Секретарь райкома

Из Хорватии мы поехали в Герцеговину. Остановившись в одном городке в горной местности, мы посмотрели, как с моста ребятишки за плату с туристов ныряли в горную речку с большой высоты, что было небезопасно и можно было разбиться. Потом нас повели в ресторан пообедать. Вдруг мы с гидом слышим громкий крик с руганью женщины, наш гид побежал туда. А это оказалось, что наши женщины туристки не хотели платить деньги за туалет, они не знали, что он платный. Гид объяснил этой мусульманке, что туристы-то советские, у них туалеты бесплатные, и та успокоилась.

В Сараево нас разместили в лучшей гостинице, там этажи не соединяются друг с другом лестницами, а идут через широкие наклонные переходы, как в театрах. Основным местом посещения туристов в этом городе считается место, где студент-террорист в 1914 году убил из пистолета наследника австрийского престола Фердинанда и его жену, из-за чего и началась Первая мировая война. Место, с которого он стрелял, выложено было в те годы особым камнем. Существует и тот небольшой мост, через который проезжал наследник престола. Этого террориста и по сей день чтят как национального героя. И, конечно, посещая Сараево, нельзя не сказать о знаменитом городском базаре, где продавалось все.

Потом нас сводили в знаменитую мусульманскую мечеть. Снимать обувь и мыть ноги перед входом в мечеть нас не заставляли, но все верующие это делают прямо перед мечетью. Нас, советских туристов, провели туда привилегированно, рассказали, как проходит служба, и при нас настоятель поднимался по ступенькам и читал с выкриками проповеди. Еще рассказали, что ковер на полу является очень ценным подарком президента Египта Насера во время посещения им города. И вот я удивлялся, что ценного в этом ковре, казалось, обычное серое сукно, похожее на сукно на наших солдатских шинелях. Но это, конечно, не так, просто я плохо разбираюсь в этих делах.

Югославия мне понравилась, я ее запомнил на всю жизнь. Очень красивая была страна!

В период пребывания в Югославии нам было выделено три дня для отдыха на Адриатическом море в одном из курортных городков. Прекрасная гостиница, и рядом море. Был отдых, но людей все равно тянуло в город. По инструкции мне было поручено наблюдать, чтобы советский турист вел себя, как говорят, достойно. Не заниматься продажей наших товаров. Тогда нашим ходовым товаром в странах соцлагеря был фотоаппарат «Зенит», красная и черная икра и еще несколько видов товаров. А также избегать мест, связанных с пропагандой антисоветской деятельности, и, в моральном плане, не посещать бордели. Об этом туристы были предупреждены еще в Красноярске, и они знали, что если нарушат эти требования, то об этом не только будет сообщено по их месту работы, но им больше не дадут возможности поехать за границу. У нас в Мотыгино уже был один прецедент, когда геолог, поехавший в Японию, познакомился там с японкой, завел с ней переписку. Он был членом КПСС, и нам в райком соответствующими органами было об этом доложено, а ему впоследствии все дороги за границу были закрыты, хотя у него были возможность и желание поработать за границей геологом.

Я не следил, как используют свое свободное время туристы, сам самостоятельно ходил по городу. В порту случайно подошел к одному пароходу, стоящему у причала, и он оказался увеселительным заведением, там представляли стриптиз и другие удовольствия. И вот среди толпы желающих туда попасть увидел двух наших молодых туристов. Я их узнал, но предпринял все, чтобы они меня не заметили, постарался скрытно уйти и ребятам не напомнил, что их видел, это дело мужицкое и любознательное. А вот в Сараево один из наших туристов, доцент вуза Красноярска, стал менять в одном из магазинчиков около городского рынка наши рубли на иностранную валюту, что категорически запрещалось, и таможенники рассматривали их как элемент контрабанды. Я стал свидетелем той сделки случайно, и мне было неудобно по этому вопросу потом с ним вести разговор, видно, людские слабости всегда в человеке присутствуют.

Меня туристы спрашивали, не боюсь ли я, что кто-нибудь из них останется в Югославии, убежит, мне же отвечать придется за это. Я им ответил:

– Бежать из СССР может только дурак. Значит, одним дураком в России будет меньше.

Выезд из Югославии домой был тоже через Белград. Хозяева тура для нас устроили торжественный прощальный ужин в одном из лучших ресторанов Белграда. С эстрады лилась музыка, и выступали артисты на западный манер. И надо сказать, что, несмотря на нашу российскую бедность, все туристические поездки организовывались на высоком уровне. Лишних денег не меняли, а вот тур обеспечивали дорого даже по иностранным меркам. Останавливались наши туристы в лучших гостиницах, их обслуживание и питание были дорогими. Была борьба за честь государства, и это было похвально, не то что сейчас, по мерке твоего кошелька, когда у большинства людей он очень легок. К аэропорту нас подвезли на шикарном автобусе, а по приезде в Москву нас встретил задрипанный грязный московский городской автобус, снятый с какого-то маршрута, и все вспомнили Югославию…

Цивилизационной отдушиной в жизни районного центра была Ангарская геолого-разведочная экспедиция, прежде всего высокообразованностью геологического коллектива и производственным интересом. Хотя, по правде сказать, жили они далеко не в северных бытовых условиях. Все строили временно, но сумели обеспечить себя не только собственным жильем, были у них школа, клуб, библиотека, столовая, медпункт, детский сад и объекты коммунального хозяйства. Главное, как мне казалось, – они смогли создать условия для своей творческой работы и отдыха. В клубе кроме показа кинофильмов была художественная самодеятельность вплоть до театральных представлений. Стенная газета была не хуже, чем всесоюзный журнал «Крокодил», и побеждала в конкурсах краевого уровня. Развитие спорта обеспечивало им здоровый отдых на ангарских просторах.

В начале лета в экспедицию приезжало много студентов институтов и техникумов на производственную практику. Их приезд в райцентр напоминал приезд на молодежный фестиваль, вызывал оживление и интерес к этим людям – они приезжали со всего Советского Союза. Потом они начинали разъезжаться по многочисленным геологическим партиям, где им тоже были рады. Особенно радовали девушки-студентки. К ним бережно относились, на геологических маршрутах освобождали от физических нагрузок, они не носили тяжелые рюкзаки, их чаще оставляли в партиях, обеспечивая человеческие условия для проживания. И, как правило, после окончания практики руководство партии организовывало торжества – коллективный ужин.

Забавный случай произошел в одной партии Ангарской экспедиции. Проводы были организованы с алкоголем, и на них одна студентка, видать, излишне выпила или хотела с кем-то объясниться, в одном из последних тостов объявила: «Выпьем за свободную любовь». За столом это приняли весело, под аплодисменты, считая, что это нормально для застолья, а вот начальник партии был человеком очень идейным и это студентке не простил. После практики на каждого студента пишут производственную характеристику. И начальник партии этой студентке написал: «Имеет хорошую теоретическую геологическую подготовку, трудолюбива, но морально неустойчива». Коллеги его, конечно, осудили, и такая характеристика в университет не пошла.

К осени студенты выходят из тайги возмужавшие, загоревшие, на их лицах появляются усы и редкие бороды, а студентки веселые – наконец-то закончилась их тяжелая полевая жизнь. Поселок вновь оживляется, студенты торопятся домой и в учебные заведения, а местные геологи с сожалением их провожают. Так происходит из года в год.

И жизнь, и работа на Ангаре продолжались в том же ритме. Кроме работы были и домашние дела. А.С. Убиенных оставил не только хорошую по меркам Мотыгино квартиру, находящуюся в центре поселка почти на берегу красавицы Ангары, куда я часто по вечерам выходил и подолгу смотрел на ее воды и обширную акваторию зеленых островов, которые она создала. Кроме квартиры он подарил мне овчарку вместе с будкой. Но собака, несмотря на знаменитость породы, была необученная и диковатая и на всех бросалась. Я ее исправно кормил и ухаживал за ней до тех пор, пока она не сорвалась с цепи и одного мужика чуть не покусала, и ее едва поймали, чтобы снова привязать. Вот, подумал я, не хватало еще прославиться на весь район, и вынужден был отдать собаку нашему райкомовскому рабочему, собачатнику, он любил их.

По происхождению я крестьянский сын, всегда любил землю и много в детстве и юности на ней работал. И теперь был благодарен Убиенных, что при строительстве дома и отвода усадьбы он предусмотрел небольшой огород рядом с малым озерком. И я с большим упоением в свободное время в нем копался. Жена не любила огорода, как и малые дочери, и я был агрономом и одновременно основным рабочим. Ежегодно делал навозную грядку и выращивал свои огурцы и здесь же помидоры. Кроме того, здесь росла морковь и другая зелень вплоть до картофеля, и получалось, что моя жизнь была со своим натуральным хозяйством.

Вокруг Мотыгино были леса и луга. В лесу и на островах росла различная ягода: малина, черника, голубика, брусника, смородина, кислица и черемуха. И местные жители никогда не разводили в своих огородах малину или смородину, в лесу она гораздо лучше и по запаху, и по вкусу. А осенью всегда были грибы – грузди, подъеловики, подосиновики, белые грибы, волнушки, опята и рыжики. Это было, пожалуй, лучшее мое занятие в лесу. И я так привык к этой природе, что меня уже никуда не тянуло, но в мыслях уже созревали планы о перемене места работы. Мне было легко работать, а это верный признак, что нужно уходить.

Нужно было влить в партийную организацию новую, свежую струю. Ведь возле меня уже образовалась группа людей, которые ко мне привыкли, под меня подстраивались, со мною соглашались, а дело тормозилось. И я уже возомнил себя незаменимым руководителем района, появились элементы зазнайства. Но куда идти и где работать?

У меня в районе было много знакомых и близких людей из простого народа, не занимающих начальствующие должности, пенсионеров, умудренных жизненным опытом, которые работали со мной. Некоторые, прожив всю жизнь в Приангарье, стали уезжать из района в связи с выходом на пенсию в города, к своим детям, и, как правило, приходили ко мне попрощаться напоследок.

Помню такого Петра Тихоновича Брюханова – коренной ангарец, человек крупного телосложения, спокойный, рассудительный, хороший работник, участник войны и старейший член партии. Когда-то работал начальником ЖКХ. Ушел на пенсию, но продолжал работать в районной парторганизации. И вот собрался уезжать к своей дочери в Алма-Ату. Зовет, там, говорит, хорошая квартира, есть свободный угол для меня, воду и дрова не надо таскать каждый день и снег убирать вокруг своего дома. В общем, будет хорошая, спокойная старость.

Но что я ему мог советовать после таких доводов? Конечно, как он рассказывал, – получается, что нужно ехать. И мы с ним тепло попрощались. Прошел год, и я узнаю, что Петр Тихонович снова живет в Мотыгино и по утрам ходит на Ангару, долбит лед, проверяя свои рыбацкие снасти. Нам представился случай с ним снова встретиться, и я его спрашиваю: