Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 1

Глава двенадцатая

Разбудил их гудок автомашины. Он прозвучал почти над самой их головой. Машина передними колёсами едва не уткнулась в кучу сложенных палаток, на которой они спали. Все почти одновременно вскочили на ноги.

— Кто там? Что такое? — ещё не придя в себя от сна и не видя в наступивших сумерках, что произошло, встревоженно воскликнул Алёшкин.

— А, вот вы где, — услышал он голос Перова, выходящего из санитарки. — Это мы, со мной две санитарные машины, начинаем погрузку. Товарищ Красавин, соберите своих людей и помогите в погрузке шофёрам и санитарам, которые прибыли со мной. Грузите оставшиеся инструменты, медоборудование, медикаменты. Что взять, вам фармацевт Верочка покажет, я её с собой захватил. Вторую машину нагрузите продовольствием, в ней приехал Ерофеев, он знает, что надо взять в первую очередь. Да, при погрузке действуйте осторожнее, тише, передовая ведь совсем близко. «Кукушки» уже могли просочиться, засекут нас, тогда достанется на орехи. Борис Яковлевич, сядем-ка на эту кучу палаток, закурим… Может, у вас тут поесть найдётся? Со вчерашнего дня не ел, — заявил Перов.

Алёшкин подозвал одного из санитаров, приказал ему сбегать в кухню, принести какой-нибудь еды. Сам он потянулся, ещё не совсем сбросив сладкий сон, достал папиросу и с наслаждением закурил. Сон, длившийся, вероятно, часов около десяти, его основательно подкрепил, и он чувствовал себя бодрым и свежим.

— Где же вы были? Почему так долго не возвращались? — повернулся он к Перову.

— Сейчас расскажу, — ответил тот, с азартом принимаясь за еду. Торопливо глотая хорошо намасленную жидковатую пшённую кашу, он продолжал:

— Так вот, приехал в это чёртово Пюхляярви, а там уже и следа нет ни госпиталей, ни эвакопункта, ни тем более кого-нибудь из санотдела армии, все эвакуировались! Они и машин-то нам не посылали, потому что все сразу переезжали. Часа два я толку добивался, пока какой-то майор из особого отдела объяснил мне, что и госпитальная база и санотдел находятся где-то около Парголово, под самым Ленинградом. Часть РЭП оставлена у Лейникюля, туда ехать часа два, это в стороне от нашего шоссе. Поехал я туда, а они ещё не развернулись, раненых не принимают, предложили мне нашего комиссара в Ленинград везти. Еле-еле уговорил начальника, чтобы они отправили раненого на своей машине в сопровождении врача. Мое химимущество принять категорически отказались, пришлось направить помкомвзвода в Ленинград, не знаю, как он там от него избавится. Сдал я комиссара, из других машин раненые (там всё больше ходячие были) сами вылезли, я и оформлять их сдачу не стал, поехал обратно, знаю, как нам здесь машины нужны. Только мы на наше шоссе выехали, смотрю, а навстречу нам машины, люди, подводы, раненые прямо валом валят! Встретил я одного знакомого лейтенанта, спрашиваю, в чем дело. «Отступаем, брат», — отвечает. Проехал ещё немного, встретил Прокофьеву с её машинами, рассказал, как в распределительный эвакопункт проехать. Она тоже подтвердила, что мы отступаем, и сказала, что есть приказ начсандива развернуться в Петяярви. Этот пункт почти рядом с тем находится, где сейчас распределительный эвакопункт развёртывается, мы через него проезжали. Поручил ей после разгрузки туда проехать, а сам взял с собой Ерофеева, пару санитаров и сюда подался. Когда уже подъезжал, встретил старшего врача полевого медпункта 41-го стрелкового полка Иванцова, он со своим имуществом и людьми куда-то на юг едет. Остановился он и говорит: «Куда вы едете, товарищ Перов? Ведь ваш медсанбат давно уже в Петяярви передислоцировался, а мы километра через два развёртываться будем. Тут у развилки дорог наш полк должен оборону занять». Я говорю: «Как же так, отступаете? У меня же там медсанбат остался!» «Э-э, — говорит, — твой медсанбат, если на месте остался, уже давно немцы или финны забрали». Ну, думаю, вот так влип! Однако решил всё-таки вас искать. Поехали дальше, навстречу из-за поворота с одной из просёлочных дорог «санитарка» выскочила, остановились, из неё выходит Исаченко: «Товарищ Перов, где медсанбат?» Вот это, думаю, да-а… «Как, — говорю, — где, наверно, стоит у Хумалайнена, ведь в нём полно раненых было». «Как же так, — говорит, — я посылал распоряжение о передислокации, просил прокурора и начальника особого отдела заехать в медсанбат и проверить, как идёт передислокация. Медсанбат, наверно, сейчас в пути. Я только что от начсанарма, и товарищ Фёдоров доложил о том, какие перестановки в медсанбате сделаны, как он работает и что вы временно назначены его командиром. Начсанарм приказал развернуть медсанбат недалеко отсюда, на берегу озера в посёлке Юкки-Ярви, там хороший удобный дом есть, бывшее шюцкоровское училище, в нём и приказано развернуться». Показывает мне на карте место, а ведь вы знаете, у нас карты-то нет, я говорю: «Как мы без карты-то это место найдём? Давайте хоть вашу». Поморщился начсандив, однако отдал. Взял я карту и говорю: «Я всё-таки сейчас в Хумалайнен съезжу. Даже если они и получили ваше распоряжение, так всё равно своим транспортом раненых и всё имущество взять не могли. Я, хоть часть, да подберу». Он ответил: «Ну что ж, поезжайте, а я должен рыскать по полкам, надо помочь полковым медпунктам места подобрать. Ничего наши полковые врачи пока ещё не умеют. В прошлом бою опять много раненых мимо полковых пунктов и медсанбата прошло прямо в госпитали, от начсанарма нагоняй получил». Поехал я дальше, проехал километров десять, а еду черепашьим шагом, встречный поток очень густой, да ещё каждый командир, у которого на подводе или машине сидит несколько человек раненых, старается нас остановить, нагрузить этими ранеными и повернуть обратно, повоевать в дороге пришлось… Километров через десять вижу — колонна наших грузовых машин идёт. Ну, думаю, славу Богу! Остановились. Из передней выходит Пальченко и докладывает, так, мол, и так, везу раненых, а часть где-то там, сзади, пешком идут. Рассказал мне, как ты прокурора и нач. особого отдела заставил нам помогать, а имущество осталось на месте. Приказал я ему как можно скорее в распределяющий пункт своих раненых доставить, если отказывать в приёме будут, выгружать прямо на землю, и как можно скорее за вами возвращаться. А сам со своими машинами дальше к Хумалайнену поехал. Кстати, колонны под водительством прокурора так и не встретил, наверно, всех рассадил по подводам да машинам. Проехали еще километров шесть, вижу, сидят на обочине у края дороги наши врачи, сёстры и санитары. Клименко наши машины заметил, на дорогу вышел, руками машет. Я, конечно, остановился, и стали мы думать, что дальше делать. Решили так: Клименко со всем женским медперсоналом и частью санитаров грузится в три санитарные машины и следует в это проклятое Юкки-Ярви. Подготавливают там помещение под операционную, перевязочную и начинают готовиться к приёму раненых. А я с двумя оставшимися «санитарками» следую сюда, забираю из оставшегося самое необходимое оборудование, медикаменты, немного продовольствия, штабные документы, вас и немедленно еду тоже в Юкки-Ярви. Оттуда пошлём на машине связного в Петяярви, чтобы поймать Прокофьеву с её машинами. Остальные, кто здесь есть, останутся дожидаться Пальченко, — закончил Виктор Иванович свой рассказ, отодвигая одновременно в сторону и пустой котелок.

— Что же, хорошо, — заметил Алёшкин, — за исключением одного: я с вами не поеду. Там на первый случай врачей хватит, а здесь из средних командиров я один остался. Мы с Красавиным всё свёртывали, и только мы знаем, где что лежит. Как тут Пальченко ночью, а, видимо, он уже совсем поздней ночью приедет, будет всё искать? Так, товарищ комбат, лучше будет.

Перов минуту подумал, затем сказал:

— Пожалуй, так действительно будет лучше… А в случае чего, всё сжечь! Так начсандив приказал.

— Да мы уж и без его приказа приготовились.

— Вы что же, так никаких наших войск и не видели? Где же пограничники-то, далеко отсюда? — спросил Виктор Иванович.

— Где их основные силы, не знаю, а часть вон в той канаве окопалась, здорово замаскировались. Шагов сто каких-нибудь, а их и не заметишь. Сегодня весь день там работали, окапывались.

В это время из темноты, как-то совсем бесшумно и неожиданно появился уже знакомый нам пограничник:

— Вы, товарищи, ещё долго здесь будете шебуршиться? Боюсь, что «кукушки» обнаружат вас, и не избежать тогда нам миномётного налёта, а мне уже сообщили, что вскоре на этот рубеж наши основные силы подойдут, пытаясь за ночь оторваться от противника. Так что давайте, заводите ваши драндулеты, да жгите побыстрей!

Узнав от Бориса, что сейчас будет увезена только небольшая часть имущества, а за остальным приедут другие машины, и он пока со своими людьми остаётся здесь, лейтенант покачал головой и сказал:

— Вот ещё несчастье на мою голову! Пойду, доложу начальству, и если оно запретит пропускать сюда новые машины, дам команду их завернуть. Там, на дороге, километра полтора отсюда у меня КПП стоит, они и завернут.

— А как же с имуществом? — в один голос воскликнули Алёшкин и Перов.

— Что вы там о каких-то брезентах да десятках мешков с бинтами беспокоитесь! — сказал угрюмо лейтенант. — Вон ваши ДОП, артполк всё имущество бросили, бросите и вы. Если мы успеем, то сожжём перед отходом, ведь отходить-то нам всё равно придётся, если удастся, конечно, — добавил он. — Ну, пока. Пойду звонить!

Виктор Иванович вновь предложил Алёшкину ехать с ним, и тот снова отказался, ссылаясь на то, что, если уж действительно машины Пальченко сюда не пустят и остановят где-то километра за полтора, так тот вместе с людьми уж обязательно сюда доберётся и, может быть, ещё кое-что смогут вынести на руках…

Тем временем погрузка санитарных машин была закончена и, не зажигая фар, стремясь производить как можно меньше шума, обе «санитарки», забитые медимуществом и продовольствием до предела, выскользнули на дорогу и скрылись в темноте. А ночь была удивительно тёмной, безлунной, небо затянули густые облака, из которых временами накрапывало, и даже в трёх-четырёх шагах ничего не было видно.

Борис, Красавин и окружавшие их санитары сидели около сложенных палаток, покуривая в кулак, и разговаривали о том, что шофёрам сейчас ехать невероятно трудно, и вряд ли до рассвета Пальченко со своими машинами сможет сюда добраться. Следует помнить, что в то время включать фары во время движения машин было категорически запрещено, ехать приходилось буквально на ощупь. Таким способом одолеть полтора десятка километров представлялось невероятным трудом и требовало очень много времени. Алёшкин ни Красавину, ни санитарам не рассказал о том, что, может быть, машины Пальченко и вовсе не придут. Потом разговор перекинулся на «кукушек», и Красавин заметил:

— По-моему, насчёт «кукушек» много лишнего болтают. Если бы их на самом деле было много, они бы нас обязательно засекли. К нам сейчас подкрасться ничего не стоит, пара гранат — и поминай как звали, и никаких миномётов не надо!

— Нас ещё тоже найти надо, — возразил один из санитаров, пододвигая поближе к себе автомат, которым он успел обзавестись, забрав его у одного из раненых.