Первый шпион Америки

— Потрясающая мысль! — Робинс резко поднялся и с чувством пожал руку Мар шану.

— Причем я хочу дать подборку статей во французских газетах, призвать своих соотечественников к сбору помощи для Советской России и объявить о наборе в интеротряд. Пускай все желающие сдут сюда! Вы тоже, Рей, когда летом будете возвращаться, везите с собой как деньги, пожертвования, так и молодых бойцов, желающих отстаивать революционные идеалы. Я вас заверяю: от желающих отбоя не будет! Это очень плодотворная идея!

Ксенофон Дмитриевич с удовольствием наблюдал за живой мимикой и жестикуляцией Ренс, который под стать Робинсу предпочитал в любом обществе быть на первых ролях. Вот и сейчас, не пробыв и пяти минут за столом, он уже завладел всеобщим вниманием.

— Кстати, вчера Ленин заявил, что гражданская война закончена! — заявил Маршан. — Удивительное заявление! Видимо, Сиверс шлет в Кремль победные реляции, не зная, что на Дону сформирована еще одна армия во главе с генералом Красновым. Надо же быть настолько незрячим, чтобы делать подобные заявления! Даже я знаю, что Добровольческая армия, которая еще в январе 18-го насчитывала всего три тысячи штыков и восемь пушек, за эти несколько месяцев выросла в три-четыре раза, и создание нашего интеротряда теперь архинеобходимо, если воспользоваться любимым словечком Ленина. Немцы вовсю хозяйничают на Украине, а в Кремле по этому поводу полное благодушие. Я бы очень хотел встретиться с Лениным и раскрыть ему глаза на происходящее, если его военные помощники не в состоянии обрисовать вождю полную картину событий. — Маршан многозначительно посмотрел на Локкарта, как бы рассчитывая на его помощь в организации такой встречи.

Выкладывая эти новости, Маршан успевал заглатывать икру, селедку, картошку, тушенку, хлеб, и так стремительно, что у Муры стало портиться настроение: скоро на столе ничего не останется, а других запасов у нее нет, кроме тушенки Рея. Правда, она оставила для Садуля и Маршана по телячьей отбивной, которую Робинс проглотил в один присест и теперь с грустью поглядывал на хозяйку и окружающих, не желая верить, что на этом обед закончился. Свою тушенку он есть не хотел, а икра и селедка с приходом Маршана быстро закончились. Каламатиано проглотил лишь два маленьких кусочка отбивной и отодвинул от себя тарелку, закурив сигару.

— Я говорил вчера с генералом Алексеем Брусиловым… — не дав Робинсу и рта открыть, без паузы продолжит Маршан.

Ренс торжественно сообщил всем эту новость, ибо имя полководца Брусилова знал весь мир: командуя 8-й русской армией в первую мировую войну, Алексей Алексеевич Брусилов в мае 1916 года благодаря искусно составленной им тактической операции совершил прорыв австро-венгерского фронта в районе города Луцка. Об этой победе русских и великолепной операции Брусилова написали все газеты мира, это была одна из ярких битв первой мировой войны. Едва Рене произнес это имя, за столом тотчас воцарилась тишина. По этому случаю Маршан наглым и беспардонным жестом забрал из стеклянной хлебницы последний кусок печеного белого хлеба, на который уже давно нацелился Рей, но из деликатных побуждений не позволял себе такого поступка: Мура могла бы подумать, что он голоден, и тем самым Робинс поставил бы хозяйку в неловкое положение. А кроме того, Рей ждал, пока вскипит самовар, чтобы попить чаю, сделав себе бутерброд с этим вкусным печеным хлебом и джемом, несколько баночек которого из старых своих «крестовых» запасов он специально принес в подарок Муре и теперь выжидал, чтобы преподнести этот сюрприз.

— Брусилов сейчас консультирует Троцкого по расформированию царской армии, и очень многие боевые офицеры уже согласны записаться в красные командиры, — мгновенно, как удав, проглотив кусок хлеба, стал рассказывать Маршан. — Он невысоко ставит военный талант Деникина и считает, что смерть Корнилова ставит под вопрос существование и самой Добровольческой армии. Может быть, это и имел в виду Ленин, говоря, что гражданская война закончена. У Корнилова был огромный авторитет и большой полководческий талант.

— А сколько лет Брусилову? — спросил Локкарт.

— Ему шестьдесят пять, но он хорошо выглядит: бодрый, подтянутый, энергичный. Он называл мне имена многих русских офицеров, чей талант может раскрыться в рядах Красной Армии. Я записал эти имена, но не взял с собой записную книжку. Брусилов назвал примерно десять имен, начиная от поручиков до генералов, кто, по его мнению, превосходит своим стратегическим талантом Деникина. Брусилов сказал, что у Ленина и Троцкого есть возможность создать даже более сильную армию, чем она была при последнем императоре.

— А вы, Ренс, сами в это верите? — спросила Мура.

— Да. Эти двое, Троцкий и Ленин, способны из отсталой России сделать сильную империю.

— Империю? — удивился Каламатиано. — Насколько я понял, русская революция вышла из французской, да и сами большевики назвали свое государство республикой.

— Из России не получится парламентской республики. Принцип вождизма останется. Просто на смену безвольному императору Романову пришел новый вождь или диктатор, как хотите, Ленин, и он с группой талантливых помощников будет править до своей смерти, а ему на смену придет новый вождь, и все будет так продолжаться. Только слепец может обмануться красивыми лозунгами и не видеть того, к чему Ленин стремится. Я ему как-то сказал: Россия с незапамятных времен управлялась сначала великими князьями, потом царями, потом императорами. Русский народ не поймет и не примет парламентаризма. Дума при последнем царе была лишь красочной декорацией. Вы объявили главным принципом Советской России диктатуру пролетариата. Но в этом случае должен быть диктатор со всеми вытекающими полномочиями. И я его спросил: вы готовы объявить себя не председателем Совнаркома, а диктатором? Как вы думаете, что он ответил? — доедая последний кусок тушенки, лукаво спросил Маршан, обводя всех присутствующих за столом интригующим взглядом.

Все молчали. Мура не выдержала, поднялась и принесла Садулю и Маршану по отбивной. Рей надеялся, что хозяйка не забудет и его, но графиня на его призывный взгляд лишь обворожительно улыбнулась ему.

— Он никогда этого не сделает! — помрачнев, проговорил Робинс. — Диктатура — временное явление и нужна, чтобы подавить внутренних врагов. Ильич мне сам об этом говорил.

— Он мне сказал, — пропустив мимо ушей реплику Рея, точно не услышал ее, улыбнулся Ренс, — что он и есть диктатор и со временем это поймут все. Но чтобы не травмировать слух любителей свободы, он будет называться председателем Совнаркома. «Я понятно объяснил?» — спросил он меня, и мне ничего не оставалось, как развести руками.

Пока Маршан бегло пересказывал ответ Ленина, он успел проглотить половину отбивной, что привело Робинса в еще большую ярость.

— Это ложь! — Рей даже стукнул кулаком по столу. — Я часто беседовал и обедал с Лениным, и Роберт может это подтвердить. Мы говорили абсолютно на все темы, в том числе и о диктатуре и диктаторах. Ленин мне не раз говорил, что хочет построить республику, которой управлять будет сам народ. «Каждая кухарка научится управлять государством», — любил повторять он, и если б Ильич сейчас услышал ваши гнусные измышления, он бы дал вам пощечину!

Робинс густо побагровел от гнева, точно Маршан оскорбил лично его. Повисла неловкая пауза. Рене еще улыбался, доедая отбивную и всем своим радостным видом как бы пытаясь сказать, что говорить можно все что угодно, но это только распалило Робинса.

— Мы можем прямо сейчас поехать к Ленину, и через пятнадцать минут вы будете извиняться перед ним за эти лживые слова! Вам, как журналисту, негоже врать своим читателям!

— Но позвольте, мистер Робинс, я могу поклясться на Библии, как у вас это принято, чю Ленин говорил мне эти слова!

Ренс поднялся и сделал высокомерное лицо. Подскочил и Рей. Назревала драка. Полковник в таких ситуациях не пасовал.

Капитан Брауде проснулся от удара Робинса по столу и через минуту вспомнил все, что с ним случилось. Надо было уходить. Его колотил озноб, он плохо соображал, какой выход можно придумать в создавшемся положении. За окном уже густился чернотой вечер, мокрый снег бил в стекло, и о том, чтобы удрать через крышу, не могло быть и речи.

— Господа, успокойтесь! Рей, какая разница, кто что сказал, — попыталась утихомирить буянов Мура.

— Как это какая разница?! При мне оскорбили моего лучшего друга, человека, которого я не только уважаю, но люблю больше жизни! И я готов сегодня же стреляться с этим щелкопером и обманщиком, чтобы спасти честь великого революционера! — бушевал Робинс.

— Рей, он мог так сказать, — вмешался Локкарт. — Ленин непредсказуем, ты же знаешь…

— Он не мог так сказать! — прорычал Рей. — Ленин — рыцарь революции! Он ее знамя! Он говорит, ' думает, действует и живет ради своего народа, ему ничего не надо себе лично! Ему не нужна диктатура, и он не хочет быть Диктатором!

— Вы, мистер Робинс, совершенно не понимаете характер нового советского вождя. Вы придумали какого-то Дон Кихота, а он таковым вовсе не является, — с грустью усмехнулся Маршан. — Если б он был таким, я бы перестал его уважать. А я люблю Ленина потому, что он диктатор и беспощадной рукой строит новую Советскую империю. Вы нарисовали образ какого-то слизняка, недоумка, а я люблю хитрого, расчетливого и жестокого политика, который выполнит то, что обещал, любой ценой. Ощущаете разницу?

— Вы негодяй! — взревел Робинс.

Единственным выходом для Брауде оставалось просто выйти из спальни, открыть входную дверь и сбежать, воспользовавшись замешательством хозяев. Любой другой путь — через балкон наверх, на крышу, или вниз, на балконы других этажей, — был уже неприемлем: Павел чувствовал, как в теле поднимается жар, он, видимо, заболевал, его здорово просифонило еще во дворе, когда он сидел на скамейке. И лучше всего выскочить сейчас, пока, судя по громким голосам в гостиной, происходила какая-то ссора. Другого выхода у капитана Брауде просто нет.

Робинс бросился с кулаками на Маршана, который узко решил спасаться бегством, отступая к двери, но Локкарт с Садулем перехватили Рея и, несмотря на вес его яростное сопротивление, сумели задержать.

— Остановитесь, Рей, что вы делаете?! — прошептал Локкарт, с мольбой взглянув на Каламатиано, как бы призывая его в помощь, но Ксенофон Дмитриевич сам испугался, не понимая, что произошло с его другом.

— Успокойтесь, полковник, и возьмите себя в руки! — выкрикнула Мура. — Или я всерьез на вас обижусь! Вы не в пивном баре, а в доме личного посланника премьер-министра Великобритании!

Последние слова привели Робинса в чувство. Он еще тяжело дышал, но уже опустил голову, признавая вину за собой.

— Извините, графиня, извини, Роберт!..

Локкарт и Садуль отпустили Рея. В эту секунду дверь спальни резко распахнулась, из нее в длинной офицерской шинели без погон и начищенных сапогах бодрым строевым шагом вышел неизвестный в надвинутой на глаза шапке и, не сказав никому ни слова, быстрым шагом прошел к входной двери, сбросил цепочку, открыл замок и вышел, с шумом захлопнув за собой дверь. Этот выход Брауде произвел на всех такое же впечатление, как явление Командора в известной драме о Дон Жуане.