Злодейский путь!.. [том 10]

Глава 222. Несколько точек

Путь от пика Славы до пика Черного лотоса был неблизким, пролегал через пики Молочных облаков и Таящегося ветра, и надеяться, что двое объявивших об отношениях старейшин не встретят никого было бы по меньшей мере наивно. Поэтому Шен, пусть и желающий растянуть этот чарующий момент их безмятежной прогулки, предложил Муану перелететь на пик Черного лотоса. Тот, все еще пребывая под впечатлением от его признания, кивал, не вдаваясь в значение слов.

Шен встал на меч и посмотрел на Муана. Тот продолжал широко улыбаться. Шен взглядом попытался привести его в чувства и стал смотреть более пристально. Щеки Муана порозовели, будто мысли завели куда-то не туда.

Шен фыркнул и взмыл в воздух. Мечник проводил его оторопелым взглядом, будто бы искренне поразившись, когда тот научился летать. Он задрал голову, щурясь от лучей восходящего солнца, в свете которых, словно в божественном ореоле, застыл в воздухе Шен. Тут Муан, наконец, вернулся в реальность и сообразил, что требуется предпринять. Он взлетел на мече, собираясь поравняться с Шеном, но тот стремительно рванул вперед, оставляя перед мечником пустое пространство.

— Догони! — крикнул Шен, но его голос приглушил ветер.

Впрочем, за этим конкретным заклинателем Муан готов был следовать вечность, так что Шену не требовалось прилагать каких-то особых ухищрений, чтобы увлечь его за собой. Словно две танцующие стрелы, они понеслись по небу с такой скоростью, что ни ученики пика Молочных облаков, ни преподаватели пика Таящегося ветра даже не заметили их появления и исчезновения.

Меньше двух минут спустя Шен спешился на площади перед черным замком. От такого стремительного полета немного кружилась голова, но на душе был восторг. Старейшина пика Славы присоединился к нему через секунду и прежде, чем успел вложить меч в ножны, схватил его в охапку и стал жадно целовать.

В лужах на площади отражалось яркое голубое небо. Синие фонарики, висящие над главным входом, покачивались на ветру. Хрупкое розовое деревце, растущее у лавочки, за ночь словно вымахало на несколько десятков лет.

— Все хорошо? — спросил мечник, заметивший, что Шен с непонятным выражением лица осматривает окрестности.

— Все кажется таким ярким…

Муан тоже осмотрелся и заявил:

— Так весна же.

Шен уставился на него. Его лицо явственно выражало: «Ну и что, что весна? Ты забыл, где мы находимся?».

Муан, хоть и прочитавший все по его лицу, не смог проникнуться серьезностью момента. Он вновь потянулся к Шену, заявляя:

— Ну хочешь, я заставлю учеников перекрасить черный замок? Какой предпочитаешь? Белый? Красный? Или можно сделать его цветным…

Шен представил эту картину и рассмеялся. Трудно было поверить, что это возможно реализовать, но в воображении выглядело ужасающе-безвкусно.

— Ты вознамерился вконец погубить мою репутацию самого пугающего старейшины? — наигранно возмутился Шен.

— Мне казалось, ты сам говорил, что твою репутацию ничего не сможет испортить.

— Это если ее чернить, — наставительно произнес хозяин Проклятого пика. — А ты что намереваешься делать? Отбелить ее и раскрасить?

Муан расплылся в предвкушающей улыбке.

— Нет-нет-нет! — со смехом воскликнул Шен. — Никакого отбеливания репутации! Я уже привык, что передо мной трепещут!

Он взял его за руку и повел к черному замку.

Муан хотел продолжить эту словесную баталию, но в голову не шло ничего, кроме заверения, что один конкретный прославленный мечник всегда готов трепетать перед грозным старейшиной по первому требованию.

Шен потянул на себя дверную створку, и под ноги ему вывалился Рэн. Старейшина пика Росного ладана тут же пришел в себя и подскочил, отряхивая одежду. Вид у него был такой, будто он пережил не лучшую ночь в своей жизни.

— Ты зачем там сидел? — удивился Шен.

Муан за его спиной скорчил такую рожу, что Рэн оторопел. Мечник пытался одновременно выразить возмущение: «Какого демона ты никуда не ушел?!» и угрозу: «Если ты сейчас не уберешься — я тебе прибью!», но лицо не справилось с возложенной задачей, и его перекосило.

— С тобой все в порядке? — встревожился Шен, так как Рэн буквально потерял дар речи.

Шен посмотрел ему за спину, беспокоясь, что где-то могла притаиться издевающаяся над ним лисица, но холл был пуст.

— Э-э… — Рэн с трудом оторвал взгляд от лица Муана и повернулся к Шену. — Мне пришлось сидеть здесь всю ночь!

— Мог бы посидеть в своей комнате…

— Благодарю покорно, там слишком пыльно!

— Мог бы подмести…

Рэн с возмущением уставился на Шена, будто тот предложил ему какое-то порочащее его честь занятие.

Вздохнув, Шен махнул рукой, понимая, что с ним бесполезно спорить, и вошел в черный замок. Муан последовал за ним, как бы случайно отпихнув Рэна плечом. Старейшина пика Росного ладана снова не понял более чем красноречивый сигнал от прославленного мечника и потянулся следом. Муан нагнал Шена и, взяв за руку, переплел их пальцы. И обернулся к Рэну.

Тот недоуменно приподнял брови, начиная подозревать, что старейшина пика Славы чем-то отравился с утра.

Шен постарался не обращать внимания на их переглядывания и потянул Муана в сторону подвала.

— Давайте уже разберемся с этой мебелью.

Мечник смиренно последовал за ним, а Рэн, нерешительно дернувшись из стороны в сторону, положил руку на меч и тоже потянулся следом, с большой опаской.

— Кхм… — неуверенно кашлянув, начал он. — Так та история про лисицу — правда?

— Какая история? — переспросил Шен, зажигая огонь на ладони.

— Ну что она… воет в подвале… от безответной любви…

— Сейчас я завою, — пообещал Муан, но Рэн решил игнорировать чокнувшегося старейшину.

Шен сделал вид, что не услышал обоих. Он медленно пошел вперед, двигаясь по длинному темному коридору. В этой части подвалов было сухо и холодно — отличное место для хранения деревянных изделий или, к примеру, запасов еды, если б они были. Погреб Лева находился на уровень ниже и левее.

Рэн вдруг остановился, как вкопанный.

— Ты специально меня сюда притащил? — полным подозрения тоном произнес он.

Шен не обратил на его слова никакого внимания, поэтому Рэну пришлось топнуть ногой и воскликнуть:

— Я никуда не пойду! Я!..

Он дотронулся пальцами до ошейника и опустил голову. Обернувшийся к нему Шен признал, что это не выглядит, как очередной заскок. Но не может же быть, чтобы Ер потянулся наружу, почувствовав родные подземелья.

Шен ощутил укол сочувствия. Для него черный замок был безопасным убежищем, поэтому он пропускал мимо ушей чужое мнение о его зловещести или воспринимал, как комплимент. И, естественно, он был уверен, что жизни Рэна здесь ничего не угрожает. Однако, если представить, каких трудов старейшине пика Росного ладана, до дрожи боящегося этого места, стоило прийти сюда, остаться здесь на ночь, спуститься в подвал… Можно уважительнее относиться к его силе воле? Шен искренне попытался проникнуться к нему более светлыми чувствами и признать его старания. Но все же Рэн раздражал. Возможно, все дело в злости на Ера, а трудно было видеть одного — и не вспомнить про другого.

И как ему отделить Рэна от Глубинной тьмы? И сколько вообще есть у Рэна времени? Он, безусловно, талантливый, но он не главный герой с аурой неуязвимости, и Глубинная тьма не может оставаться в его теле без вреда для его здоровья.

Но что делать, Шен не представлял. А главное — он не хотел в это влезать. Как Ер заявлял, что ему лень общаться с ним нормально: ведь все равно Шен — смертник в этом мире, так чего напрягаться?

Чего напрягаться, в самом деле?!

Это — ведь — чужие — заботы.

Шен ощутил пробежавшую по плечам волну дрожи. Случившееся в воспоминаниях не стерлось из его памяти, и, в отличие от вчерашнего вечера, сейчас он мыслил более здраво и не мог не понимать, что за испытание ему вскоре предстоит. И из всех дел, которые возможно было сделать, пока еще есть возможность, он пошел тащить кровать для Рэна!

Да он и сам не в своем уме. Они тут все свихнулись!

— Шен? — позвал Муан. — Все в порядке?

Шен словно очнулся.

— Все прекрасно, — скривив губы в саркастичной усмешке, заявил он. — Пойдем за кроватью для нашего дорогого гостя. А тебя, — обращение к Рэну, — я с собой в подвал не тянул.

Сказав это, он отвернулся и пошел вперед, больше никак не реагируя на застывшего посреди коридора старейшину пика Росного ладана.

Спустя пять минут они с Муаном уже возвращались обратно вместе с кроватью. Рэна в коридоре не было.

— Хотел бы я верить, что он внял голосу рассудка и ушел к себе домой, — негромко произнес Муан.

За все время похода по подземелью они с Шеном больше не перемолвились ни словом. Муан ощущал охватившие его чувства, но с трудом мог их идентифицировать. Беспокойство? Этим словом не опишешь всю эту гамму эмоций.

В любом случае, ему не нравилось, что Шен стал вновь думать об этом.

Рэн нашелся в холле. А жаль.

Шен сидел на своей излюбленной лавочке, уставившись на далекий горизонт. То, что он сказал Муану об Админе, было правдой: он на самом деле не собирался «жертвовать собой ради спасения человечества».

Но Ер называл его смертником, и что, если он был прав с самого начала? К этому все придет? Так скоро?

Но если так, значит, все, что он совершил, в конечном итоге приведет к худшему результату?

Он стоял перед Рурет и молчал, зная будущее, потому что хотел продолжать жить в этом мире. Но как же бессмысленно это звучит, если представить, что и ему вскоре предстоит умереть. Умереть и оставить Муана одного? Он самоуверен, думая, что это причинит ему слишком сильную боль? Если бы Муан умер… Шен бы, наверное, тоже…

Но умереть и оставить его страдать — это еще ужаснее.

Если бы он тогда рассказал Рурет, эта вселенная бы схлопнулась? А Муан… Муан бы никогда его не встретил, поэтому ему не пришлось бы сожалеть. А он сам… ну… жил бы как-то… или все же умер… Какая разница?

Зато жил бы настоящий Шен, жила бы Рурет. Наверное.

У него было мгновение, чтобы все изменить. Всего лишь мгновение, но все же.

Но, дай ему выбор прямо сейчас, разве он поступит иначе? Удобно сожалеть и терзаться сомнениями, когда все уже невозможно изменить. Но если не пускаться в самообман, разве он бы решился? Отказаться от борьбы за свою жизнь из-за страха? Выбрать чужие жизни вместо своей? Был бы это благородный поступок — или просто попытка сбежать?

Нет, пока в его жизни есть тот, за кого бороться, пока он знает, что его жизнь ценна, очень ценная для человека, которого он любит, Шен никогда не признает капитуляции. Раньше он боролся за жизнь только для себя, потому что эгоист, потому что никогда не хотел исчезать без следа. Но теперь его жизнь принадлежит не только ему. Он сказал эти слова. «Я тебя люблю». Для кого-то, возможно, это всего лишь признание. Но для Шена это обещание. Это обязательства.

«Не просто стремиться к тебе вечно. Я хочу планировать будущее на двоих.

Теперь ты всегда в моих планах, в сфере моих интересов, в зоне моего комфорта, во всех моих счастливых днях.

«Я люблю тебя» — это обещание. Даже если ты так не думаешь.