Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 1

Тут уже возникла мысль и у Бориса. А что, если не накрывать стенки накатами, а завершить это сооружение стропилами, на них уложить из тонких брёвен подобие крыши и засыпать землёй? Но пока об этом он не сказал никому.

По приказанию комбата свободные от дежурств (дежурили в трёх развёрнутых палатках), а также санитарный взвод, который получил особое задание, передавались в распоряжение Алёшкина и должны были выполнять работы по строительству.

У Бориса таким образом сформировалась строительная артель, как он шутил, человек в 150. Самым трудным оказалось найти инструмент и материалы, но тут выручил начхоз Прохоров. Узнав, что нужно, он съездил в сапёрный батальон, расположенный недалеко, и применив все свои дипломатические способности, а может быть, и кое-какие материальные добавления, сумел достать штук сорок больших лопат, десять поперечных пил, столько же плотничьих топоров и пять ящиков гвоздей. Всё это позволило начать работать на следующий день.

Свою артель Алёшкин разбил на три группы. Самая большая, в которую вошли, кроме санитаров, все медсёстры и даже врачи, — землекопы. Вторая по величине, состоявшая из одних мужчин, — заготовители леса. И третья, самая малочисленная, но, пожалуй, самая важная, — плотники. Их набралось человек 15, и все они в прошлом имели дело с плотницким ремеслом, этой группой руководили сам Борис вместе с Колесовым. Группу землекопов возглавлял врач-эвакуатор Долин, но, в сущности, командовал там людьми старшина Красавин. За заготовку леса взялся Картавцев, ему помогал Аристархов. Подходящий по размерам сосняк нашли километрах в трёх от лагеря санбата. Для доставки нарубленного леса выделили две грузовые машины. Работа закипела.

Конечно, прежде чем приступать к строительству, Борис и Колесов составили план размещения основных объектов медсанбата. Он выглядел так:

Решили работу начать с перевязочной, хотя уже были почти готовы котлованы для сортировки и госпитальных палат. Во время рытья котлована для перевязочной возникла мысль связать её с операционной, и в окончательном варианте операционно-перевязочный блок, как его стали называть, принял следующий вид:

Уже к вечеру котлованы необходимой глубины и размера были готовы. Грунт, как мы уже упоминали, был песчаный, и потому работа продвигалась быстро. Единственной задержкой служили попадавшиеся на пути корни больших деревьев, окружавших котлованы. Вместе с теми, что имелись у шофёров батальона, набралось 60 лопат. Землекопов было больше, но они сменяли друг друга в процессе, так что все не слишком устали и были готовы к выполнению дальнейших работ. Решили, что на следующий день начнут рыть котлованы для аптеки, лаборатории, штаба и жилья личного состава. Кое-кто из врачей решил вырыть себе индивидуальные землянки, в числе их были Алёшкин, Картавцев, Дурков и другие. Сангородский решил жить в землянке сортировки, для чего в котловане, предназначенном для неё, в одном углу вырыли небольшую выемку.

День за днём полетели незаметно. Плотники успели связать две рамы для двух помещений: операционно-перевязочного блока и сортировки. В углу поляны возвышалась целая гора аккуратно напиленных сосновых жердей, толщиной 8–10 см, длиною три метра, там же лежали брёвна для следующих рам и стоек.

Оказалось, что самой трудоёмкой работой является выемка пазов в стойках, поэтому решили от них отказаться, а просто прибивать к стойкам по две рейки из немного обтёсанных жердей и в образовавшийся таким образом между ними паз вставлять поперечные жерди. После этого дело пошло значительно быстрее, тем более что в подноске и сборке стен стали принимать участие бывшие заготовители, а плотники занимались только связкой рам, установкой в них стоек и обтёсыванием концов поперечных жердей.

К вечеру третьего дня стены были собраны во всех котлованах и, хотя они были очень красивы, отливая в лучах заходящего солнца багрянцем молодой сосновой коры, издавали приятный смолистый запах, все понимали, что в таком виде их оставлять нельзя, надо чем-то обить.

Вечером Алёшкин, Колесов и Аристархов сидели около санитарной машины, где пока жил Борис, и обсуждали план работы на следующий день, тут Алёшкин и высказал свою мысль об устройстве перекрытий. Он уже успел подсчитать, какой длины нужен лес на стропила, и только пока не знал, как укрепить крышу. Колесов согласился с Борисом и посоветовал: чтобы крыша была легче и лежала прочнее, делать её не из целых брёвен, а колоть их пополам на плахи. Он сказал, что расколоть сосновое бревно длиною 3–4 метра труда не составляет.

Во время беседы к ним подошёл Сангородский. Некоторое время он прислушивался, а затем сказал:

— Обо всём вы подумали, а вот о санитарах не позаботились!

— Как это? — удивился Алёшкин.

— Да так! Вы представляете себе, сколько раз им с носилками придётся спуститься и подняться по вашим чёртовым земляным ступенькам? Я сегодня несколько раз без груза спускался в сортировку, и то понял, как это тяжело. А если будет такой же наплыв раненых, как в Хумалайнене, так они через три часа свалятся.

— А ведь верно! — воскликнули Борис и его собеседники почти разом. — Что же делать? — недоумённо посмотрели они на Льва Давыдовича.

Тот усмехнулся:

— А ничего особенного! Сказавши «а», надо сказать и «б»: соединить все эти землянки, начиная с сортировки и кончая эвакопалаткой, подземными коридорами. Будет у нас «метро имени 24-го медсанбата», — рассмеялся он.

Мысль эта всем понравилась. Посмотрели на свой план и убедились, что работа эта будет уже не так трудна, тем более что переходы можно будет отделывать не столь тщательно, как лечебные помещения, да и людей уже имелось предостаточно — почти все землекопы освободились.

В этот день поздно вечером, когда большинство санбатовцев легло спать, в расположение батальона вернулся комбат Васильев. Его вызывали на совещание в штаб дивизии ещё вчера, а вернулся только сейчас. По приезде он немедленно вызвал к себе командиров рот, взводов и остальных подразделений. Так как в его землянке, конечно, все не могли уместиться, то собрание провели наверху под деревьями. Комбат сообщил, что вчера, то есть 31 августа 1941 года, немцы заняли станцию Мга, продвигаются по левому берегу Невы и ведут бои за овладение крепостью Шлиссельбург.

— Таким образом, теперь Ленинград полностью отрезан от страны, и нам предстоит пережить трудное время. Правда, — добавил он, — запасы продовольствия и боеприпасов в городе имеются значительные, но и народа в нём осталось немало, эвакуировать удалось далеко не все предприятия. А тут в город прибыло много беженцев из Эстонии и Латвии. Наша дивизия, измотанная предыдущими боями, отведена в армейский резерв и должна привести себя в порядок, пополниться личным составом за счёт того, что даст город Ленинград и удастся набрать из тыловых частей. В частности, — сказал Васильев, — от нас забирают взвод охраны. Предложили охрану организовать из санитаров. Нам следует обосноваться прочнее, вероятно, дивизия будет в дальнейшем занимать оборону здесь. Начсандив поэтому разрешил срок работ по устройству увеличить, но делать всё так, как будто бы медсанбату здесь придётся зимовать. Если нам недостаёт каких-либо материалов, разрешили послать несколько машин в город и, что сумеем, привезти оттуда.

Вот, примерно таким было содержание речи комбата. Всех хотя и удивило, и огорчило известие о взятии Мги, но всю важность этого события как-то никто не оценил. Последнее время они привыкли слышать, как немцы захватывали разные крупные города, но относились к этому недостаточно серьёзно, поэтому взятие фашистами какой-то, почти никому не известной, станции Мга никого особенно не поразило. Сообщение комбата о полной блокаде Ленинграда тоже пропустили мимо ушей и значения этому не придали. А вот то, что можно будет закрепиться на этом месте надолго, всех обрадовало: беспрерывные передислокации прошедшего месяца так измотали, что длительной остановкой санбатовцы были довольны, да и начатую работу по устройству «подземного» медсанбата хотелось завершить.

Комбат сообщил также о том, что санитарный взвод батальона получил в санотделе армии душевую установку с дезинфекционной камерой. Уже подыскали место на той же речке, немного ниже по течению, и со следующего дня предполагали начать санобработку личного состава дивизии, очередь санбата ожидалась через несколько дней. Этому сообщению тоже все порадовались, ведь никто по-настоящему не мылся уже почти два месяца, если не считать купания в каналах Гатчины и некоторых озёрах Карельского перешейка. Ходили слухи, что у части санитаров на белье появились нежелательные гости.

На следующий день с ещё большим рвением продолжали работы по строительству землянок. Для установки перекрытия на поперечных брёвнах верхней рамы укрепили стойки. На них положили конёк из тонких брёвен, а на него опёрли стропила. На крышу пошли наколотые Колесовым и другими плотниками плахи, их прибили гвоздями, щели между плахами заложили лапником, нарубленным с ёлок, сверху придавили рядом сосновых жердей и наконец, засыпали землёй. В полукилометре от территории санбата накопали дёрн и уложили его поверх земли.

За два дня закончили сортировку и весь перевязочный блок. Вне очереди пришлось готовить помещение для электростанции, так как увидели, что без света оборудовать землянки внутри просто невозможно. Когда электрик провёл в землянки свет, и там зажглись первые лампочки, стало ясно, что помещения получились хотя и внушительные, но для лечебных целей, особенно в качестве операционно-перевязочного блока, непригодные.

Целую ночь Алёшкин ворочался и думал, как привести построенные землянки в надлежащий вид. К утру решение пришло. «Если, конечно, не заартачится комбат, но, к счастью, они с Прохоровым уехали в Ленинград. Рискну», — подумал Борис.

Позвав Аристархова и Наумову, Алёшкин изложил им свой план. Вскоре сёстры и санитары операционно-перевязочного взвода, освобождённые от всех других работ, принялись за дело. Стены операционной и перевязочной землянок обили утеплением от палаток, следом взяли белые бязевые пологи от них же, и Аристархов совместно с другими санитарами постарался как можно ровнее и аккуратнее натянуть их по всему периметру помещения, закрывая потолок и стены. Полог хорошо укрепили гвоздями, земляной пол выровняли, покрыли брезентом, на нём расставили операционные столы — стационарные и носилочные, развернули необходимые укладки, электрик укрепил проводку и повесил лампы над каждым столом. Яркий свет лампочек словно преобразил пространство: всем показалось, что это какое-то солидное подземное здание. Предоперационную и предперевязочную обтянули простынями, и они тоже приняли вполне приличный вид.

Всё это делалось втайне от врачей, медсестёр и санитаров других подразделений. Когда их пригласили посмотреть на операционно-перевязочный блок, они не скрывали восторга.

К вечеру этого же дня окончательно оборудовали сортировку, её стены также обили байковыми палаточными утеплениями. Вдоль обеих длинных стен из брёвен сделали козлы высотой около полуметра и на них разложили пустые носилки. Для Сангородского была отделана маленькая земляная клетушка, стены её обили одеялами, а на потолок натянули простыню. В этой пристройке разместился небольшой топчан, на который положили матрац, рядом установили крохотный столик на ножке, врытой в землю. Лев Давыдович остался очень доволен своим жильём, однако остальные врачи, медсёстры и санитары пока оставались «бездомными». Борис распорядился, чтобы Красавин и Колесов руководили дальнейшим строительством лечебных помещений, а весь состав медицинской роты со следующего дня переключить на строительство жилья.