Повести

Егорыч поднялся.

— А стихи его… Дай, может, что и припомню…

Он закрыл глаза и дрожащим голосом продекламировал:

Увы! И я, и я рожден
В последней смертных доле…
Природой чувством наделен,
Столь гибельным в неволе!..

Егорыч шумно вздохнул, потом вдруг прислушался. Издали, со ступенек кухонного подвала, донеслось треньканье балалайки. Старик поморщился:

— Брешет Васька-мерзавец, ох и брешет! А еще — мой ученик. — Егорыч даже сплюнул. — У этого, видать, "зерно" внутри пустое: ни музыка, ни столярное дело плода не дают… Ну, я пошел к себе, Сережа. И то, брат, надо помнить: "Не умеешьшить золотом, бей молотом; не умеешь молотом, шей золотом". А господа? Что господа! Их власть!..