Мертвые хватают живых

— Нам ничего не остается, — тряхнув волосами, сказала Таня, — как самим постараться найти убийцу. Тем более что при таком раскладе им может быть только один из трех мужчин, деливших с нами стол: двух сербов и поляка.

— Я бы не стал исключать женщин…

— Считаешь, что какая-то из дам зашла в мужской туалет, чтобы зарезать там нашего друга черногорца?

— Сдаюсь, твоя взяла: ограничимся мужиками!

— Пойдем-ка, друг ситный, до хаты: чем больше я думаю, тем сильнее подозреваю, что мы до сих пор недооценили ловкость противника. Нужно побыстрее осмотреть наши вещи: неровен час, этот Душан устроит обыск, по результатам которого нас арестует.

Клаутову передалось Танино волнение, и майор стремительно встал из-за стола, благо, в ресторане самообслуживания не было нужды дожидаться официанта со счетом. Не успели они выйти, как один из посетителей, кстати сказать, вполне прилично одетый человек, подошел к столику привередливых иностранцев и жадно схватил отвергнутый Клаутовым сандвич.

Через семь минут — именно столько занимает дорога от Славии до отеля — выяснилось, что торопились они не зря: обыск в занимаемом московскими туристами номере уже шел полным ходом.

Из протоколов совещания Информбюро 1949 г. (текст и стиль подлинные, приведены без изменений).

Тов. Берман (Польская делегация"). Принятая по инициативе ВКП(б) Резолюция Информбюро о положении в КПЮ сыграла историческую роль не только в разоблачении изменнического белградского правительства… но и помогла преодолеть разные "теорийки" о "новых" путях к социализму, отличных по существу от советского пути, о возможности построения социализма без коллективизации сельского хозяйства, "теории", которые имели хождение в странах народной демократии и не встречали должного отпора со стороны коммунистических и рабочих партий.

Тов. Гэре (Венгерская делегация). Между прочим, следует отметить, что не только для югославских кулаков в Венгрии, но и для венгерских кулаков вообще и для оставшихся еще в городе капиталистических элементов, для каждого противника народной демократии Тито и его банда являются "идеальными".

Тов. Копржива (Чехословацкая делегация). Партия разоблачила несколько групп людей, находящихся на службе югославской и англо-американской разведок. В Праге была арестована крупная группа бывших членов национально-социалистической партии, а вместе с ними и несколько правых социал-демократов. Все они показывают о получении ими директив, обязывающих их вступить в коммунистическую партию, добиваться ответственных постов, подрывать партию и информировать англо-американскую разведку.

9

В ответ на просьбу дать ключ, портье на "рецепции" отвел глаза и сообщил, что его взяла уборщица. Клаутов с Борисовой, ни секунды не сомневаясь, что это за "уборщица", сгорая от беспокойства, молча рванули с места в карьер. Еще издали они увидели, что в коридоре около их номера стоит полицейский, который сделал попытку не впустить внутрь посторонних. Услышав, однако, русскую речь, блюститель порядка посторонился, и даже услужливо распахнул перед ними дверь. В комнате было полно народу, все как полагается: понятые из числа обслуживающего персонала, оперативники и представитель прокуратуры. Всем процессом руководил Шошкич, который нимало не смутился, увидев своих московских "друзей":

— Хорошо, что вы вовремя вернулись: все-таки не очень корректно проводить обыск в отсутствие хозяев…

— Что обычно допускается только в исключительных случаях, — не преминула уколоть Татьяна. — Но вам все-таки пришлось…

— Чем обязаны таким вниманием, Душан? — не удержался от вопроса в свою очередь и Клаутов.

— Обычное следственное мероприятие, Петр, вам не следует обижаться или быть недовольными, — уклонился от ответа подполковник. — Наоборот, чем быстрее все прояснится, тем скорее вы сможете вернуться в Москву.

Борисова молча присела к столу и отчужденно смотрела на разворачивающееся вокруг действо. Обыск меж тем шел своим чередом, по освященному в течение многих десятилетий общепринятому порядку: слева направо, от стен к центру комнаты. Оперативники громко называли найденные ими вещи, предъявляли их понятым, а молодой, младше двадцати пяти лет полицейский, прикусив от напряжения язык, вел протокол. Все было — благодаря сериалам и нескольким десяткам переведенных ею детективных историй — знакомо до мелочей, и вызывало бы зевоту, если бы не одно маленькое обстоятельство: это в ее номере шел обыск, и это ее, Татьяну Васильевну Борисову подозревали если не в убийстве, то в соучастии в убийстве иностранного гражданина на территории чужой страны. Снедаемая острым беспокойством, Таня каждую секунду ожидала, что кто-то из оперативников с радостным возгласом обнаружит в их вещах недостающую прямую улику — будь то измазанный кровью несчастного черногорца предмет одежды или Бог его ведает что еще. Как обычно бывает в таких случаях, она — несмотря на то, что практически только что вышла из-за стола — ощутила голод: древнейшая часть человеческого мозга на свой лад начала бороться с могучей дозой бушевавшего у нее в крови адреналина. Наблюдая за распаковавшими ее чемодан полицейскими, Таня, не глядя, машинально протянула руку к лежавшим в одной из пепельниц орешкам кешью, и, ощутив под пальцами нечто постороннее, опустила глаза и к своему ужасу увидела полуприсыпанную орехами запонку — одну из тех двух, что семейство Симичей везло в качестве свадебного подарка. Можно было не сомневаться, что там же лежала и вторая, заботливо припрятанная их неведомым "доброжелателем"!

На короткое мгновение Борисову охватила паника: совсем скоро кто-то из оперативников неминуемо займется столом. Таня еле поборола сумасшедшее желание схватить злополучный предмет мужского гардероба и сунуть в рот — это наверняка не осталось бы без внимания зорко следивших за поведением постояльцев подозрительного номера полицейских, которые могли поинтересоваться, не прячет ли она таким образом нечто. Требовалось мотивировать это движение, придумать что-нибудь простое и естественное. Решение пришло неожиданно, и, чуть не закричав от боли в тот момент, когда из укушенной ею внутренней части собственной губы (самоедка! — мелькнула в голове дурацкая мысль) пошла кровь, Борисова крайне невнятно сообщила, что хочет пить.

— Что-что? — почти одновременно переспросили Клаутов и Шошкич.

— Пи-ить, — Таня показала рукой, что опрокидывает стакан, и добавила: — воды или пива. Лучше пива, — бесшабашно махнула она рукой, как сделала бы почти каждая следящая за своей фигурой женщина, решившись пуститься во все тяжкие. — Петр, в холодильнике должно быть пиво, достань, пожалуйста, бутылочку!

Все это Борисова проговорила старательно шепелявля и по понятным причинам вполне естественно гримасничая, отчаянно при этом надеясь, что журналисту не придет в голову продемонстрировать заботу и поинтересоваться первым, что с ней произошло. Услышав ответ, он наверняка бы не смог сдержать удивления, что было бы равнозначно провалу. С горькой досадой она увидела в глазах Петра тревожный вопрос. Вот он открыл рот…

— Что с вами? — удивился, наконец, подполковник, и Борисова незаметно перевела дыхание.

— Когда мы обедали, было так вкусно, что я прикусила губу! — как можно бессмысленнее тараща глаза, по-прежнему не выговаривая тридцать три буквы, сообщила Таня. — А теперь вот снова пошла кровь, — и она оттопырила капризную губку, наглядно демонстрируя плоды своего членовредительства.

Борисова, хорошо знала Клаутова, и поэтому могла прочесть по его каменному лицу, что он ничего не понимает. Однако Таня в очередной раз отдала ему должное: как ни в чем не бывало, журналист молча прошествовал к холодильнику и взялся за ручку. Между тем один из оперативников постарался его опередить, и сам достал бутылку все того же БИПа. Внимательно ее изучив и не найдя никакого криминала, он передал тару Клаутову. Зная нелюбовь Борисовой к пиву, тот решил подыграть Тане:

— Что, даже во время обыска не можешь потерпеть без своего любимого пива?

— Ты бы тоже захотел пить, пойди у тебя из губы кровь! — убежденно ответила та и, кинув рот орешек, сделала хороший глоток.

Через пару минут, когда это ее новое занятие стало для окружающих привычным, Таня отправила в рот и аккуратно уместила за пухлой щекой первую из запонок. Почти сразу после того, как она раскопала в орехах вторую и проделала с ней то же самое, кто-то из полицейских попросил ее отойти к окну: пришел черед стола. Первым делом проверили стул, на котором сидела подозрительная иностранка: не было ли что-то прикреплено к нему снизу липкой лентой? Все люди смотрят в детстве одни и те же фильмы, очевидно, не были исключением и местные пинкертоны: в кино преступники всегда ставят свой стул на ведущий в подземелье люк или в его сиденье имеется тайник… Затем поворошили орехи в пепельнице, после чего Борисова смогла отойти к окну и там на свободе заниматься одним из своих самых нелюбимых дел — пить пиво с орешками. Обыск продолжался своим чередом…

Все, однако, на этом свете имеет конец: тщательно осмотрев каждый квадратный сантиметр гостиничного номера и буквально обнюхав каждую обнаруженную в нем вещь, Шошкич, не скрывая разочарования, извинился и увел свою команду. Судя по всему, он так и не нашел ничего интересного — или того, за чем пришел. Едва за последним незваным гостем захлопнулась дверь, Клаутов многозначительно приложил палец к губам и смешно оттопырил ладошкой правое ухо. Прекрасно поняв, что он на всякий случай предупреждает ее о возможности установки подслушивающей аппаратуры, Борисова, тем не менее, фыркнула — уж больно в этот момент уморительный был у него вид.

— Как же ты теперь будешь разговаривать, бедненькая? — проявил Петр заботу. — Очень больно?

— Больновато. Посмотри, сколько кровищи, — Таня выплюнула на ладонь запонки и продемонстрировала их Клаутову.

У того при виде находки округлились глаза. Широко разведя руками и показав ей большой палец, Петр, во избежание подозрений со стороны белградской полиции, продолжил естественный в таком случае разговор:

— Как ты думаешь, что они собирались у нас найти?

— Ума не приложу, — прошепелявила Таня. — Неужели он действительно нас в чем-то подозревает?

— Такая у него работа! — наставительно сообщил Клаутов. — Ну что, приляжешь чуточек отдохнуть, как ты собиралась, когда мы возвращались в гостиницу? А я, если ты не возражаешь, пойду, пройдусь: вся эта гнуснятина, которую устроил наш друг Шошкич, совершенно испоганила настроение, и мне просто необходимо глотнуть чего-нибудь крепенького.

— Нет уж, после всего, что произошло, оставаться одной я не собираюсь! Подожди, я через пару минут буду готова.

С этими словами Таня достала из сумочки пудру, приподняла лежавший на полу в небольшом тамбуре, которым был снабжен их номер, половичок, и аккуратно тончайшим слоем припорошила пол. Затем направилась в ванную, для вида там пошумела водой и возвратилась, возвестив, что можно выходить. К этому времени Петр успел позвонить Саве Ковачевичу, племяннику своего знаменитого прадеда, и подтвердить договоренность о встрече.