Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 1

Глава тринадцатая

Шюцкоровское училище в посёлке Юкки-Ярви представляло собой трёхэтажное здание на берегу небольшого, окружённого лесом озерка. Почти половина здания была разрушена, в остальной его части, более или менее сохранившейся, и расположился медсанбат, точнее, та его часть, которая выехала первой.

Подъехав к зданию, стоявшему посреди красивого парка, Алёшкин и Пальченко постарались замаскировать свои 12 машин в одной из аллей. Сопровождавшим их людям дали разрешение отдыхать, а сами отправились разыскивать командира медсанбата.

Зайдя в здание, они увидели страшную картину: все комнаты первого этажа были заняты обработанными и необработанными ранеными, всё было перемешано. Измученный Сангородский метался между ними, выискивая тех, которые нуждались в наиболее срочной помощи хирургов.

Борис, конечно, сразу же решил идти в операционную, находившуюся на втором этаже. Там, в части комнат тоже сидели и лежали раненые, направленные Сангородским. Медсестра Тарасова, оказавшаяся очень полезным помощником Льву Давыдовичу, устанавливала порядок поступления их в операционные.

Оперблок состоял из двух комнат — в одной развернули перевязочную на четыре стола, в другой операционную. Все врачи, ранее приехавшие в Юкки-Ярви (Бегинсон, Картавцев, Дурков), и их помощники работали всю ночь, первую половину дня и выглядели донельзя утомлёнными. Все, кто был отправлен из Хумалайнена пешком, проделав 15-километровый марш, да ещё со значительным грузом, спали в соседней комнате.

Возглавлял работу в операционно-перевязочном блоке армейский хирург Фёдоров. Увидев входившего Алёшкина, он отошёл от стола, на котором уже перевязывали только что обработанного им раненого, и сказал:

— Вот хорошо, что вы появились! Вы не разгружались? Молодцы, заберите с собой всех отдыхающих где-то тут врачей и сестёр, посадите их на свои машины и отправляйтесь к Перову, он сейчас выбирает место в районе Петяярви. Там на столе карта, посмотрите, где это. Прибыв на место, немедленно развернитесь, часа через три-четыре мы весь поток раненых переключим на вас. Армия наша продолжает с боями отходить, отступает и дивизия. Надо успевать хоть как-то обрабатывать поступающих раненых, которые, учтите, могут быть и не только из вашей дивизии. Когда вы развернётесь, мы отсюда снимемся и присоединимся к вам. За обработанными ранеными сейчас прибудет транспорт из распределяющего эвакопункта. Всё понятно? Торопитесь, я уже дал распоряжение сюда раненых больше не завозить.

— Понятно, — ответил Борис.

Подойдя вместе с Пальченко к столу, они разобрались в карте, наметили себе маршрут и пошли искать и будить всех, кого им надлежало взять с собой. Через полчаса их колонна вновь уже двигалась по шоссе, к ней присоединились ещё четыре санитарные машины.

Пожалуй, нет надобности повторять, сколько труда и сил было вложено всеми врачами, фельдшерами, медсёстрами, санитарами и хозяйственным аппаратом медсанбата, который за время с 5 по 20 августа 1941 года сменил восемь мест дислокации, то есть восемь раз свёртывался и развёртывался, причём шесть раз ему пришлось развёртываться почти полностью. Кроме Хумалайнена, где он провёл семь дней, ни на одном месте более суток медсанбат не задерживался. Это были уже известные нам Шюцкоровское училище в Юкки-Ярви, дачи в Петяярви, несколько лесных массивов с полянами и без, с ручьями, озёрами, небольшими речками и берегом реки Вуокса. Так длилось до тех пор, пока медсанбат не развернулся в большом сосновом лесу около посёлка Авволово, который, по существу, уже был пригородом Ленинграда.

За этот период из медсанбата выбыли, кроме уже упомянутых нами ранее командира и комиссара, врач Башкатов, отправленный на лечение в Ленинград, пять санитаров, убитых при артиллерийских налётах во время сопровождения эвакуированных раненых, также погибла одна медицинская сестра. В числе санитаров, шофёров и медсестёр имелось двадцать раненых, большею частью легко, из врачей медсанбата пока не пострадал никто.

Понятно, что всем здоровым во время этих беспрерывных переездов приходилось работать с ещё большим напряжением, чем раньше. Многие врачи не спали по нескольку ночей подряд, многие сёстры и санитары спали урывками по 2–3 часа в сутки. Во время передислокаций спали, взгромоздившись на высоченные кучи нагруженного на грузовики имущества, и не сваливались с этих куч просто каким-то чудом. Большинству медперсонала пришлось познакомиться с такими работами, о которых они раньше не имели понятия, и не только познакомиться, но и научиться их быстро и толково выполнять. Теперь уже никого не затрудняла подготовка, расчистка, вырубка, а иногда и раскорчёвка необходимой площади под палатки, быстрая их установка и немедленный приём раненых по прибытии на новое место.

Как-то сами собой уже выработались порядок и очерёдность развёртывания палаток. Все, или почти все, уже понимали, что по прибытии на новое место нужно прежде всего развернуть палатку для сортировки, и это позволит сразу принять первую партию раненых. А пока их будут принимать в сортировке, кормить, поить и регистрировать, вполне можно успеть развернуть хотя бы одну операционную. Установка первой палатки теперь отнимала менее 15–20 минут, и потому медсанбат мог доложить о готовности начать приём раненых уже через полчаса по прибытии на новое место. Полное же развёртывание самых необходимых подразделений медсанбата происходило за 4–5 часов.

Единственное, чего пока не успевали делать ни на одном из прошедших этапов, это развернуть или построить что-либо для жилья и отдыха личного состава. Все сбрасывали свои вещи где-нибудь в кучу около того места, где работали, и если удавалось, то спали, разостлав плащ-палатку и укрывшись шинелями тут же, около этой кучи вещмешков. Естественно, что после Хумалайнена никто из отдыхавших не разувался и не раздевался.

Такая напряжённая работа и полное отсутствие хотя бы минимальных удобств основательно истрепали всех. Медсанбатовцы похудели, как-то почернели, но продолжали с тем же энтузиазмом и энергией начинать всё сначала на каждом новом месте дислокации.

Появился в медсанбате за это время и первый награждённый человек. Это была медсестра Фаина Хайрулина, татарка. Мы о ней как-то говорили, как о девице довольно легкомысленного поведения и, пожалуй, слишком покладистого характера. Наряду с этими отрицательными качествами, Фаина была храброй и решительной девушкой, без всякого страха и сомнения готовой сделать всё, чтобы только спасти доверенных ей раненых. Она находилась в составе эвакоотделения и проводила сопровождение раненых из полковых медпунктов в медсанбат. Через несколько дней неразберихи в этом вопросе удалось установить определённый порядок, и вывоз раненых из полков эвакоотделением медсанбата осуществлялся довольно чётко, хотя дивизия, а вместе с нею и лечебные учреждения, продолжали отступать.

На одном из этапов этого отступления Фаина сопровождала три машины с ранеными. Сидя в первой из них, она подъехала к мосту через реку Вуокса. Сапёры, которым было приказано взрывать мост, увидев мчавшуюся по дороге санитарную машину, не стали спешить, и когда она въехала на мост, закричали:

— Проезжай скорей, сейчас взорвём!

— Как это взырывём? — спросила Фаина, высунувшись из машины (говорила она с невозможным акцентом).

— А так и взорвём, — смеясь, ответил ей молодой красноармеец, — подожжём вот шнур и взорвём.

Фаина была уже на земле:

— Тебе что, очумела? Мать твою!.. У меня там ещё два машин раненых остался, а ты взырывать! Ты хочешь раненый фашистам отдавать, да? — наступала Фаина на молоденького сержанта, которому было поручено минирование и взрыв моста.

— Да пойми ты, дурья твоя башка, у меня приказ в 9:00 взорвать мост, — кричал тот, показывая на часы.

— Взырывать будешь, когда я скажу. Ну, ты, — обернулась Фаина к своему шофёру, — давай назад, — и она выхватила пистолет. — Сдавай на мост!

Шофёр попятил машину, и через полминуты она стояла уже на середине моста.

— Куда ты, чёрт! — закричал сержант, готовясь поднести зажигалку к концу бикфордова шнура.

Фаина пробежала мимо сапёров к машине и встала рядом с ней:

— Вот, теперь взырывай, попробуй! Там, — показала она на машину, — 12 человек раненый лежит, и я с шофёром, ну взырывай, взырывай! — кричала она.

Сержант в недоумении остановился, окружавшие его сапёры предложили силой утащить Фаину с моста, но как только они двинулись с места, девушка навела на них свой пистолет и крикнула:

— Не подходи, я хорошо стреляй, продырявлю глупый башка.

Они в нерешительности остановились. В этот момент из леса выскочили две отставшие санитарные машины и полным ходом понеслись к мосту. Фаина села в кабину и приказала шофёру съехать на берег, а когда через несколько минут остальные машины к ним присоединились, она снова высунулась из кабины и крикнула:

— Эй, сержант, взырывай мост-то! Чего ждёшь? Смотри, фашисты в плен возьмут, — и засмеявшись, приказала ехать в медсанбат.

В батальоне она доложила только о том, что у шофёра Ванечки не вовремя спустил баллон, и что ему за это надо дать наряд вне очереди. Но в первой машине находился раненый инструктор политотдела дивизии, он слышал и видел всё, что произошло на мосту. Письменно он доложил об этом начальнику политотдела, и по его ходатайству Фаина была награждена медалью «За отвагу». Это была первая награда в медсанбате. Правда, пока пришёл только приказ о награждении, саму медаль вручили гораздо позднее, но в тот период времени, во время отступления, наград удостаивались очень редко.

Прибыл новый командир медсанбата, военврач третьего ранга Васильев. Это был кадровый военный, служивший до войны старшим врачом пехотного полка в Ленинграде. На одном из мест временной дислокации медсанбата в каком-то лесу, когда Борис, пользуясь небольшим затишьем в поступлении раненых, вечером сидел около операционной палатки на замшелом пеньке и с наслаждением курил, к нему подошёл какой-то военврач, совершенно незнакомый, назвал его по имени и отчеству и заявил:

— Я ваш новый командир медсанбата, моя фамилия Васильев. Я надеюсь, что мы сработаемся. Как мне сказали в санотделе армии, а также подтвердил и начсандив товарищ Исаченко, ведущий хирург медсанбата, врач второго ранга Башкатов заболел. Пока он не выздоровеет, вы будете его замещать, ну и, конечно, командовать своей ротой. Я скажу прямо, в хирургии я ничего не смыслю, в этом деле буду полагаться на вас. Если вам будет нужна какая-либо помощь административного порядка, в любое время обращайтесь ко мне. Сейчас появилась возможность отдохнуть?

— Да, — ответил Алёшкин, — раненых пока мало, вот и удалось перекур устроить.

— Ночью начнём передислокацию на новое место. Теперь уже за нашу старую границу, почти к самому Ленинграду, — грустно сказал Васильев. — Ну, да по этому поводу я ещё дам команду, а пока отдыхайте, — и, козырнув Борису, он ушёл.

Помимо смены командира медсанбата, за этот отступательный период в дивизии произошли изменения более существенные и важные. Но личный состав батальона, до предела загруженный работой, не имел ни времени, ни возможности о них узнать, и они стали предметом обсуждения и толков только тогда, когда медсанбат оказался в районе Авволова, где и обосновался на более или менее длительный срок. Пользуясь правом повествователя, мы расскажем об этих переменах сейчас.