Мемуары генерала барона де Марбо

Г-н Талейран, бывший священник, считался одним из людей, наиболее преданных Наполеону, давшему Талейрану богатство и титул князя Беневентского, сделавшему его главным камергером двора и т.д. и т.п., короче, г-н Талейран, чьё самолюбие страдало, что он не был больше доверенным лицом Наполеона и министром, руководившим его политикой, встал во главе молчаливой оппозиции, включавшей в себя недовольных из всех партий, особенно после несчастий Русской кампании. В эту оппозицию главным образом входили представители предместья Сен-Жермен, то есть представители высшей аристократии, лишь внешне подчинившейся Наполеону и даже служившей ему в дни его процветания. Эти презренные аристократы впоследствии сделались врагами императора и, не компрометируя себя открыто, всеми возможными способами нападали на главу правительства. Основными руководителями этой партии были аббат Прадт, барон Луи, аббат Монтескьё, г-н Шатобриан, депутат Лене и т.д. и т.п.

Почти все эти талантливые люди под руководством Талейрана, являвшегося самым хитрым интриганом из всех, уже в течение некоторого времени ждали возможности свергнуть Наполеона. Они поняли, что никогда не представится столь удобный случай, чем этот, какой давала им оккупация Франции полутора миллионами врагов, и присутствие в Париже всех монархов Европы, большинство из коих были сильно унижены Наполеоном. Но хотя Наполеон в этот момент очень ослабел, он не был ещё полностью разбит, потому что помимо армии, которую он вёл с собой и которая только что сотворила чудеса храбрости, выносливости и приобрела новые победные лавры, у него оставалась ещё армия Сюше в Пиренеях и Верхней Гаронне, многочисленные войска под командованием маршала Сульта и две прекрасные дивизии в Лионе. Наконец, Итальянская армия была ещё очень сильна. Так что, несмотря на оккупацию Бордо англичанами, Наполеон ещё мог бы объединить все свои силы и бесконечно продолжать войну, поднимая народные массы, ожесточённые вражескими репрессиями.

Г-н Талейран и его партия поняли, что, если они дадут императору время привести в окрестности Парижа следовавшие за ним войска, он сможет разбить неприятеля на улицах столицы или отступить в какие-нибудь преданные ему провинции, где будет продолжать войну до тех пор, пока усталые союзники не согласятся заключить мир. Следовательно, по мнению Талейрана и его друзей, надо было сменить лицо правительства. Но в этом и заключалась большая трудность, потому что они хотели восстановить на троне династию Бурбонов в лице Людовика XVIII, в то время как другая часть нации желала оставить на троне Наполеона или, по крайней мере, учредить регентство императрицы.

Подобное расхождение во мнениях существовало и среди монархов-союзников. Дело в том, что английский и прусский короли стояли на стороне Бурбонов, а русский император, который никогда не любил их и опасался, как бы нелюбовь французской нации к этим принцам и к эмигрантам не вызвала новую революцию, был недалёк от согласия защищать интересы сына Наполеона и его супруги.

Чтобы разом прекратить все эти дискуссии и решить вопрос, взяв на себя инициативу, хитрый Талейран, желая в какой-то степени принудить иностранных монархов принять решение, привёл на площадь Людовика XV около двадцати молодых людей из предместья Сен-Жермен. Все они сидели верхом, с белыми кокардами, под руководством виконта Талона, который был моим однополчанином и от которого я узнал все эти подробности. Юноши направились к отелю, где жил император Александр, громко крича: «Да здравствует король Людовик XVIII! Да здравствуют Бурбоны! Долой тирана!» Сначала эти крики не вызывали у собравшихся ничего, кроме крайнего удивления. Затем из толпы раздались угрозы, поколебавшие самых решительных участников кавалькады. Поскольку первый порыв роялизма не возымел эффекта, участники кавалькады продолжили свой спектакль в различных местах парижских бульваров. В некоторых местах их освистали, в других аплодировали. Поскольку прибытие иностранных монархов приближалось и парижанам требовался какой-нибудь лозунг, чтобы их приветствовать, то возгласы виконта Талона и его друзей весь день звучали в ушах императора Александра, что позволило Талейрану сказать вечером того же дня этому монарху: «Ваше Величество может само судить о том, с каким единодушием нация желает восстановления Бурбонов!»

Начиная с этого момента, дело Наполеона было проиграно, хотя его приверженцев было намного больше, чем приверженцев Людовика XVIII, как показали события следующего года.