Клубок со змеями

***

Здесь все осталось почти без изменений с момента моего последнего визита. Черные треножники по-прежнему стояли по углам, но не источали языков пламени, так приятно ласкавших зрение и слух в ночное время. Стол ломился от яств и кувшинов, однако немалая часть тарелок и сосудов уже были пусты, слегка омрачая вид своим грязным и жирным видом.

Хазин располагался на ложе прямо напротив входа в шатер. Его кожа была белее соли, а дыхание — тяжелое и прерывистое. Увидев меня, караванщик злобно зыркнул из-под полуопущенных век. Только подойдя вплотную к столу, я заметил, что в углу позади него примостился один из тех больших сосудов, что наполняли наемники водой из колодца. Мысль, которая пронеслась в моей голове, словно молния, несколько мгновений назад окончательно окрепла. Несмотря на дикую слабость и боль во всем теле, я осознал — впервые за долгое время мне так повезло!

Хриплый и приглушенный голос торговца оторвал меня от созерцания сосуда:

— Думаешь, я упаду перед тобой на колени и стану молить о пощаде?

Я перевел взгляд на Хазина. Ярость и гнев к нему начинали смешиваться с чувством презрения:

— В этом нет необходимости.

Торговец закашлялся, а затем выдавил из себя злобную ухмылку:

— Тогда что тебе нужно?

Медленно, превозмогая слабость, я приподнял меч в правой руке так, чтобы Хазин увидел его. В полусумраке шатра холодная бронза переливалась темным угрожающим цветом. Караванщик хмыкнул. По выражению моего лица он все понял.

— Полагаю, я заслужил знать причину? — прохрипел он. — Вряд ли ты делаешь сие из милосердия.

— Это точно, — мрачно ответил я.

— Из-за денег? Тогда я не ошибся — ты обычный жалкий разбойник. В тебе нет никакой добродетели.

— Недооцениваешь меня, Хазин, — я был мрачнее грозовой тучи после долгой засухи. — Богатства я, конечно, люблю, но это не единственная причина. И не главная.

Торговец слегка приподнял брови:

— Ты даже слегка заинтересовал меня, ремесленник. Что же еще?

— Бастет.

— Не понимаю тебя.

— Ты приказал своим людям надругаться над ней.

— А-а-а-а, ты про свою прекрасную рабыню. Не знал, что так трепетно относишься к своим вещам. Можешь не переживать. Синяки заживут через неделю, — он закашлялся.

— Она не моя рабыня.

Хазин еще больше побледнел, услышав эти слова. Хотя мне казалось, быть белее соли невозможно. Я приставил меч острием к его горлу. В глазах караванщика читалась ненависть. Ярость. Злоба. Но не страх, что слегка удивляло, однако я не подавал виду.

— Еще какие-нибудь причины? — прошипел Хазин.

— Безопасность, — произнес я с загадочной улыбкой на устах.

— Безопасность? — переспросил караванщик, но я не удосужил его дальнейшими разъяснениями.

Медленно я вдавил лезвие клинка в шею Хазина. Кровь хлынула из его горла, забрызгивая ложе алыми каплями. На пурпурной тунике она была почти не видна. Караванщик издал пару булькающих звуков. Руки конвульсивно дернулись. А затем все было кончено.

«Поздравляю, Саргон. Вот ты и стал убийцей. Еще один рубеж пройден... Может быть. Но он заслужил смерть!».

Одновременно с тем, как Хазин испустил дух, снаружи донеслись торжествующие крики, ознаменовавшие собой окончание сражения. У меня оставалось мало времени.

«Если я хочу успеть осуществить задуманное, то действовать нужно быстро».

Отбросив меч в сторону, и больше не обращая внимания на перекошенное гримасой лицо Хазина, я подошел к большому сосуду с водой и сбросил на пол деревянную крышку. Увидев свое отражение, я даже слегка испугался.

«О, боги... Это я? Это... я?».

Из сосуда на меня смотрело лицо человека, изможденного множественными испытаниями. Оно осунулось и постарело. Слегка искривленный нос, огромный кровоподтек на подбородке, синяки под глазами, лохматые грязные космы волос и взъерошенная борода — все это не придавало моему лицу привлекательности.

С трудом оторвавшись от созерцания собственного лика, я схватил пустой кувшин со стола и почерпнул воды из сосуда. Пришлось проявить силу воли, чтобы не глотнуть самому. Затем я водрузил крышку обратно, прикрывая сосуд. Сделать это одной рукой было не так-то просто, поэтому она дважды выскальзывала из моих ослабевших пальцев. Проклиная все на свете, я кое-как водрузил ее обратно. И вовремя — послышалась поступь тяжелых шагов, приближающихся ко входу в шатер. Взяв в руку кувшин, и стараясь не выронить его, я повернулся навстречу тому, кто направлялся сюда.

«Если это не тот, о ком я думаю, то мне конец! Ну, а если это Бастет — я зацелую ее до смерти».

Шаги остановились прямо у входа. Секунды тянулись, словно часы. Я не сводил глаз с полога, а тот, кто стоял снаружи, не торопился входить. Сердце вновь стало колотиться с удвоенной скоростью. В груди неприятно покалывало. Мне требовались неимоверные усилия, чтобы не дать себе свалиться прямо сейчас. Наконец, полог шатра резко одернулся, и он вошел внутрь.