Падающий дождь

VII

«Я убил вьетконговца! Я убил по крайней море двух вьетконговцев!» Этот восторженный крик последовал после десятисекундной очереди из автомата и приглушенного взрыва под землей… Жертвами оказались трое детей от одиннадцати до четырнадцати лет — два мальчика и одна девочка. Их тела были изрешечены пулями.

«Боже мой! — вскричал мой морской пехотинец. — Да ведь все они дети!» «Нью-Йорк Геральд Трибюн», 3 августа 1965 года

Несмотря на таблетки и порошки для очистки воды и стерилизации местной пищи, один сверхсолдат-супермен за другим заболевал дизентерией. Грант, как мог, ухаживал с помощью сержанта-фельдшера Хьюза за больными «зелеными» и «красными беретами», проклиная эту свирепую и вовсе не романтическую хворь. Попробуй проникнуться сознанием великой важности твоей роли в операции «Падающий дождь-два», сидя на корточках со спущенными штанами за банановым деревом и едва не плача от дикой рези в желудке!

Харди заболел первым. Вначале он еще крепился, скрывая болезнь, но однажды выскочил с отчаянным воплем, выпучив белесые глаза, высоко вскинув от страха крашеные брови. Он почти буквально мчался впереди спущенных штанов. Все схватились за оружие, но оказалось, что Харди повстречал в джунглях не вьетконговца, а всего-навсего кобру. Случайно оглянувшись, он увидел эту очковую змею, нацелившуюся на его искусанные москитами сухопарые ягодицы.

— Иисусе Христе верхом на колесе! — богохульствовал первый сержант. — Я уж думал, мне придется расстаться с фунтом филейной части и прижечь рану порохом!

— Зря паникуешь, Харди! — расхохотался Честэр. — Разве ты забыл, что всего-навсего двадцать пять процентов укусов кобры смертельны!

А потом занемог сам командир, капитан Джон Улисс Грант-младший. И ему не помогли йодистые таблетки. И заболел он более тяжелой формой дизентерии, чем Харди и остальные. Никто не мог понять, откуда именно пришла зараза. Правда, пили сырую воду из ручья, ели рис и мясо оленя, гиббона и даже собаки, привыкая к местной пище в соответствии с планом перехода на подножный корм.

— Плохи наши дела, первый сержант! — сказал капитан начальнику разведки, глотая таблетку. — Что же теперь будет с нашим «туземным партизанским» отрядом?

— Эти ярды у меня вот где! — ответил Харди, хлопая ладонью по заднему карману. — Сегодня опять пришлось у них тянуть через соломинку ханжу. Всю главную работенку я уже провернул. Мой помощник и дублер продолжит занятия по тактике и стрельбе. Думаю, пока надо воздержаться от всяких подарков. Впрочем, деньги надо прижать, а подбросить им еще мыла. Хотят заколоть для нас буйвола, спрашивали, сколько нас человек. Я, разумеется, уклонился от прямого ответа, сказал, что у нас в одном Большом Нью-Йорке больше народу, чем во всем их Южном Вьетнаме. Они простодушны, как дети!..

— Думаю, ты недооцениваешь этих людей, Харди, — выразил командир свое давнишнее беспокойство. — Помнишь, говорили нам в Брагге на лекциях по разведке, что еще Сунь-цзы за полтысячи лет до рождества Христова писал о широком распространении разведки в этом краю? Возможно, что они вовсе не такие уж простачки.

— Не беспокойся, босс! Я уверен, что во времена этого Сунь-цзы презренный металл тоже нравился шпионам…

Грант долго беседовал со своим заместителем по разводке. Как вести пропаганду против Ханоя и Вьетконга? Как разжигать этническую вражду? Как найти общий язык с этими горцами? У них до тридцати разных наречий, их не понимают даже вьетнамцы. По указанию ЦРУ, надо обещать им в награду за помощь против Вьетконга автономное королевство. Это — в далеком будущем, а сейчас надо подкинуть мыла, и еще конфет, и — что им там еще нужно? — крысиного яда? Чтобы крысы не пожирали запасы риса? Отлично! Радируем, чтобы выслали крысиный яд.

Сегодня же надо начать показывать им кино. Имеется шестнадцатимиллиметровый кинопроектор, экран, движок и все, что требуется. ЦРУ обещало регулярно подбрасывать подходящие фильмы. Фильмы, разоблачающие зверства коммунистов, славящие «свободный мир». Да! Обязательно надо пообещать пенсии семьям погибших контрпартизан…

Грант знал, что вся программа идеологической обработки горцев основана на тщательном изучении «фирмой» успешной агитационно-пропагандистской работы самого Вьетконга. Но разве можно все на свете вывернуть наизнанку, перелицевать? В этом Грант сильно сомневался.

— Разведку необходимо вести комплексно, Харди, — поучал Грант, излагая уставные премудрости. — Пока что мы сделали первые шаги в налаживании разведки среди местного населения, но мало преуспели в главном — в организации агентурной разведки в батальонах Вьетконга и в органах партизанской власти в нашем районе. Нужны местные кадры, хотя мы заранее должны быть готовы к предательству с их стороны. Наш лозунг «Подозревай каждого». В утренней шифрограмме полковник Фолькстаад спрашивает, что сделано по созданию досье местного военного и гражданского начальства.

— Какой он быстрый! — пробурчал Харди.

— Полковник предупреждает, — строже продолжал командир, — что мы должны немедленно установить контроль над передвижением местного населения и над всеми формами связи населения и властей.

Грант не мог не почувствовать, что дает помощнику по разведке чересчур общие указания, понимал, что в этом сказывается отрыв от реальности. Преодолевая тошнотворную боль в желудке, он лихорадочно рылся в памяти. Нужны, до зарезу нужны конкретные, точные указания.

— Послушай, Харди! — вспомнил Грант еще об одном совете ЦРУ. — Нет ли у нашего хлебосольного старосты красивой незамужней дочки?

— Есть, кэп! И она недурна собой! — с ухмылкой доложил Харди.

— Почему бы тебе не жениться на ней, Харди?

— Жениться?! — в первую минуту удивился начальник разведки. — А что скажет Папа римский о двоеженце Харди?

— Святая церковь, — улыбнулся Грант, — шла и не на такие браки ради укрепления устоев христианства! Серьезно, Харди! Это очень помогло бы нам. Ведь Вьетконг силен именно своими родственными узами с населением.

— Да я, босс, готов жениться хоть каждый день! — горячо заверил Харди командира. — Тем более что моя половина об этом не узнает, а капеллан в Ня-Чанге отпустит все грехи!..

— Это только первый шаг, Харди, — оживился Грант. — Ведь у твоей невесты, наверное, имеется брат?

— У нее два брата, кэп!

— Вот и отлично! — еще заметнее оживился командир. — Мы направим твоих шуринов добровольцами во Вьетконг и так наладим агентурную разведку во вражеском войске!

— Постойте, кэп! — сказал, недоуменно вздернув плечи, Харди. — Но одному шурину всего три годика, а другой уже служит во Вьетконге!..

Пленного уездного начальника перекинули на «материк», зацепив за «небесный крючок». Операцией командовал Клиф.

— Я нокаутировал его намбуталом, — доложил Клиф командиру. — Когда я выстрелил в него иглой-ампулой, он подумал, его укусил москит. Почесал шею и через несколько секунд упал без чувств. Отличная штука — этот бесшумный пистолет! — Он засмеялся. — Вот удивится, когда придет в себя в… Ня-Чанге! Стоило спутать ампулу, и он продрал бы глаза на том свете.

— А ведь этот человек, — задумчиво произнес Грант, — так и не раскололся, несмотря на все старания Шина. Он так же убежден в правоте своего дела, как… скажем, ты.

Клиф уловил легкую запинку в голосе Гранта и удивленно вскинул на него глаза.

— Или, скажем, ты, — добавил он полувопросительно.

Но Грант молчал, глядя на кончик тлеющей сигареты.

— Этот «комми», Джонни, — сказал Клиф, — оказался еще более крепким орешком, чем ты думаешь. Напоследок я и Шин выкупали его в ручье. Забавный был «урок плавания»! Топили его, связанного, пока он не терял сознание, потом откачивали и снова топили. Этот фанатик ничего не сказал.

— Я слышал, — произнес после паузы Грант, — что это была излюбленная пытка гестаповцев и входила в четыре степени допроса, утвержденные Гиммлером.

— Возможно, — равнодушно ответил Клиф. — Нам есть чему поучиться у немцев и у этого Шина. Ты отлично знаешь, что в Брагге мы учились борьбе против партизан у немцев, а обращению с туземным населением — у англичан. Пора снять лайковые перчатки. Мы имеем дело со слишком сильным врагом, Джонни.

— Я не хотел бы, Клиф, чтобы ты и Шин что-либо предпринимали без моего ведома. Шин прекрасно знал, что я был против дальнейших пыток. Харди отправил мальчишку домой, согласно моему приказу?

— Он же докладывал вам, — пряча глаза, вяло обронил Экс-оу.

Клиф не счел нужным рассказывать этому чистоплюю Гранту, что чадолюбивый Харди и не собирался отпускать мальчишку на все четыре стороны. Он считал, что прав капитан Шин: сына уездного начальника отпустить домой никак нельзя — он наверняка выдаст их логово красным властям. Клиф тоже поддержал темпераментные протесты капитана Шина.

— Шин прав, — шепнул он Харди. — Лучшие хранители тайн — мертвецы.

— Но неужели ты думаешь, — возмутился Харди, — что я смогу хладнокровно зарезать ребенка?

— Понимаю! Возьми-ка вот это!

И Клиф передал первому сержанту бесшумный духовой пистолет, стреляющий отравленными иглами-ампулами.

— Кураре? — сказал довольный Харди. — Вот это совершенно безболезненно!

В полумиле от лагеря он замедлил шаг, идя за спиной мальчика, и тот вдруг схватился за шею. Ему тоже показалось, что его укусил москит. Харди волоком оттащил тело от тропы в заросли. Об остальном позаботятся термиты.

Капитан Шин — он не знал об убийстве мальчика — заявил официальный протест капитану Гранту. Более того, грозил, что пожалуется начальству: командир не только лишил его законного живого трофея, но и выдал красным место лагеря! Мальчишка наверняка приведет вьетконговцев.

— В этом вы, пожалуй, правы, — согласился Грант, с трудом выбираясь из гамака, чтобы совершить очередной рейс в бамбуковые заросли. — Сегодня же сменим место лагеря. За стерилизацию этой стоянки отвечаете вы.

Десантники перебрались за три мили, на заранее подобранное для лагеря место. Из предосторожности полковник Фолькстаад не советовал Гранту долго задерживаться в первом лагере, координаты которого слишком хорошо известны резиденту ЦРУ в уездном центре. «Сердце шпиона склонно к измене», — многозначительно напомнил тогда полковник Фолькстаад.

Грант тащился позади всех, часто отставал от колонны, петлявшей по взгорью, залитому расплавленным лунным серебром. По совету ординарца Мака он проглотил кроме сильнодействующих антибиотиков подряд две «пеп-пилз» — бодрящие таблетки — и погрузился в состояние эйфории, душевной ясности и отрешенности от измученного болезнью тела.

Грант не помнил, как добрался до запасного лагеря. Кто-то уложил его в гамак, а Харди дал покурить сигарету с марихуаной.

— Это лучше всех твоих лекарств, капитан! — твердил он и рассказывал о том, что новобранцы-партизаны уже сносно стреляют, что женщины деревни радостно набросились на мыло, ведь прежде они пользовались буйволовым навозом…

— Однако есть и неважные новости, капитан. Наши олухи-летчики, возвращаясь с задания, сбросили оставшиеся бомбы весом в пятьсот фунтов на соседнюю деревню, вон за теми горами. Много жертв. Сам видел вдов из этой деревни с белыми траурными повязками. Боюсь, что кривая нашей популярности вошла в пике. Надо бы подкинуть им деньжат!..