроиться в батарею. При проходе через болото такие манёвры оказываются весьма медленными и трудными.

День заканчивался, когда французские войска, выйдя из прохода по болоту, вновь прошли перед Клястицами на берегах Дриссы у брода при Сивошине, через который они переправились утром того же дня, преследуя русских, разбитых перед этим у Клястиц. Русские только что взяли реванш, потому что, нанеся нам потери в семь или восемь сотен человек на равнине, за пределами болота, они с саблями в руках, в свою очередь, оттеснили нас. Чтобы положить конец бою и дать некоторый отдых своей армии, маршал Удино приказал ей перейти реку вброд у Сивошина и стать лагерем в Белом.

С наступлением ночи передовые посты, оставленные наблюдать за Дриссой, сообщили, что противник переправляется через эту водную преграду. Маршал Удино помчался туда и обнаружил, что восемь русских батальонов, имея у себя во фронте четырнадцать орудий, образующих батарею, только что разбили свои бивуаки на левом берегу, занятом нами, а остальная часть их армии находится на другом берегу Дриссы, несомненно, готовясь переправиться через неё на следующее утро, чтобы атаковать нас. Этим неприятельским авангардом командовал генерал Кульнев, человек очень смелый и предприимчивый, но имевший, подобно большинству русских офицеров той эпохи, скверную привычку пить слишком много водки. Похоже, в тот вечер он принял её сверх меры, потому что иначе нельзя никак объяснить совершённую им громадную ошибку, ведь он пришёл лишь с восемью батальонами, чтобы стать лагерем на небольшом расстоянии от армии численностью в 4 тысяч человек, причём в условиях, крайне неблагоприятных для него самого. И действительно, в двухстах шагах позади линии Кульнева текла река Дрисса. Через неё можно было переправиться, только используя брод, поскольку река была весьма полноводной и в других местах её крутые берега поднимались на 15–20 футов. Поэтому у Кульнева лишь один путь к отступлению — брод. Но мог ли он надеяться, что в случае неудачи все его восемь батальонов и четырнадцать орудий достаточно быстро переправятся через этот единственный переход через реку, теснимые значительными силами французской армии, которая в любой момент могла кинуться на них из Белого, расположенного в непосредственной близости от них самих? Нет! Но, похоже, генерал Кульнев был не в состоянии размышлять обо всём этом и разбил свой лагерь на левом берегу этой реки. Поэтому приходится только удивляться тому, что для командования своим авангардом главнокомандующий русскими войсками Витгенштейн выбрал Кульнева, о чьём пристрастии к неумеренному потреблению водки он должен был знать.

В то время как голова колонны русских войск столь вызывающе располагалась на таком малом расстоянии от нас, большое замешательство царило не среди французских войск, а среди их командиров. Маршал Удино был человеком крайне смелым, но его решениям недоставало твёрдости, и он мгновенно мог переходить от плана атаки к распоряжениям относительно отступления. Потери, которые он только что понёс в конце дня по другую сторону большого болота, привели его в состояние величайшей растерянности. Он не знал, что сделать для выполнения приказов императора, предписывающих ему оттеснить Витгенштейна на дорогу к Санкт-Петербургу или, по крайней мере, до Себежа и Невеля. Поэтому ночью маршал очень обрадовался, получив депешу, сообщавшую ему о скором прибытии баварского корпуса под командованием генерала Сен-Сира, которого император ставил под командование Удино. Но вместо того чтобы дождаться этого мощного подкрепления, занимая хорошую позицию, Удино, по совету артиллерийского генерала Дюлолуа, собрался идти навстречу баварцам, заставив всю свою армию отступить до самого Полоцка! Эта необъяснимая идея нашла очень живое противодействие со стороны генералов, собранных на совет. Отважный генерал Легран объяснил, что, хотя наши утренние успехи и были уравновешены вечерними потерями, армия тем не менее как нельзя более готова выступить против врага. Приказать армии отступать на Полоцк значило бы поколебать её моральный дух и представить её баварцам как побеждённое войско, ищущее у баварцев спасения. И, наконец, что лишь одна мысль о подобном отступлении должна была возмутить все французские сердца. Горячая речь Леграна была поддержана остальными генералами, поэтому маршал объявил, что отказывается от своего плана отступления.

Оставалось решить один очень важный вопрос: что же мы будем делать когда рассветёт? Генерал Легран, говоривший авторитетно, на что ему давали право большой опыт, замечательная служба и привычка к войне, предложил воспользоваться ошибкой Кульнева, чтобы атаковать русский авангард, столь неосторожно расположенный без всякой поддержки на берегу, занятом нашими войсками, и сбросить противника в Дриссу за его спиной. Это мнение было принято маршалом и всем военным советом. Выполнение плана было поручено генералу Леграну.

Лагерь армии Удино располагался в лесу, где росли огромные ёлки, стоящие на значительном расстоянии друг от друга. За ними находилась: обширная поляна. Лесные опушки образовывали дугу, два конца которой подходили к Дриссе. Дрисса была как бы «тетивой лука». Бивуак восьми русских батальонов находился очень близко от реки напротив брода. Батарея из 14 пушек располагалась в середине этой линии.

Желая захватить неприятеля врасплох, генерал Удино приказал генералу Альберу направить в обе части леса, выглядевшие «двумя концами лука», по одному пехотному полку. Они, двигаясь по направлению к краям «тетивы лука», должны были зажать вражеский лагерь с флангов, услышав движение кавалерийского полка. Выходя из леса в центре дуги, кавалерийский полк должен был во весь опор броситься на русские батальоны и оттеснить их к обрыву. Как видно, задача, порученная кавалерии, была наиболее опасной, потому что кавалерии не только следовало атаковать с фронта вражескую линию, имевшую 6 тысяч ружей, но и предстояло, ещё до соприкосновения с противником, испытать на себе огонь 14 орудий. Правда, действуя внезапно, можно было надеяться найти русских спящими и испытать с их стороны лишь небольшое сопротивление.

Вы только что видели, как мой полк, приняв караул утром 31 июля в Клястицах, оставался в карауле весь день. Следовательно, в соответствии с установленным порядком, 24-му полку предстояло сменить нас 1 августа в час ночи. Поэтому идти в атаку приказали этому полку, а мой должен был оставаться в резерве, потому что на свободном пространстве между лесом и речкой место оставалось только для одного кавалерийского полка. Полковник А*** направился к Удино и заметил ему, что следует опасаться, как бы во время наших приготовлений к атаке на части Витгенштейна, расположенные прямо перед нами, Витгенштейн не направил на наш правый фланг большую колонну, которая пересечёт Дриссу, воспользовавшись бродом, существующим, по всей вероятности, в 3 лье выше по течению от того места, где мы находились. Тогда Витгенштейн сможет проникнуть в наши тылы, захватить наших раненых и повозки. Поэтому следовало бы послать кавалерийский полк наблюдать за бродом, о котором он говорил. Маршал согласился с этой идеей, и полковник А***, чей полк только что заступил в караул, приказал своим солдатам быстренько сесть на лошадей и отправиться вслед за командиром на задание, какое он сам предложил, оставив тем самым 23-й полк рисковать в бою, что вот-вот должен был начаться.