Первый шпион Америки

Он ворвался к своей двоюродной сестре Дагмаре, зная, что Рейли остановился у нее, но его дома не оказалось. Увидев бледное и нервное лицо Кссно-фона, Мара, как звал ее брат, сообщила, что Сид у Карахана, там какие-то сложности. Каламатиано оставил адрес Аглаи и попросил, как только Сид вернется, пусть обязательно навестит его.

— Что это за адрес? — не поняла Мара.

— Не важно, — ответил Ксенофон и смущенно улыбнулся. — Я же не спрашиваю тебя, какие у вас отношения с Сидом. Извини, как-нибудь потом поговорим.

Перед уходом из консульства он договорился с Пулом, что сможет уехать в Самару лишь через пять дней. Нужно было привезти жену с сыном с дачи, отправить их домой, в Америку, и лишь тогда он сможет уехать сам.

— А как ты смотришь на то, чтобы вообще перевести консульство в Самару? — спросил Пул. — Там формируется сейчас правительство, и после того, как все завершится, мы вместе с ним и переедем обратно в Москву. Как считаешь?

— Мысль интересная, — согласился Ксенофон Дмитриевич. — Я вообще хочу проехать по Сибири, потому что там сейчас затеваются интересные дела и надо быть в курсе.

— О’кей! Тогда переговори в Самаре по поводу помещения для консульства!

Подходя к дому Аглаи, Каламатиано несколько раз менял маршрут, проверяя, нет ли за ним слежки. Но все было чисто. «Странно, — подумал он, — кто же тогда следил за мной у дома Синицына? Наверное, кто-то из чекистов, следивших за подходами к дому».

Аля спала, когда он вернулся. Он вскипятил чайник, выпил кофе, раздумывая, как ему поступить: завтра надо вывозить семью, а потом уезжать самому: выдержит ли Аля, оставшись одна в Москве. Кое-какие деньги и даже продукты он ей оставит, а дальше и его судьба неясна.

Рейли пришел в семь утра. От Карахана он вернулся после двух часов ночи. Каламатиано попросил его связаться с Петерсом и осторожно узнать, в чем обвиняют подполковника Синицына и знает ли Петерс что-нибудь о Петре Лесневском. Сид взглянул на Аглаю Николаевну, которая присутствовала при этом разговоре, и загадочно улыбнулся.

— Я несколько часов назад простился с Петерсом, — со значением сообщил он, желая произвести впечатление на Аглаю. Сид очень плохо переносил, когда хорошенькая женщина расточала знаки внимания другому, а не ему. Это задевало его самолюбие.

— Какие-то сложности? — спросил Ксенофон Дмитриевич.

— Он говорит, что нет. Что Берзин и этот Буйкис у Hitx не работают. Но я ему не верю. Он юлит.

— Тем более надо еще раз сходить к нему.

— Хорошо, — и Рейли, взглянув на Алю, снова загадочно улыбнулся.

Каламатиано съездил за женой, привез ее с сыном домой, попросил собрать вещи и подготовиться к отъезду. За эти летние месяцы она немного располнела, сс лицо чуть округлилось, а рыжеватые длинные волосы искрились на солнце.

— Ты похорошела.

— Правда? — она улыбнулась, восторженно глядя на него, и он обнял сс. Леник прижалась к нему теплым, податливым телом и поцеловала его в губы.

— Извини, я должен идти, — отстраняясь и отводя глаза в сторону, проговорил Ксенофон Дмитриевич. — У меня назначена встреча через полчаса.

Леник погрустнела.

— Когда я должна выехать?

— Лучше завтра.

— Что-то серьезное? Ксенофон Дмитриевич помедлил и кивнул.

Через полчаса он примчался на Большую Дмитровку. Еще стоя у дверей, он услышал смех Али и громкий рокочущий голос Рейли.

Когда он вошел, Сид сидел на кухне и пил кофе. Аглая Николаевна с виноватой улыбкой посмотрела на Каламатиано.

— Я все узнал, — победно улыбнулся Рейли. — Петр Григорьевич Лесневский сделал важное заявление о том, что сотрудник Военконтроля Синицын постоянно занимался передачей секретных документов немецкой разведке. Чекисты вчера арестовали Синицына, и если этот факт подтвердится, то Петерс пообещал, что Леснсвского отпустят.

— Его отпустят, — улыбнулась Аглая Николаевна.

— Да, наверное, — пробормотал Ксенофон Дмитриевич. — Зачем он это сделал?!

— Он же хотел спасти меня! — воскликнула Аля. — Я ведь ему все рассказала…

— Ну хорошо, вы тут поворкуйте, а мне пора! — Рейли посмотрел на часы и бросил неравнодушный взор на Аглаю, загадочно улыбнулся. — Надеюсь, Кен, мы еще увидимся до отъезда?

— Надеюсь, Сид, — усмехнулся Каламатиано.

…Маршан взахлеб рассказывал Жаку С адулю о совещании, состоявшемся в американском консульстве у Пула. Они сидели в «Трамбле» за бутылкой красного вина.

— Меня потрясает эта американская тупость Пула! — возмущался Маршан. — Он возомнил себя поборником демократии и свободы и стал вопить, что Россия гибнет, мы должны закрыть заслон тирании, большевики истребляют собственный народ! Нет, ты представляешь, Пул, этот зажравшийся янки, который никогда не имел собственного мнения! А теперь ему дали указание, и он готов возглавить крестовый поход против революции! Меня чуть не стошнило от всей этой компании! И наши, конечно, в первых рядах: Лавернь, Вертемон и Гренар, эти три реакционера! У них это называется выполнять союзнический долг!

Садуль, одетый в выцветшую русскую гимнастерку, такие же залатанные, застиранные галифе, угрюмо молчал, изредка прикладываясь к стакану с вином.

— И это в тот час, когда революция переживает самые трудные дни! — темпераментно продолжал Рене. — Когда все ополчились против Ленина! Когда в Петрограде рабочие, вкалывая подсеять — двенадцать часов, получают по 50 граммов черного сырого хлеба вдень! И ведь они замышляют саботаж, диверсии и свержение Совнаркома! «Мы вынуждены были создать даже собственное Информационное бюро, поскольку вся большевистская пресса насквозь лжива!» — высокопарно заявил Пул, нагло, в глаза нас обманывая, потому что все знают, что Бюро Каламатиано шпионская сеть и ничего более.

— Ты для Пуанкаре статью будешь делать? — спросил Садуль.

— А что толку! Пуанкаре их поддержит из союзнических соображений!

— Но оттиск статьи совершенно случайно может оказаться в Кремле, — спокойно проговорил Садуль. — Если они так мечтают о свободной прессе, вот пусть ее и получают. Ты же не давал никаких обязательств хранить полное молчание. Ты свободный художник! Верно?

— А почему бы и нет! Я — свободный художник, ты прав, Жак! И я не буду себя грызть за то, что пил их виски и ел их бутерброды! Ты прав! Я пошлю эту статью Ленину! Пусть почитает, какой клубок змей кишит рядом с Кремлем! Черт, как приятно всегда с тобой говорить! Ты самый удивительный человек, которого я встречал в своей жизни!