В поисках правосудия: Арест активов

18. Судья Гриеса

Лето — конец 2014 года

Позже мы выяснили, что люди, преследовавшие меня, не были ни похитителями, ни убийцами. Они оказались приставами, которых наняли российские ответчики по делу «Превезона». Предмет, который они бросили на лобовое стекло машины, оказался пакетом с судебным запросом §1782 на раскрытие информации. И действительно за всем этим стоял Джон Москоу.

Новый судебный запрос был еще опаснее прежнего.

Вдобавок к уже затребованному массиву данных, Джон Москоу с партнерами теперь хотели получить всю мою личную информацию за последние восемь лет, копии моих паспортов и виз за предыдущие двадцать лет, всю мою переписку с Интерполом и Евросоюзом и всевозможную личную информацию о моих коллегах, Вадиме и Иване. Передай мы эту информацию в «Бейкер-Хостетлер», она наверняка нашла бы свой путь к нашим врагам в Кремле. А там уж сумели бы ею воспользоваться и наделать нам гадостей. Если учесть шлейф мертвецов, который тянулся за ними, всё вкупе действительно выглядело ужасно. Судя по тому, что они требовали, их действия больше походили на сбор оперативных данных российской разведкой, чем на подготовку к судебному процессу в США.

Вскоре эти опасения подтвердились. Через несколько дней Государственное информационное агентство России ТАСС опубликовало сообщение: «Уильям Браудер вызван на допрос в Нью-Йорк». В статье цитировались юристы «Превезона»: «Если г-н Браудер не явится на допрос, он может быть подвергнут наказанию вплоть до ареста». Московский адвокат семьи Кацывов — Наталья Весельницкая, дама, о которой я никогда не слышал, — пыталась представить дело так, будто ответчиком в этом деле был я, а не «Превезон».

Настало время звать на помощь нашего «аллигатора».

В середине августа, выбросив из головы всю мишуру, связанную с муралом и блеском мраморных полов офиса «Гибсон, Данн и Кратчер», я позвонил Рэнди Мастро. После подписания соглашения об оказании юридической помощи я сразу отправил ему все документы по делу, чтобы он мог начать работать.

В сентябре я прилетел к нему в Нью-Йорк.

В этот раз я встречался с ним уже как со своим адвокатом. Я не мог не чувствовать легкого беспокойства. Это было похоже на поход к врачу после того, как пришли результаты анализов. Рэнди и его коллеги изучили материалы дела и теперь должны были «поставить диагноз». Я боялся, что он скажет, что у нас нет шансов и придется передать всю информацию Джону Москоу и «Бейкер-Хостетлер».

Мы встретились за завтраком в отеле «Ридженси» на Парк-авеню. Метрдотель, хорошо знавший Рэнди, проводил нас к его любимому столику через весь небольшой ресторанчик. Было на удивление многолюдно, хотя на часах было только 7:30 утра. Казалось, Рэнди знал здесь всех, по крайней мере, он поздоровался практически с каждым, пока мы шли к столику. Похоже, в этом ресторанчике регулярно назначали встречи люди из мира финансов, средств массовой информации и юриспруденции.

Мы уселись. Должно быть, я выглядел нетерпеливым, потому что Рэнди сразу сказал:

— Билл, спокойно. У нас всё под контролем.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что мы собираемся опротестовать этот судебный запрос. Они напортачили с юрисдикцией, они напортачили с вручением, не говоря уже о том, что количество запрашиваемой информации чрезмерно. Таких запросов я еще не видел. Это нечто!

— Это радует.

— Но это только начало, Билл. По правде говоря, я ни разу не встречал такого вопиющего конфликта интересов, как в этом деле. Надо отстранить Джона Москоу.

— Но мы уже пробовали. Обращались в Комитет по рассмотрению жалоб, — пожаловался я.

Еще в начале августа мы получили от них ответ, а точнее корявую отписку в один абзац, из которой стало ясно, что они не будут ничего делать.

— Забудьте о них. Мы будем ходатайствовать о его отводе в суде, — отчеканил он.

— И в чем разница?

— На этот раз мы будем апеллировать вживую к судье, а не в переписке с какими-то клерками, которые вполглаза просматривают бумажки. Поверьте, у нас сильная аргументация.

Рэнди подал ходатайство о дисквалификации 29 сентября, и слушание было назначено на 14 октября.

В ответ Джон Москоу и «Бейкер-Хостетлер» отправили в суд свое объяснение. Там они в третий раз повторили всё то, что уже писали, начав с громкого заявления: «Браудер никогда не был клиентом „Бейкер-Хостетлер“» (прямо буквально подчеркнули эту «новую» мысль!). Их логика была в том, что поскольку компания Hermitage — а не я лично — оплачивала их счета, то адвокатская тайна на меня не распространяется.

Затем они пытались объяснить, что ни у компании Hermitage, ни у меня нет никакой финансовой заинтересованности в деле «США против „Превезона“», и неважно, кто выиграет дело, — мы всё равно не получим ни цента из конфискованных денег. Поэтому, писали они, их клиент не «противная сторона» по отношению к нам, а если так, то нет и никакого конфликта интересов. Всё это казуистика, замешанная на абсурде. С 2009 года моей миссией стало привлечение к ответственности палачей Сергея и всех, кто извлек выгоду из преступления, которое он разоблачил. Они знали это, и все знали это. Что действительно пытались сделать Джон Москоу и «Бейкер-Хостетлер» — так это подменить понятие «противная сторона процесса». И это было не только подло, но и предельно цинично.

Заканчивался их документ заявлением, которым мог бы гордиться сам Кафка: «Браудер стремится нанести ущерб деловой репутации Джона Москоу, который более 30 лет честно служил штату Нью-Йорк в качестве одного из самых видных адвокатов по борьбе с легализацией доходов от преступной деятельности». Они пытались убедить судью, что жертвой здесь был вовсе не Сергей и не я, а Джон Москоу, который теперь защищает подозреваемых в отмывании денег. Я с трудом сдерживал себя. Для судьи решение об их дисквалификации не должно быть сложным. Я ждал дня судебного заседания с нетерпением. Вскоре мы узнали, кто именно будет судьей на нашем заседании, и это удвоило мою энергию: председательствовать должен был достопочтенный Томас Гриеса. Этот судья имел репутацию жесткого человека, принимавшего неоднозначные решения по очень спорным вопросам. До нашего дела он вынудил целую страну — Аргентину — объявить дефолт по просроченным выплатам процентов и сумм основного долга в споре Аргентины с нью-йоркским хедж-фондом «Эллиотт Менеджмент». (После чего судью Гриесу люто возненавидели в Аргентине. Его чучела сжигали на улицах Буэнос-Айреса.)

Была и еще одна причина для оптимизма. Несколькими годами ранее коллега Рэнди, Ричард Марк, был одним из любимых клерков судьи Гриесы. Идея была в том, чтобы Рэнди подал ходатайство, а Ричард выступал в самом суде, аргументируя нашу позицию. Обычно это неважно, но судьи — тоже люди, и поговорить с бывшим коллегой, которому ты доверял, всегда приятнее, чем с незнакомцем.

14 октября около десяти утра Рэнди и Ричард отправились на судебное заседание в зал 26Б в здании «Дэниел Патрик Мойнихан» на Фоли-сквер, прямо за углом от Федеральной прокуратуры Южного округа. Рэнди хорошо знал этот суд и вел в нем сотни дел. Зал, инкрустированный ценными породами дерева, с удобными мягкими стульями, местами для присяжных, трибуной для свидетелей и большой галереей для публики, вмещавшей до ста человек, производил впечатление своим колоритом и величием. Над местом судьи висела эмблема Министерства юстиции США.

Когда Рэнди и Ричард прибыли, около входа в зал уже была толпа. «Превезон» представляли шесть адвокатов из трех разных юридических контор, включая Джона Москоу и Марка Цимрота, адвоката из вашингтонского офиса «Бейкер-Хостетлер», того, что отвечал нам отказом на требования об отводе. Цимрот, мужчина с редеющими светлыми волосами и густыми седыми усами, был ведущим адвокатом по делу. Эту команду сопровождала свита младших юристов и их помощников. В галерее сидели праздношатающиеся граждане и зеваки. Похоже, это слушание было важным для «Превезона».

Томас Гриеса вышел в зал из своей комнаты, занял место судьи и ударом молотка в 11:15 утра открыл судебное заседание.

Гриесу назначил судьей еще президент Никсон. Хотя ему было 83, но выглядел он совсем стариком. Может быть, из-за того, что страдал каким-то искривлением позвоночника, отчего сильно горбился. Из-за этого недуга он почти не мог смотреть прямо и постоянно блуждал взглядом по своему столу. Любое движение давалось ему с большим трудом.

Рэнди начал первым, а затем передал слово Ричарду. Ричард продолжил, но в этот момент судья Гриеса попросил его говорить в микрофон — видимо, он еще и плохо слышал.

Ричард подошел ближе, но через несколько секунд судья снова перебил его. Он спросил, почему и зачем мы заявляем это ходатайство. Стало понятно, что он не прочитал ни одной из сотен страниц документов ни одной из сторон.

Хороший адвокат всегда готов к такого рода поворотам, и Ричард стал медленно и спокойно рассказывать судье Гриесе всю нашу историю. У Ричарда получалось хорошо, но тут судья начал задавать вопросы.

Через час выяснилось, что судья Гриеса перепутал цель сегодняшнего заседания. Он не мог понять, кто я такой и как связан с Джоном Москоу. Он не мог понять, как у «Превезона» оказалась часть украденных денег. В какой-то момент он даже не смог вспомнить, что изначально мошенничество произошло в России.

Ричард использовал всё свое терпение и знания о судье, чтобы попытаться развеять его туман, но ничего не вышло.

Цимроту было не легче. Он убеждал судью что поскольку я регулярно выступаю и рассказываю о Сергее, размещаю видеоролики на «Ютьюбе» и делаю презентации, рассказывая об афере с 230 миллионами долларов, то я давно утратил право на адвокатскую тайну.

Судья не мог уследить за всем этим.

— Еще раз, кто выступает с рассказами? — спросил он.

— Он публично выступает с рассказами, — объяснял Цимрот.

— Кто?

— Господин Браудер.

— Кто размещал что-то там в интернете?

— Господин Браудер и компания Hermitage. У них есть веб-сайт, Ваша честь, и они постоянно выступают с такими рассказами, каждый месяц.

— Кто рассказывает кому?

Даже Цимрот уже выходил из себя.

— Господин Браудер выступает с рассказами, — говорил он в микрофон, растягивая слова, — о господине Магнитском, афере с 230 миллионами долларов и почему Россия — это криминальное предприятие.

И хотя судья совсем запутался, но по каким-то личным мотивам он сочувствовал Джону Москоу, и когда адвокаты закончили прения, судья Гриеса объявил: «Отстранение от дела [Джона Москоу] для того, чтобы он не мог выполнять совершенно другую работу[?], — я не могу понять, зачем это компании Hermitage. Откровенно говоря, это как-то низко».

Судьи не могут вершить правосудие, руководствуясь «низкими» или «высокими» мотивами поступков. Они должны руководствоваться законом.

Мы явно проигрывали. В последний момент Рэнди попросил судью Гриесу о коротком совещании в его кабинете. Судья согласился, и Рэнди, Ричард, Джон Москоу и Марк Цимрот прошли в его покои.