Мемуары генерала барона де Марбо

Глава ХХХIII

Мы отпраздновали в Христке 1 января 1807 года, который чуть не оказался последним годом моей жизни. Однако начался год для меня очень приятно, потому что император, который никак не проявил свою благосклонность к маршалу Ожеро по окончании Аустерлицкой кампании, теперь щедро вознаградил нас за эту забывчивость. Полковник Альбер был назначен бригадным генералом, а майор Масси — подполковником 44-го линейного полка[53]. Многие адъютанты получили ордена. И, наконец, лейтенанты Бро, Мейнвьелль и я были произведены в капитаны. Это продвижение по службе было мне тем более приятно, что я его не ожидал, потому что ничего особенного не сделал для получения этого повышения. Мне было всего 24 года. Вручая Мейнвьеллю, Бро и мне наши капитанские дипломы, маршал Ожеро сказал нам: «Посмотрим, кто из вас троих первым станет полковником!..» Это оказался я: спустя шесть лет я уже командовал полком, в то время как оба моих товарища ещё оставались капитанами. Правда, за это короткое время я был ранен шесть раз!..

После того как мы расквартировались, противник последовал нашему примеру, но расположился довольно далеко от нас. Император надеялся, что неприятель даст нам возможность провести зиму спокойно, но этого не произошло. Наш отдых продолжался всего лишь месяц, это было много, но недостаточно.

Видя, что земля покрылась снегом и скована очень сильными морозами, русские решили, что суровый климат и холодная погода дадут северянам огромное преимущество над жителями южных стран, малопривычным переносить такие большие холода. Поэтому они решили атаковать нас. Чтобы выполнить этот план, начиная с 21 января, они провели на подступы к Варшаве за огромными лесами, отделявшими нас от них, большинство своих войск и направили их вниз по Висле, к тем местам, где были расквартированы части Бернадотта и Нея, надеясь захватить их врасплох и подавить их своей массой до того, как император и другие корпуса его армии смогут прийти им на помощь. Однако Бернадотт и Ней отчаянно сопротивлялись, и Наполеон, вовремя предупреждённый, направился со значительными силами в тыл противника. Неприятель, под угрозой быть отрезанным от основных сил, отступил по направлению к Кёнигсбергу, поэтому 1 января нам пришлось оставить свои зимние квартиры, где мы так хорошо устроились, и вновь вступить в боевые действия и ночевать на снегу.

Во главе центральной колонны, которой командовал лично император, находилась кавалерия принца Мюрата, затем корпус маршала Сульта, которого поддерживал корпус Ожеро, дальше шла Императорская гвардия. Корпус Даву двигался на правом фланге этой громадной колонны, корпус маршала Нея — на её левом фланге. Такое скопление войск, направлявшихся к одному и тому же пункту, вскоре истощило запасы продовольствия, которыми располагала страна, поэтому мы очень страдали от голода. Только у гвардии были фургоны, и она везла с собой кое-какие припасы, которые можно было распределять между солдатами. Другие корпуса жили как могли, то есть у них почти ничего не было.

Я не собираюсь говорить подробно об операциях, предшествовавших битве при Эйлау, ещё и потому, что части маршала Ожеро, шедшие во второй линии, не принимали никакого участия в этих столкновениях, самыми важными из которых были бои при Морунгене, Бергфриде, Гуттштадте и Вальтерсдорфе. Наконец, 6 февраля русские, коих мы преследовали по пятам уже целую неделю, решили остановиться на подступах к небольшому городу Ландсбергу и отстаивать его. Для этой цели они расположили восемь отборных батальонов на прекрасной позиции возле деревни Хоф. Их правый фланг опирался на эту деревню, левый фланг — на густой лес, а центр был защищён оврагом с очень крутыми склонами, через который можно было переправиться только по единственному очень узкому мосту. Центральную часть этой линии прикрывала восьмиорудийная батарея.

Прибыв к этой позиции вместе с кавалерией Мюрата, император не счёл нужным дожидаться пехоты маршала Сульта, которая была ещё в нескольких лье позади, и приказал атаковать русских нескольким полкам лёгкой кавалерии, которые, смело бросившись к мосту, переправились через овраг… Но, встреченные сильным ружейным огнём, наши эскадроны были в беспорядке отброшены в овраг, откуда выбрались с большим трудом. Видя, что усилия лёгкой кавалерии не дают результата, император приказал заменить её дивизией драгун. Атака этой дивизии была встречена так же и имела столь же плачевный результат. Тогда Наполеон приказал выдвинуть вперёд ужасных кирасир генерала д’Опуля, которые переправились по мосту через овраг под градом выстрелов и с такой скоростью бросились на ряды русских, что почти все они были буквально уложены на землю! В этот момент произошла ужасная бойня. Кирасиры, в ярости от того, что незадолго до этого потеряли своих товарищей гусаров и драгун, почти полностью уничтожили восемь русских батальонов! Все были убиты или взяты в плен. Поле битвы наводило ужас… Никто никогда не видел подобных результатов кавалерийской атаки. Император, чтобы выразить своё удовлетворение кирасирам, обнял их генерала в присутствии всей дивизии. В ответ д’Опуль воскликнул: «Чтобы показать, что я достоин подобной чести, я должен погибнуть за Ваше Величество!» Он сдержал слово, потому что на следующий день погиб на поле битвы при Эйлау. Какие времена и какие люди!

Вражеская армия с высоты плато, расположенного позади Ландсберга, была свидетельницей уничтожения своего арьергарда. Она быстро отошла к Эйлау, а мы овладели городом Ландсбергом.

7 февраля русский командующий Беннигсен, полный решимости принять сражение, сконцентрировал свою армию вокруг Эйлау на позициях, расположенных позади этого города. Кавалерия Мюрата и пехотинцы маршала Сульта завладели этой позицией после крайне ожесточённого боя. Русские очень хотели сохранить за собой селение Цигельхоф, которое возвышается над Эйлау, рассчитывая сделать из него центр своей линии для завтрашнего сражения. Однако они были вынуждены отступить отсюда. Ночь, казалось, должна была положить конец бою, который стал прелюдией общего сражения, как вдруг на улицах Эйлау вспыхнула ожесточённая перестрелка.

Я знаю, что военные историки, описывающие эту кампанию, утверждают, что император, не желая оставить этот город в руках русских, приказал его атаковать, но я совершенно уверен в ошибочности такого мнения. И вот на чём я основываю моё утверждение.

В тот момент, когда голова колонны маршала Ожеро, двигавшейся по дороге на Ландсберг, приближалась к Цигельхофу, маршал поднялся на плато, где уже находился император, и я услышал, как Наполеон говорил Ожеро: «Мне предлагали взять Эйлау сегодня вечером, но, помимо того, что я не люблю ночных сражений, я не хочу выдвигать мой центр слишком далеко вперёд до прибытия Даву, который станет на правом фланге, и Нея, на левом. Так что я буду ждать их до завтра на этом плато, которое, усиленное артиллерией, представляет прекрасную позицию для нашей пехоты. Затем, когда Ней и Даву встанут в линию, мы все вместе пойдём на врага!» Сказав это, Наполеон приказал раскинуть свой бивуак под стенами Цигельхофа и разбить вокруг лагерь своей гвардии.

Но в то время как император таким образом разъяснял свои планы маршалу Ожеро, очень хвалившему его осторожность, произошло следующее. Каптенармусы императорской свиты, прибывшие из Ландсберга в сопровождении обоза и слуг, дошли до наших передовых постов, расположенных при въезде в Эйлау. При этом никто не сказал им, что следовало остановиться возле Цигельхофа. Эти люди, привыкшие видеть императорскую ставку всегда хорошо охраняемой, не были предупреждены, что находятся в нескольких шагах от русских, и думали только о том, чтобы найти хорошее жильё для своего хозяина. Они устроились в помещении заставы, распаковали свои вещи и начали готовить еду и устраивать на ночь своих лошадей… Однако среди всех этих приготовлений они были атакованы вражеским патрулём и оказались бы захвачены в плен, если бы на помощь не пришёл отряд гвардейцев, постоянно сопровождавший экипажи императора. На шум вспыхнувшей там перестрелки примчались части маршала Сульта, стоявшие у ворот города, они пришли на помощь обозу Наполеона, который уже растаскивали русские солдаты. Со своей стороны, русские генералы, подумав, что французы решили захватить Эйлау, прислали подкрепление, так что на улицах города началась кровавая битва, и город, в конце концов, остался в наших руках.

Хотя приказ об этой атаке не был отдан императором, он, однако, счёл своим долгом воспользоваться этим обстоятельством, и прибыл, чтобы устроиться в помещении заставы в Эйлау. Его гвардия и корпус Сульта заняли город, а кавалерия Мюрата окружила его. Части Ожеро были размещены в Цехене, небольшом населённом пункте, где мы надеялись найти кое-какую провизию. Однако русские, отступая, всё разграбили, так что наши несчастные полки, не получавшие никакого провианта уже целую неделю, смогли подкрепиться всего несколькими картофелинами и водой!.. Обозы штаба 7-го корпуса были оставлены в Ландсберге, поэтому наш ужин не был столь хорош, как ужин наших солдат, потому что нам не удалось раздобыть даже картошки!.. Наконец утром 8 февраля, когда мы уже готовились сесть на лошадей, чтобы двинуться на врага, один слуга принёс маршалу хлеб, и маршал, который всегда был очень добр, разделил этот хлеб между своими адъютантами. После этой скудной еды, которая вполне могла оказаться последней для многих из нас, армейский корпус отправился на позицию, указанную ему императором.

В соответствии с планом, который я себе наметил, начиная писать эти мемуары, я не буду утомлять ваше внимание слишком подробным рассказом о различных этапах ужасной битвы при Эйлау. Ограничусь рассказом только о главных событиях этой битвы.

Утром 8 февраля позиция обеих армий была следующей: левый фланг русских находился в Зерпаллене, центр — перед Ауклаппеном, а правый фланг — в Шмодиттене, они ждали прихода 8 тысяч пруссаков, которые должны были появиться возле Альтхофа и образовать их крайний правый фланг. С фронта вражескую линию прикрывали 500 орудий, из них, по крайней мере, треть были крупного калибра. Положение французов выглядело гораздо менее благоприятным, поскольку оба фланга их линий ещё не прибыли. В начале операции у императора была лишь часть войск, на которую он рассчитывал, чтобы завязать сражение. Корпус маршала Сульта располагался справа и слева от Эйлау, гвардия — в этом городе, корпус Ожеро — между Ротененом и Эйлау, напротив Зерпаллена. Вы видите, что неприятель образовывал вокруг нас полукольцо и что обе армии занимали местность с большим количеством прудов, однако пруды эти были покрыты льдом и снегом. Ни та ни другая сторона не заметили этого, и никто не выстрелил рикошетными ядрами, чтобы разбить лёд, что привело бы к катастрофе, подобной произошедшей на озере Зачан в конце битвы при Аустерлице.

Маршал Даву, которого ожидали на нашем правом фланге поблизости от Мольвиттена, и маршал Ней, который должен был образовать наш левый фланг со стороны Альтхофа, ещё не появились, когда на рассвете, примерно в 8 часов, русские начали сражение яростной канонадой, на которую наша артиллерия, хотя и была менее многочисленной, ответила очень достойно, тем более что наши артиллеристы, гораздо лучше подготовленные, чем неприятельские, целились в ничем не защищённые массы людей, а большинство русских ядер попадало в стены Ротенена и Эйлау. Вскоре вперёд выдвинулась большая неприятельская колонна, цель которой состояла в захвате Эйлау. Вся колонна была отброшена гвардией и частями маршала Сульта. В этот момент император с удовольствием узнал, что с вершины колокольни стал виден корпус Даву, приближающийся из Мольвиттена и двигавшийся на Зерпаллен, откуда он изгнал части русского левого фланга, отброшенного до Кляйн-Заусгартена.