Мне ли бояться!..

— И я! — рванулся я к двери, но Полина остановила меня, упершись ладонью в грудь.

— А ты, милый, развлекай девушку.

И мы остались одни в комнате. Я сердито рухнул в кресло и схватил первый попавшийся журнал.

— Вовсе не обязательно держать «Новый мир» вверх ногами и пытаться что-то прочесть, — произнесла Аня. — Я увидела твой мотоцикл и решила зайти. Почему ты избегаешь меня? С того случая мы ни разу не поговорили.

Я что-то хмыкнул в ответ. Конечно, для нее это просто «случай». Попробовала бы она провести пару месяцев в тюрьме.

— Ты никак не можешь простить? — спросила Аня. Хорошо, хоть не приближалась больше. — Послушай, Алеша. Я виновата. Но человек имеет право на ошибку. Один раз. Больше такого никогда не будет. Ну что ты молчишь? Скажи что-нибудь, обругай меня. Ударь.

А я знал, что стоит мне заговорить, и стена рухнет, а мне этого не хотелось. Я только мельком взглянул на нее и увидел, как она растеряна. И пожалел.

— Спроси у своей сестры, может ли человек быть камнем? — произнесла Аня и прошла мимо меня. Минуту спустя я услышал ее голос: — Алеша, я все равно буду тебя ждать…

А потом щелкнула дверь. И я со всей силой швырнул «Новый мир» в стену.

— А где Аня? — спросил Серега, внося поднос с чашками. — Полина сыр режет.

— Ушла, — буркнул я. — За такие шутки — в зубах бывают промежутки. Запомни.

— Я здесь ни при чем, — начал открещиваться Серега. — Откуда мне было знать, что она заявится? А вы с ней что, так и не объяснились?

— Играли в футбол. Но на одних воротах не было вратаря… Заводи Шевчука, Серега! Что же будет с Родиной и с нами?

Когда мы взбирались на мотоцикл, Полина спросила:

— А твоя знакомая очень хорошенькая. У тебя с ней был роман, да?

— Кино, — ответил я и рванул на полную скорость.

…Рыбаки уже вернулись, и мы успели поесть свежей ухи, прежде чем стали собираться в Москву. Обратно должны были ехать с комфортом — Володю и нас обещал захватить его компаньон, останавливавшийся в Твери по пути в столицу. Вот почему сразу на своей машине не поехал, подумал я, и здесь подгадал.

Перед обедом мы с ним уединились, и я рассказал насчет палатки, Аслана и миллиона. Он стал думать, покусывая губы.

— Хреново, — сообщил он наконец.

— Это я и без тебя знаю.

— Говорил тебе: не водись с Асланом. — Они немного знакомы.

— Теперь уж поздно. В четверг отдавать.

— Хреново, — опять повторил он, словно зациклился на этом слове.

— Так дашь в долг? — напрямую спросил я. — Можно с процентами.

— У меня сейчас такой суммы нет, — сказал он. — Но я что-нибудь придумаю. Позвони мне во вторник вечером. И кончай жить хреново, вечно за тебя платить приходится! — На том и разошлись, и особой радости этот разговор никому не доставил.

Итак, мы четверо уезжали, а четверо оставшихся вышли нас провожать. Я смотрел в заднее стекло и махал им рукой, и Полина тоже, а они — нам. Отец обнимал за плечи Катю, а Николай — маму. Так они и стояли, как четыре дерева, пока не исчезли вдали. Спортивный БМВ домчал нас до Москвы без приключений. Володин компаньон оказался столь любезен, что, высадив брата с Люсей, довез и нас до Полининого дома. Правда, пытался при этом взять телефончик. Видно, такую мелочь, как я, уже не принимают в расчет. Я проводил Полину до самых дверей.

— Спасибо, — сказала она, прощаясь. — Все было очень вкусно! У тебя замечательная семья.

— Надо думать! — произнес я. — Если вдруг когда-нибудь, ну чисто теоретически, я буду настолько невменяем, что сделаю тебе предложение и ты согласишься, то у нас будет не хуже.

— Ты это серьезно? — спросила она, доставая ключи.

Я только поцеловал ее и ничего не ответил. Пусть сама разбирается. А мне надо было торопиться в общежитие.