Секретарь райкома

Партия всегда заботилась о своем будущем – комсомоле, считала его самым верным резервом и, нужно сказать, плотно в этом плане работала. Эта работа начиналась практически с пеленок – детские ясли, детский сад, школа, октябрята, пионеры, и потом комсомол. Везде прививался дух коллективизма, единства государства, дух национального братства, культура. Единственным отвратительным явлением в воспитании людей была ненависть к религии. Лишали людей основного права человека – выбора духовной жизни, своей религии. Ее большевики заменили своей коммунистической идеологией, но по сути это были те же христианские заповеди. Государство тратило огромные средства на содержание домов пионеров, детских домов культуры, пионерских лагерей, на развитие художественной самодеятельности. Оно пыталось привить молодому поколению чувство равенства всех на земле, хотя сегодня прививается совсем другой культ – равенство человека только в двух случаях: в период рождения и в период смерти, два явления, которые подводят черту под всеми нашими свободами.

Коммунистическая партия все делала для того, чтобы воспитать молодого человека здоровым, сильным, патриотом и тружеником, и вдруг все отказались от молодежного движения, заменив его дискотеками, барами, ресторанами и т.п.

Но для обсуждения этих процессов вернемся позже.

Труд партийного работника на весах материально оценить сложно, больше эта работа носила политический, воспитательный характер, который, в конечном счете, отражался на социально-бытовом уровне населения, на общем хозяйственном развитии производительных сил района. Зарплата первого секретаря райкома за 12 лет выросла с 210 до 250 рублей. Второй секретарь получал 190, потом 230 рублей, третий секретарь – 170 и 210 рублей. Никаких конвертов, как говорят некоторые, не выдавали. В то время хозяйственный руководитель имел оклад 350 рублей, кроме того, им выдавали премии за выполнение и перевыполнение плана. В последние годы партийным работникам стали выдавать раз в год премии, если район выполнит годовой план. Единственным материальным стимулом, пожалуй, была возможность ежегодно поехать в санаторий, был бесплатный проезд и выдавался месячный оклад как лечебное пособие, чтобы на курорте не вести нищенское существование.

Высшее руководство страны получало в 70-х годах зарплату: первый секретарь крайкома – 500 руб., министр СССР – 700-800 руб., генсек – 1200 руб. Вот сопоставьте с сегодняшними временами.

Мы не устраивали за счет партийных или государственных средств приема гостей и проведения районных праздников, за все платили из своего кармана, правда, на самих гостей находили средства. В общем, жили весьма скромно, но не жадничали. С гостей никогда не брали плату, даже когда они настойчиво хотели рассчитаться. Например, председатель крайисполкома Николай Федорович Татарчук через своего помощника настойчиво хотел рассчитаться, и мы, конечно, были вынуждены принять этот символический расчет как уведомление, что он нам ничего не должен.

В летнее время у нас всегда можно было принять гостей на лоне природы, в частности, на Ангаре. Провезти гостей на полуглиссере по реке, показать живописные сибирские места и, конечно, сварить настоящую ангарскую уху с «березовым колом». Это было любимое кушанье лесников. Она варится как обычная уха, но с полным набором рыб: стерляди, окуня, сига и других рыб вроде ерша, налима. Когда уха уже практически готова, вырубается тут же березовый кол, кладут его на костер, чтобы с него сгорела береста, а потом, когда он обуглится, его горячим опускают в готовую уху для того, чтобы он остыл. Суть этой процедуры в том, чтобы придать ухе специфический запах березового дерева. Под водку такую уху всегда хвалили.

Вторым ангарским блюдом были шашлыки на углях из жирного ангарского окуня, осетровых и других рыб. В общем, в сельской местности тоже могут хорошо угостить желанных гостей.

Работая в Приангарье, я впервые близко познакомился с Владимиром Ивановичем Долгих, когда он избирался по красноярскому северу депутатом Верховного Совета СССР. Он к нам прилетел весной на арендованном Норильским комбинатом самолете Ли-2 с группой журналистов. Мы с ним провели две встречи с избирателями в Мотыгино и Раздолинске. Условия проживания у нас в гостинице были не совсем удобные, поэтому я его разместил в здании райкома партии. У нас с ним завязались теплые взаимоотношения. Я ему тогда показал все, что делается в районе, и как живут люди, без прикрас, мы много проехали по району. В целом его везде принимали с заинтересованностью, знали при этом, что он был просто хозяйственником, директором Норильского комбината. Ему тогда было много высказано наказов и пожеланий. И он, и я знали, что все наказы выполнить было не под силу, но ряд из них можно было довести до логического конца, используя его депутатские возможности. Поэтому мы с ним договорились, что он некоторые свои депутатские запросы передавал мне, чтобы я организовывал их выполнение, контролировал и регулярно его информировал. При встречах в Красноярске, когда бывали там на пленумах и сессиях краевого совета, обсуждали выполнение его депутатских наказов по нашему району.

В конечном итоге через депутатство В. Долгих нам удалось решить вопросы строительства школьного комплекса в Раздольном, ряда объектов промышленного назначения и приобрести строительные материалы за счет Норильского комбината, в частности, завезти кирпич для строительства спортзала в Мотыгино. А вот добиться снятия запрета на строительство из кирпича жилья и объектов соцкультбыта так и не смогли, поскольку по Госплану СССР наш район находился в зоне затопления будущих ГЭС.

Вообще, мне кажется, что испокон веков существует дурь, что в России из дерева строить выгодно, и пренебрегали каменным строительством, хотя статистики подсчитали, что от пожаров деревянных строений наносится непоправимый ущерб. Получается, что один раз в тридцать лет сгорает вся Россия. Даже взять по Мотыгинскому району: за десять лет сгорели Дом культуры в Раздольном, прекрасное было здание, недавно построенный районный Дом культуры в Мотыгино, объекты хозяйственного назначения, комбинат бытового обслуживания, детский сад, да мало ли объектов сгорело, от них не осталось даже фундамента. А мы опять строим из дерева.

Я в свое время проехал поездом и автобусом от Красноярска до Рима через Крым, Польшу, Германию, Австрию и всюду смотрел в окно. И вот как только кончается территория Белоруссии (Брест), я не увидел ни одного деревянного жилого дома, надворных построек и так называемых заплотов и штакетников из деревянных плашек. Наверное, поэтому каменные и кирпичные дома стоят столетиями и не рушатся, а здесь построят дом, и через три-четыре десятка лет ему нужно делать капитальный ремонт, и требует он почти таких же затрат, как построить новый. В деревянном доме невозможно в надлежащем виде содержать сантехнику. И вот так всю жизнь россияне жили во временных домах, и никто не научит их, как и из чего нужно строить объекты на века.

В.И. Долгих в нашем избирательном округе избирался и повторно, уже будучи первым секретарем Красноярского крайкома партии. Приезжал к нам с целой свитой, но второй раз уже не поехал по району, а побывал только в райцентре. Было лето, кругом зелень, было чисто в поселке, прибрались, величавая Ангара – ему у нас очень понравилось. После встречи с избирателями он намеревался сразу улететь в Красноярск, но от наших уговоров не устоял, пошел с нами пообедать, где было все, чем располагали, в том числе был зажарен поросенок. С нами он общался свободно, о политике не говорили. Его угощали женщины, и он не удержался и высказал в их адрес приятный комплимент, сказал, что много раз бывал за границей, но красивее наших женщин нигде не встречал. Ему наша летняя природа так понравилась, что обещал когда-нибудь на пару дней приехать к нам отдохнуть, но больше он Мотыгино не посетил. Правда, я ему написал письмо в Москву, где он был уже секретарем ЦК КПСС, напомнил ему об обещании приехать к нам, но это был уже другой человек. С Долгих у меня потом будет много встреч.

Приезжал к нам в район и председатель Красноярского крайисполкома Николай Федорович Татарчук. Мы с ним объехали все доступные населенные пункты. Везде его встречали с интересом и доброжелательностью. В конце поездки он попросил меня собрать людей для беседы. Зал Дома культуры был заполнен, как говорится, под завязку. Было много вопросов, а одна женщина напомнила гостю, что население района плохо обеспечивается мясом. Тогда Николай Федорович спросил:

– Кто сегодня не ел мясо, поднимите руки.

Никто рук не поднял. Вот так у нас в районе и стране свободной продажи мяса в магазинах не было, но каждый житель его где-то доставал – кто сам производил, кто по блату доставал у торгашей, в столовых, куда обязательно поступало мясо, торговали и на рынках.

Живя на Ангаре, я все-таки уговорил приехать к нам в гости своих родителей, маму и отца. Мама никогда не ездила далеко от дома, если не считать тридцатые невольные годы. Тем более к нам надо лететь было самолетом, но мы ее все-таки уговорили набраться храбрости – сесть в него, и ей понравилось. Перелет она перенесла хорошо. Родители у нас прожили пару недель, и им очень понравилось на Ангаре, природа здесь лучше, чем в Абакане, но на Саянские горы не сменяли бы, там была малая родина. Отец был удивлен, как у нас выращивают помидоры и огурцы в открытом грунте на островах в пойме Ангары. Несколько раз проводил у нас отпуск и мой брат Василий, врач, работающий в Донбассе. Такой рыбалки, как у нас, он не видел. Там рек хороших нет, а все закрытые озера, ставки, да и из рыбы у них в основном карп. Но рыбак он заядлый. В общем, всем моим знакомым, друзьям и родным ангарские места очень понравились, но жить постоянно никто не соглашался.

Народно-хозяйственные дела в районе шли неплохо, с государственными планами мы ежегодно справлялись, строились, развивались. Жизнь людей, как нам тогда казалось, с каждым годом улучшалась и у нас, и по стране, и мы привыкли к этому. За границу не ездили и сопоставить свою жизнь с заморской не могли. А туристические поездки, которые совершались, шли выборочно, путевки выделяли так называемым проверенным людям и по характеристикам общественных организаций и руководства предприятия (треугольники). И о чем они могли говорить народу? Что там лучше? В чем их достижения? Да, мы знали, с чего начали жить и работать после той страшной войны и тяжелых людских потерь в ней. Но ведь постепенно выкарабкались из нужды, стали лучше питаться и одеваться, получать новые квартиры. Это было без агитации видно, и люди ценили это. И в то же время мы, районные руководители, видели, что нас в глубинке обдирают, ущемляют в материальных благах, все больше доходов производства идут в центр, а нам остаются лишь «ошметки».

Мы в районе жили почти натуральным хозяйством. К нам в основном завозили муку, сахар и соль, большое количество водки, немного вина и шампанского. И вот так получилось, что в торговом обороте водка составляла 26 процентов. А себестоимость водки при монополии государства была копейки. Это же была прямая обдираловка народа и спаивание людей. А мы взамен государству заготавливали и отправляли более миллиона кубометров ангарской древесины, которая в основном шла на экспорт, и перерабатывали на сплаве несколько миллионов кубометров еще чужого леса из соседних районов по рекам Ангаре и Тасеевой. Мы давали золото и сурьму, периклаз и живицу, и если все подсчитать, то государство всегда было у нас в долгу. Но кто мог это сказать открыто, когда каждому из нас внушали: «если не хотите кормить и вооружать свою армию, то будете кормить чужую». Отечественной войной уже была научена каждая семья. И второе. За счет нас, горемык, жили и национальные республики СССР и страны так называемой народной демократии и развивающиеся страны, севшие после войны нам на шею. И мы все это понимали и знали, но раз руководство страны так делает, значит так надо!