Темный янтарь

Глава 9

9. Мотоциклист

Мотоцикл звался «Цундапп К-800W», имелись в нем двадцать две полноценные лошадиные силы и бесчувственная неутомимость хорошо продуманного колесного железа. Сам Янис железным не был, но приходилось как-то соответствовать. Теперь на ходу отдыхать не получалось, поскольку гонял посыльный по большей части в одиночестве. Случались попутчики, но с ними и словом особо перемолвиться было некогда.

Два дня круговерти по городу и линиям обороны.

Немцы тем днем и следующим не атаковали, собирали силы для окончательного штурма. Видимо, завтра-послезавтра пойдут. Но так было даже тяжелее – бомбежка и обстрел шли практически непрерывно, а береговые батареи врагу не отвечали[1]. Горели дома, пожарные команды тушить уже не успевали, ветер стих, на некоторых улицах было не продохнуть от едкого дыма. В воздухе непрерывно гудели двигатели бомбовозов, а зенитные снаряды лопались пореже – слабел заградительный огонь.

На ходу Янис мало что слышал - рев мотора, стальной шлем на башке и сосредоточенность защищали от страха. Объезжал новые завалы, воронки и рухнувшие столбы, и гнал дальше.

541-я батарея ПВО, развалины домов на подъезде к ней, сгоревший грузовик, задранные стволы орудий – слева фальшивые-деревянные, справа стальные-настоящие. Развороченные окопы, разбитая прямым попаданием пушка, желтая яркая щепа от разнесенных снарядных ящиков, везде мятые и не мятые гильзы, жилы разорванных телефонных проводов. Пекло солнце, мутное за завесой клубов дыма.

Блиндаж КП батареи еще цел.

— Что там, «Линд»-товарищ?

Янис отдает пакет, говорит о рухнувшей стене на проезде. Роспись в получении, всё, можно обратно к мотоциклу.

«Цундапп» готов к бегу. Табличку с сомнительной немецкой надписью Янис открутил еще в начале гонок по улицам, чуть позже, проезжая мимо клуба в военном городке, нашел банку с белой краской. Вроде столько времени прошло, столько всего случилось, а банка стояла где оставили. Впрочем, кому она нужна? Примерившись, спецсвязист вывел кистью на лобовой части коляски крупную «Л». Получилось так себе, кривовато, у Василька куда изящнее были результаты. Ну, ничего, главное не красота, а обозначение, узнавать сразу будут.

Горком… хруст выбитых стекол, ботинки оставляют следы на бумагах, сметенных сквозняками со столов. Пахнет вездесущей гарью, чем-то химическим.

— Товарищу Малмейстеру[2], лично в руки.

— Там он, направо, увидишь.

— Понял. На Рыбной убитый боец лежит и двое гражданских.

— Заберем…

Роспись, и на улицу, винтовка колотит по спине – удлинить или укоротить ремень? Как их вообще носят? Спросить бы у Серого, да где их с «Линдой» носит, курад их знает.

Грузовик – почти уж родной – Янис видел дважды. Один раз проскочили на встречных курсах, позже, возвращаясь с 501-й батареи, Янис обогнал, махнул рукой – тормознули. Из кабины высунулся Стеценко:

— Лихой ты, Ян. Смотри, убьешься.

— Нормально. Вы как?

— Да вообще без продыху, – взъерошенный Серега по обыкновению сидел в кузове, ремень каски опять расстегнут, морда взмокшая. – На Рыночной осторожнее, покрышку запросто пробить можно.

— Понял, поберегусь…

Отрывается «цундапп» от грузовика как от стоячего. Вот это радует – нет, не то что обгоняет, а то что такая мощь под задницей – была бы дорога без сюрпризов, за сотню километров выжать можно…

Снова к линии обороны у старых укреплений, здесь совсем медленно – везде следы вчерашних жестоких боев, железо на дороге, врытые в рост позиции моряков и стрелков. Впереди то, что на военном языке именуется «дефиле» – пространство перед старыми фортами между озерами Лиепаяс и Тосмарес, вдоль дороги и железнодорожной насыпи, где позавчера зажали и положили уйму немцев. Наши контратаковали, били в рукопашной, но большую часть врага уничтожила артиллерия. Говорят, жуткое дело было, остатки врага бежали в панике, наши могли Гробиню отбить, но приказ остановил.

Янис передает пакет, невольно морщится – от насыпи на батальонный КП плывет сладковатая тошнотворная вонь.

— Ничего, принюхаешься, – говорит комбат, вскрывая приказ. – Дело привычки.

— Меня от тряски и так малость мутит.

— Неудивительно. Крутитесь как черти. Грузовик-то ваш красивый цел?

— Цел, работают.

Комбат уже не слышит, вчитывается… Воет снаряд немцев, все машинально приседают на дно траншеи. Мотоцикл бы не задело, возвращаться пешком просто нет сил.

Снаряд лопается вдалеке, можно еще будет поездить.

В штабе дивизии ждут. Старший лейтенант Василек с красными от недосыпа глазами, с ним капитан, блестят новенькие саперные инструменты в петлицах.

— Ян, место между Бернатами и Ницей, где мы ползали, помнишь? Отвезешь товарища капитана, покажешь, где ходили. С наших позиций, не углубляясь.

Капитан устраивается в коляске, сдвигает пистолетную кобуру поудобнее:

— Как драндулет? Надежный?

— Пока не жалуюсь. Вы бы фуражку придержали, сдует…

«Цундапп» быстр как молния. Пронеслись через мост, дальше Янис крутанул, обходя заваленные и горящие улицы, уже на выезде из Старой Лиепаи пришлось притормозить, пропуская обозные повозки.

— Да ты гонщик, – то ли похвалил, то ли упрекнул капитан, поправляя ремешок фуражки. – Главное, не убей, у меня еще дел полно, да и дочерей хотелось бы повидать.

— Э… я же осторожно. Бережно. У меня и дочек еще нет, хотелось бы после войны заиметь.

Капитан хмыкнул:

— Вот это верно. Так что давай уравновешенно.

Покатили дальше, здесь по направлению к Бернатам было спокойно. Молчавшую 27-ю береговую батарею, здешних зенитчиков и саму дорогу немцы сегодня не бомбили. Дыма нет, от моря и Центрального кладбища летом пахнет, будто и нет войны. Ну, так думать нельзя – определенно в воронку влетишь или какая железка под колесо прыгнет.

Вот они, знакомые позиции, заболоченные луга и кустарник. Вот оттуда пограничников вытаскивали. Местный командир рабочего отряда и его разведчики рассказывают, куда разведка ползала, да что нащупала. Капитан чиркает на карте, вопросы задает. Больше про едва заметную дорогу, и про старую дамбу. Янис тоже показал на карте ,что помнилось, описал, что видели в глубине.

Пошли назад, к укрытому мотоциклу.

— Ходили вы, ходили, а рассказать толком не можете. Товарищ Василек на карте подробнее объясняет, чем вы тут пальцами по направлениям тыкаете, – говорит капитан.

— Сложное дело. Мы же рабочие, не служили.

— Я не в упрек. Но выводы нужно сделать. Во избежание дальнейшего винегрета. У нас целый разведбат имеется, но он в атаки ходит, а в разведку токари и электрики ползают. А так-то ты молодец, ориентируешься.

— Слабо я ориентируюсь, – признался Янис. – Вот Серега, в смысле товарищ Васюк, тот ловок и память хорошая.

— Как же, знаю. Беседовали. Был бы он на годик-два старше, нашлось бы ему достойное дело. Ну, в любом случае в связных вы вряд ли застрянете, – капитан принялся умещаться в коляске.

Янис подумал, что не прочь остаться связным-мотоциклистом – и польза делу есть, и способностей к этому делу товарищ Выру, вроде бы не лишен. А капитан… не очень он сапер, и уж точно не электрики ему нужны в подразделение.

Стояла тишина над южным участком обороны, без помех выбрался на дорогу «цундапп», набирая скорость, катил в сторону Лиепаи. Сосредотачивается Янис – ближе к городу начнутся сюрпризы, успевай только вилять да угадывать препятствия.

— Ян, тебя что ли ловят? – капитан толкает в бок.

Янис притормаживает, поднимает очки на каску. От замаскированных позиций зенитчиков бегут двое, машут руками. Что-то странно бегут. А, девчонки…

— Это та самая? Знаменитая Линда товарища Василька? – с любопытством спрашивает капитан.

— Э… да, знакомы они.

На Линде длинная красноармейская гимнастерка – словно платьице поверх рабочих штанов надето. Туго схваченная ремнем талия так хрупка, что кажется, сломится под тяжестью пухлой санитарной сумки. Вот подруга ее – Рена, что на углу у булочной живет, нормальная санинструктор, кушает хорошо, хотя бегает помедленнее.

— Ян, на беседу с барышнями – две минуты, – предупреждает капитан, разглядывая бегуний.

Янис слезает с мотоцикла, идет навстречу. Что-то серьезны девушки, случилось у них что-то…

— Мы видим – вроде ты на мотоцикле проскочил, сторожить начали… – поясняет запыхавшаяся Рена.

Линда смотрит – глаза у нее огромные, голубые и прохладные, как море апрельским погожим утром.

— Ян, ты же, наверное, не знаешь. Сегодня дядю Андриса похоронили. Здесь вот рядом… мы были.

Кладбище близко, яркая зелень за забором. Янис смотрит и не особо понимает – а почему же вдруг похоронили? Это как?

— Десять минут, Выру. Съездишь, попрощаешься. Вот товарищ барышня могилу покажет, а вы, Линда, идите со мной, – приказывает капитан. – Комбат ваш где?

Могила большая – не очень хорошо подровненный прямоугольник свежей земли, надписи на фанерных табличках, сосновые ветви вместо цветов. Двенадцать человек, братская могила. Не первая свежая могила, а рядом еще яма, копают усталые старики-могильщики.

— Бомба, а они же в убежище не ходили, работали, – шепчет Рена. – Им говорят, а они «срочно, срочно». Взорвалось и троих насмерть, в больницу только Зитарса успели отвезти.

— Да. Ну что ж, ехать надо, – бормочет Янис, глядя на свежую землю и зеленые ветви.

Наверняка ошибка какая-то. С чего Андрису – лысому, крепкому как боксер – вдруг умирать? Тетя Эльзе, Анитка и девчонки уж точно не поверят.

Мотоцикл заводится со второго раза, свечи все же заливает. Рена усаживается сзади, обнимает за плечи, всхлипывает, от нее пахнет новенькой армейской формой и чуть корицей. Тесновата ей гимнастерка. Ох, что за глупости в голову лезут, совсем ополоумел Выру-средний.

Капитан, Линда и незнакомый командир-зенитчик ждут у поворота на батарею. За плечами у Линды потертый брезентовый туристический рюкзачок.

— Сочувствую, достойным человеком был твой дядя, – говорит капитан. – Погиб на боевом посту в эти тяжелые дни, вместе с товарищами. После победы поставим им памятник. А сейчас ехать надо. Товарищ Линда с нами, прикомандирована.

— Я не просилась, честное слово, – бормочет Линда, прощаясь, обнимает подругу.

— Не в тыл забираем, на такую же передовую позицию. Санинструкторы везде нужны, – поясняет капитан, пожимая руку зенитчику. – Ян, соберись, довези, не покалечь нас. Потом отдохнешь.

Дым в сумерках еще гуще, патрули кажутся тенями, у Нового рынка снаряд разворотил санитарный автобус, выносят убитых…

Из дивизионного КП выходят моряки, быстро шагают к каналу, смотрят на небо. Скоро сумерки, должны убраться немецкие бомбовозы, станет чуть легче. Товарищу Выру велено отдыхать два часа, Янис ставит мотоцикл под стену, садится в коляску, задирает-вытягивает ноги. Мыслей в голове нет, одна усталость.

***

За колено трясут все сильнее, Янис с трудом пытается вырваться из сна. Глаза не открываются, хоть плоскогубцами веки поднимай.