Брижит Бардо. Две жизни

Король Бельгии Леопольд счел, что имеет полное право обзавестись стеной из соображений личной безопасности. Его примеру последовал дирижер Герберт фон Караян. Чем мы хуже, решили соседи Брижит, представители семейства Опель.

Брижит удалось придержать принятие окончательного решения вплоть до 1981 года, когда президентом страны стал Франсуа Миттеран. Дебаты о стене в конечном итоге перекочевали в его коммунистическо-социалистический коалиционный кабинет, и месье Луи де Пенсек, морской министр, призвал нарушителей закона к ответу.

Пенсек продиктовал постановление, в котором говорилось, что не может быть и речи ни о каких привилегиях для тех, кто и без того находится в привилегированном положении.

А дабы продемонстрировать, что он слов на ветер не бросает, на следующее лето министр лично снес бульдозером одну стену. Правда, вскоре выяснилось, что снесенная им стена принадлежала мадам Люсетт Томазо, известной личности в рядах французской коммунистической партии — сия особа входила в состав редколлегии газеты французских коммунистов «Юманите», что вызвало серьезные нарекания со стороны других членов кабинета.

Впрочем, хватит о тех, кому мало имеющихся у них привилегий.

Брижит, которая к этому времени каждый год уезжала на лето в Базош, тем не менее во всеуслышание заявила, что если месье де Пенсек осмелится снести ее стену, то она переедет в Мексику. В ответ Пенсек лишил ее временного разрешения на стену, а вскоре издал приказ о том, что к полночи 31 декабря 1982 года стена должна быть разобрана хотя бы частично.

Брижит подала апелляцию, и ее спасла отсрочка. Не желая создавать никому не нужной конфронтации, правительство Миттерана положило дело в долгий ящик.

Опасаясь, как бы другое правительство не взялось за его пересмотр и не в силах более выносить присутствия вездесущих туристов и папарацци, Брижит приобрела участок земли по другую сторону мыса и взялась за постройку небольшого ранчо. Уж если все пойдет прахом, то, по крайней мере, ей будет где искать спасения.

Правда Брижит упустила из вида одно, что, пока стоит стена, ей придется пожертвовать Сен-Тропезом.

Каждый год с началом хорошей погоды, Брижит берет всех своих псов, переезжает с ними из Сен-Тропеза в Тулон и частным самолетом летит в Бурже.

Осенью она проделывает тот же самый путь в обратном направлении.

Частные рейсы влетают ей в копеечку, однако Брижит не желает, чтобы ее животных, затолкав в ящики, перевозили в трюмах коммерческих рейсов.

С восьмидесятых годов, когда Брижит начала свою сезонную миграцию, так получилось, что с каждым разом ее летний сезон в Базоше становится все дольше и дольше, а отъезд из Сен-Тропеза сопровождался все большей спешкой.

В 1986 году от туристов и фоторепортеров (как и два десятка лет назад) не было отбоя, и Брижит, более не в силах терпеть их назойливость, объявила: «Все, хватит с меня. Надоело играть роль Микки Мауса в этом Диснейленде. Я уезжаю».

И она уехала и отсутствовала почти год.

Правда, в конце концов вернулась, а вместе с нею туристы и фоторепортеры.

Но через три года терпение ее иссякло. Последней каплей, переполнившей чашу, стала стычка с мэром Аленом Спадой.

Сухощавый, темноволосый мужчина, по профессии военный инженер, Спада — уроженец здешних мест. Здесь же, в Сен-Тропезе, выросли его дети, и Спада всей душой болеет за родной городок. С Брижит они знакомы долгие годы. В начале восьмидесятых Спада уже успел побывать мэром, однако не был переизбран, и его место занял кардиолог, по имени Жан-Мишель Кув. Правда в 1989 году Спаде удалось вернуть себе эту почетную должность.

По мнению Спады, пляжи были чересчур переполнены — и чересчур коммерциализированы, и поэтому одним из первых его проектов стало намерение превратить один плохо используемый отрезок у самой кромки воды в семейный пляж. Предполагалось, что здесь не будет никакой частной собственности, никаких пляжных кабин, никаких соляриев, никаких баров и ресторанов, ведь пляжей, где всего этого было более чем достаточно, хватало с избытком. Спаде хотелось, чтобы это было тихое, спокойное место, как когда-то, десятки лет назад, точно такое, каким запомнилось ему с детства.

Но именно на этом пляже Бардо выгуливала своих собак.

Вскоре здесь появилась табличка «Interdit aux Chierns» — «С собаками вход запрещен».

Когда однажды, выгуливая там своих собак, Брижит попалась на глаза двоим жандармам, те на первый раз ограничились устным предупреждением. Брижит же не лезла за словом в карман, и жандармы в спешке ретировались.

В обычных обстоятельствах Брижит забыла бы об этом инциденте уже на следующий день. Но теперь ее все сильнее пугало то, что в ее глазах было «кошмарным упадком, олицетворяющим собой Сен-Тропез».

По мнению Брижит, Сен-Тропезу полагалось быть воплощением очарования и элегантности. Она приходила в ужас от «организованного нудизма», заполнившего собой пляжи, ее оскорбляла бесцеремонность наводнивших город туристов. «Они не знают, что такое стыд».

А еще ее раздражала табличка, запрещавшая появляться на пляже с собаками. Она просто взяла и сняла ее.

Спада тотчас распорядился поставить новую.

Новая табличка здесь тоже долго не задержалась.

Вот что Бридит сказала мэру: «Если вам очень хочется, вы можете хоть каждый день ставить на пляже свои предупреждения. Но я буду каждую ночь их убирать. Если вам нужны ваши таблички, можете зайти и забрать их у меня. Но каждый раз, как вы поставите новый знак, я обязательно сниму его».

Не успел еще Спада до конца осознать смысл происходящего, как репортеры всех мастей были уже тут как тут — понаблюдать, как они с Брижит столкнутся лбами.

В открытом письме на имя Спады Брижит разразилась гневными обвинениями: «Бесстыдство, эксгибиционизм, порок, алчность, гомосексуализм — все это стало символами той деградации нашего городка, за которую вы несете полную ответственность».

Брижит отмечала, что каждый год с наступлением лета она вынуждена спасаться бегством от туристов, которые, в большинстве своем, невоспи-таны, грязны и грубы. Более того, Брижит восприняла как личное оскорбление, что ее, защитницу животных, и ее четвероногих друзей, превратили в изгоев, запретив им вместе появляться на пляже.

«Человеческие экскременты, презервативы, всевозможный мусор — чем только не завалены наши пляжи. Человеческая грязь распространяется, как чума».

Ощущая себя чужой в собственном доме, Брижит заявила, что не желает больше оставаться в Сен-Тропезе. «С меня хватит. Я уезжаю, пусть все остается приезжим».

Такого демарша Спада не ожидал. «Ни для кого не секрет, что она ужасно капризна. Но она никак не могла, вернее, не желала понять, что это общественный пляж, а не ее частные владения. Людям не хочется, чтобы на их пляжах гадили собаки. Я решил прекратить это безобразие, но она почему-то восприняла это как личное оскорбление».

Брижит возражала: «В городе некуда деваться от хулиганья, наркоманов, всевозможных мошенников и мусора. Да это же Майами! Где тот чистенький порт шестидесятых годов, куда девались хорошенькие девушки, манекенщицы и начинающие актрисы? Сегодня здесь правят бал чипсы с хотдогами».

Поначалу Спада не обращал внимания на ее резкие выпады. «Я пытался не придавать этому особого значения. Я сказал себе — она просто устала и у нее сдают нервы. Мне казалось, что она однобоко воспринимает происходящее. Но затем она обрушилась с нападками на весь наш город, на его жизнь, на людей, и я не мог больше этого терпеть. Я слишком хорошо ее знал и поэтому счел своим долгом положить всему этому конец, прежде чем она натворит новых бед».

Брижит была уже немолода, обозлена и более замкнута. По мнению многих, не всегда отдавала себе отчет в своих действиях. Тем не менее, была полна решимости добиться своего. Положа руку на сердце, следует признать, что она всегда считала Сен-Тропез чем-то вроде своего ленного владения. Но, с другой стороны, Сен-Тропез был ей не просто вторым домом — как, например, для многих ее соседей, — он был ее жизнью.

По мнению Брижит: «Наш поселок остался беззащитен перед бесконтрольной урбанизацией, как, впрочем, и перед лихорадочной индустриализацией. Никто в Сен-Тропезе ни разу не осмелился нажать на тормоза или хотя бы как-то упорядочить происходящие перемены. Этим объясняется и хаотичность застройки, и вторжение армии всяческих придурков и ненормальных, превративших наши чудесные пляжи в туристические бордели».

С годами ситуация в Сен-Тропезе ничуть не улучшилась и отнюдь не соответствовала той жизни, к которой стремилась Брижит. Ей хотелось жить в таком месте, где она могла бы спокойно гулять со своими животными, не опасаясь, что местные жандармы вздумают оштрафовать ее за незаконный выгул собак.

«Можно подумать, собаки грязнее или опаснее пустых шприцев, которые валяются по всему пляжу».

По словам Брижит, она навсегда сохранит в сердце память о том, старом Сен-Тропезе. Она заявила, что больше не вернется сюда.

Со всего света в мэрию начали поступать просьбы об интервью. Эта история получила широкую огласку не только во французских и итальянских газетах. Средства массовой информации — «Би-би-си» в Лондоне, «Си-Би-Си» в Монреале, «Эй-Би-Си Ньюс» в Нью-Йорке, телеграфные агентства в Японии и ежедневные газеты Австралии и Новой Зеландии — пристально следили за развитием событий.

А стол мэра был давно завален грудами корреспонденции.

Автор письма из юго-западной Франции выражал свое мнение: «Она внесла огромный вклад в процветание вашего города, а вы, значит, вот что отблагодарили ее?»

Другой автор, из департамента Вар, замечал: «Вам должно быть стыдно, господин мэр, за то, как вы отравили жизнь нашей дорогой Брижит Бардо».

Одна женщина из Ниццы рассказывала Спаде такой случай: «Мы были одни на пляже, и примерно к полудню я закончила готовить салат. Неожиданно, в метрах тридцати от нас, появилась звезда собственной персоной, с приятелем, тремя псами и осликом. И весь этот зверинец разгуливал свободно, без всяких поводков. Одна из собак бросилась прямо к нам и насыпала нам в салат песка».

Некая старушенция из Лиона тоже не удержалась и написала мэру: «Когда мадам Бардо критикует эксгибиционизм и падение нравов, осмелюсь заметить, что у нее короткая память».

Кто-то еще прислал Спаде фотографии обнаженной Бардо, опубликованные во «Франс-Диманш», сопроводив их следующим предложением: «После того как она была международной звездой такого типа, право, ее отвращение кажется нам удивительным. Только не ей говорить о приличиях».

По мнению одной женщины из Бреста, «успех Брижит в деле спасения животных вскружил ей голову».

Другая женщина из Парижа была с этим не согласна: «Мадам Брижит Бардо всегда останется знаменитостью в наших глазах, независимо от ее поведения. И если она уедет, Сен-Тропез многое потеряет».

Одна местная жительница сказала так: «В конечном итоге, любой, кто хоть что-то создал в Сен-Тропезе, кто открыл здесь свой бизнес, кто заработал здесь хорошие деньги, кто получил здесь неплохую работу, кто живет здесь — не должен забывать, что все это благодаря Брижит Бардо. Сен-Тропез обязан ей своим существованием».