Ловушка для девственницы

Она вопросительно глянула на отставного психиатра, который уже потерял терпение, слушая ее болтовню, и сучил ножками. Мне показалось, что Айрис именно этого и добивалась.

— Думаю, полчаса вполне хватит, — после короткой паузы сказал Энгстед.

— Вы уверены в этом? — Сомнение ясно было написано на лице Айрис. Расчетливым движением она одернула бело-черный свитер — так, чтобы он еще больше обрисовал ее и без того плотно обтянутую тонкой материей грудь. — Если бы я заранее знала о предстоящей экскурсии, то соответствующим образом к ней подготовилась бы. — Она хихикнула. — Например, поставила бы там диван. Как вы к этому отнеслись бы, мистер Бейкер? А сейчас…

Она направилась к бару и вытащила бутылку мартини.

— Вот и вся экипировка. Пойдем! Чувствую, мы до смерти надоели этому эскулапу.

Развернувшись, Айрис направилась к двери. Я двинулся было следом, но Энгстед придержал меня за локоть, давая понять, чтобы я не торопился.

— Один вопрос, Ларри. Вам действительно показалось, что Элен решила утопиться? — Он нервно провел рукой по лысому черепу. — Для того, чтобы правильно поставить диагноз, я должен знать это.

Я пожал плечами.

— Кто знает… Во всяком случае она боролась со мной, как дикая кошка, и едва не утащила меня за собой. При этом бессвязно кричала, что тетя Сара зовет ее со дна озера и что она хочет присоединиться к ней, так как не может сопротивляться этому зову. Это все, что я могу сказать.

— Понятно.

Энгстед вытащил из кармана трубку и, сунув в рот, зажал зубами — малыши проделывают такое со своей пустышкой.

— У меня сложная задача, но в своей практике я встречался и не с такими проблемами, — сказал он, скорее, для собственного успокоения, нежели для меня.

Пожелав ему успеха, я вышел из гостиной и быстрыми шагами направился вслед за Айрис. Мы завернули за угол дома и прошли к деревянному строению, стоявшему футах в восьмидесяти от основного здания. Это был неказистый одноэтажный домик.

— Вообще-то, это бывший сарай для дров и всякого хлама, — извиняющимся тоном пояснила Айрис. — Я его полностью переделала, отреставрировала, и получилась, как это сейчас модно говорить, вполне приличная студия.

Айрис открыла дверь и гостеприимным жестом пригласила меня войти.

Она действительно устроила мне экскурсию, причем достаточно интересную.

Продемонстрировала гончарный круг и даже объяснила, как им пользоваться. Затем мы прошли к печи для обжига, осмотрели сушильную камеру. С гордостью Айрис показала свое сырье — импортную английскую глину. На мое замечание — зачем ввозить из-за границы сырье, которого, надо полагать, в округе предостаточно, — ответила уклончиво, ссылаясь на то, что в подобных вопросах я дилетант, и только специалист поймет, в чем здесь тонкость.

Осмотрев еще какие-то непонятные приспособления, а также смеси, которые добавляются в глину, я, наконец-то, перешел к самому главному — осмотру экспонатов.

Поделки были расставлены на полке, идущей вдоль стены.

— Все это достаточно примитивно, — сказала Айрис, мельком глянув на часы. — Нам нужно убить еще, как минимум, двадцать минут, чтобы Стив провел над моей бедной сестрой свои опыты и сделал тесты. Не лучше ли будет, если мы прогуляемся по окрестностям?

— Благодарю, — решительно сказал я. — Я уже достаточно нагулялся утром, даже имел счастье переговорить с тетушкой Эммой. Очень занятный вышел разговор, не могу не отметить.

— Хорошо, — она пожала плечами. — Тогда ковыряйся в этих безделушках. Я мешать не буду. Если встретится что-то непонятное, не стесняйся, Ларри, спрашивай.

— Не сомневайся, спрошу. Понимаешь, мне хочется поближе познакомиться с тем, чем ты занимаешься.

Я подошел к деревянной полке и снял первый предмет, стоявший в длинном ряду. Это было нечто, похожее на узкогорлую амфору, к боку которой прижималась высокая тоненькая нимфа.

На мой вкус, это была великолепная работа.

— Замечательно! — Я не смог удержаться от похвалы.

— Ну… — было видно, что Айрис обрадована моей похвалой — ее щеки чуть порозовели.

— Так ты еще и неплохой художник, Айрис!

— Я бы так не сказала. Вряд ли это можно назвать искусством… Я работаю интуитивно, делаю то, что нравится самой.

Айрис присела на краешек рабочего стола и не спеша закурила сигарету.

— Понимаешь, Ларри, здесь нет ничего выдающегося. Все мои произведения выполнены в одинаковой манере. Иногда мне даже кажется, что в них я воплощаю собственное легкомыслие… Или скажу иначе: особое видение мира. Однако я не считаю, что являюсь художником.

— А вот с этим позволь не согласиться! — Я поставил амфору на место и снял с полки увесистую чашу, по периметру которой три ведьмы в традиционных высоких колпаках летели на метлах, спасаясь от преследования маленькой девочки, оседлавшей зубную щетку. — Такая работа сделала бы честь даже музею.

— Сразу видно, что ты дилетант, — Айрис грустно улыбнулась. — Не понимаю твоего энтузиазма, хотя, признаюсь, мне лестно, что тебе понравилась эта дешевка. Меня уже тошнит от них. Но ничего не поделаешь. Надо же как-то зарабатывать на жизнь. Да и поездки Элен в Нью-Йорк тоже обходятся недешево. На что не пойдешь ради сестры… Тебе еще не надоело на это глазеть?

— Я восхищен! — искренне воскликнул я. — Впервые вижу работы, выполненные в такой оригинальной манере. Нимфы, колдуньи…

Я последовательно осмотрел еще три работы, прежде чем Айрис вновь подала голос. К этому времени она успела выкурить сигарету. Ей было явно скучно наблюдать за тем, как я, поглощенный созерцанием миниатюрных скульптур, вазочек, пиал, начисто забыл о существовании их автора.

Подойдя ко мне, мисс Лэнгдон положила руку на мое плечо. Я даже вздрогнул от неожиданности.

— Скажи, Айрис, почему в твоих работах так много всей этой чертовщины? Тролли, ведьмы, бесенята…

— Все это происходит совершенно бессознательно, Ларри, — печально сказала она. — Я и сама не понимаю, как. Видимо, все-таки я прислушиваюсь к болтовне тетушки Эммы. Вот откуда все эти сказочные сюжеты… Колдуньи, нереиды, дриады… Иногда у меня все же появляется жгучее желание сделать что-то стоящее… Понимаешь? Действительно высокохудожественную вещь.

— И что же мешает? — не удержался я от вопроса, держа в руках очередную амфору.

— Для этого при разрисовке надо применять технику внутренней и внешней глазури. Но каждый раз я вынуждена напоминать себе, что эта проклятая электропечь жрет уйму энергии, на оплату которой вечно не хватает денег… Как видишь, я вынуждена усмирять свою гордыню.

— Все это неплохо, — пробормотал я. — Но, как бы тебе сказать… Мне было бы гораздо интереснее, если бы я понимал, о чем идет речь. А так я чувствую себя болван болваном.

Айрис вздохнула.

— Ну, если ты хочешь…

— Разумеется хочу. Поверь, твои работы меня очень заинтересовали.

Айрис вновь уселась.

— Даже и не знаю, стоит ли тратить время, объясняя невежде то, что он никак не сможет понять, так как не имеет соответствующего образования. — Айрис, улыбаясь, некоторое время смотрела на меня, явно довольная своим превосходством: конечно, она знала намного больше меня в этом деле, и я только что признал этот факт. — Так и быть, приношу себя в жертву! И лишь по той простой причине, что нам надо как-то убить четверть часа. — Она демонстративно постучала ногтем по циферблату своих часов. — Так вот, главное, что ты должен понять, так это то, что гончарные изделия лепят из влажной, хорошо размятой глины, из глины особого сорта, вот почему я импортирую ее из Англии. А затем помещают сырые фигурки в сушильную камеру. Они пористые, их необходимо обжечь в печи в течение двух с половиной часов при температуре тысяча триста градусов по Цельсию. Когда эти штучки остынут, я их разрисовываю. Если же я хочу покрыть их глазурью, то обжиг нужно повторить еще раз, а это — жуткий расход электроэнергии. — Она покачала головой. — Надо быть ненормальной, чтобы объяснять парню, который пишет сценарии для телевидения, такие простые вещи.

— Знаешь, а ведь о твоей работе можно было бы сделать прекрасную передачу, — загорелся я, вспомнив о своей связи с десятой музой.

Айрис лишь равнодушно пожала плечами.

— Не говори глупостей!

Я медленно продвигался вдоль полки, время от времени беря в руки наиболее понравившиеся работы. Поразительно, но таких набралось не так уж и мало. Айрис с иронией наблюдала за мной.

— Каково твое мнение о Стиве Энгстеде? — неожиданно спросила она.

— Насколько я понял, он неплохой человек. Но я слишком мало его знаю, чтобы так судить. Стив Энгстед — старый друг семьи, не так ли?

— Примерно так. Живет в этих краях уже черт знает сколько времени… Был большим другом тети Сары. Когда она утонула, он навещал нас довольно часто. И все же он мне не нравится, Ларри. Что-то в нем есть такое… — Айрис сделала многозначительную паузу. — Даже не знаю, как это объяснить. Но у меня мурашки бегут по спине, когда я с ним разговариваю, даже если наша беседа и занимает всего несколько минут. Мне все время кажется, что Стив просто насмехается надо мной, как над маленькой девочкой. И что самое плохое, так это то, что он всегда предельно вежлив и предупредителен. Кстати, знаешь ли ты, что вчерашний инцидент произошел исключительно по его милости? Он мне все уши прожужжал бесконечными сообщениями о том, как ты прыгаешь, подобно молодому козлику, вокруг этой шлюхи Кирш, пока не довел меня до белого каления. Последствия ты испытал на своей шкуре. Я же…

— Ты мне об этом уже говорила, — рассеянно сказал я, целиком поглощенный рассматриванием очередного шедевра Айрис. — Не скажешь ли, что это за очаровательная вазочка с фантастическими птицами, растениями и гирляндами цветов?

— А, ерунда, — Айрис равнодушно пожала плечами. — Дешевая копия дрезденской фарфоровой вазы восемнадцатого века. Но, Ларри, я бы хотела, чтобы ты серьезно отнесся к моим словам. Меня очень беспокоит тот факт, что в данный момент Энгстед обследует Элен. Я вовсе не уверена, что это пойдет ей на пользу. Скорее наоборот, принесет больше вреда. Если эта простушка верит в идиотские бредни тети Эммы, последствия могут быть вообще непредсказуемые.

— Но Стив — профессионал, — неуверенно сказал я. — То, что он не нравится тебе, как человек, не имеет никакого отношения к тому факту, что он хочет помочь Элен. И к тому же, он намерен только побеседовать с ней, а не лечить.

— Понимаю, и все же… — сомнение ясно прослушивалось в голосе Айрис. — У меня окончательно сдали нервы, — пожаловалась она. — Я, буквально, чувствую, как вверх и вниз по спине циркулируют какие-то токи. Ты знаешь, это бывает со мной всякий раз, когда мне грозят крупные неприятности. Печально, но, догадываясь о них, я никак не могу избежать напастей…

Она болтала, а я тем временем добрался до конца полки. Последним экспонатом была заурядная глиняная тарелка. Я даже удивился, чего ради она стоит здесь, в шеренге действительно интересных работ. Я не хотел раздражать Айрис подобными глупыми вопросами, полагая, что и так задавал их достаточно, и просто поставил тарелку на место.