В поисках правосудия: Арест активов

34. Сенатор Грассли

Лето 2017 года

Спустя месяц после происшествия с Николаем я поехал в Америку на важный для нас процесс.

Наконец-то в Нью-Йорке начинался суд по существу по делу «Превезона». После четырех лет расследования, огромных затрат времени и сил владелец «Превезона» предстанет перед лицом правосудия.

Я был главным свидетелем обвинения. В начале процесса я должен буду изложить факты, свидетельствующие об афере с 230 миллионами долларов, совершенной должностными лицами российской власти, и рассказать суду о том, что произошло с Сергеем. Это создаст контекст для жюри присяжных и позволит прокуратуре выдвинуть обвинения в отмывании денег. После дачи этих показаний новые адвокаты «Превезона» подвергнут меня изнурительному многодневному допросу. Ожидалось, что судебное разбирательство продлится месяц. Пол Монтелеони предупредил меня, что я могу провести в суде как минимум неделю.

За шесть дней до начала процесса американская прокуратура одержала очень важную победу: новый судья, назначенный вместо Гриесы, постановил принять к рассмотрению показания Николая и документы по делу Хлебникова.

Это было решающим моментом для исхода дела «Граждане США против „Превезона“». В противном случае прокуратура не смогла бы доказать непрерывное движение 230 миллионов долларов от момента их хищения в России до получения части этих денег в Нью-Йорке и наверняка проиграла бы дело.

Компания «Превезон» сделала всё, чтобы этого не допустить. Но теперь, когда это произошло, их единственная тактика в суде — постараться стереть меня в порошок. Они будут бездоказательно поносить и обвинять меня самого в преступлении, от которого обогатилась компания «Превезон», и всячески выставлять меня жадным аферистом. Поскольку в судебном процессе, с их точки зрения, все средства хороши, включая клевету и оскорбление, они бы делали это, не опасаясь последствий, и таким образом запутали бы плохо разбирающихся в финансах присяжных. Те попросту опустили бы руки и вынесли решение: «Мы просто не понимаем, кто и что сделал, и поэтому не можем признать „Превезон“ виновным».

Перед тем как отправиться в Нью-Йорк, я сделал остановку в Вашингтоне. За месяц до этого произошел неожиданный прорыв в рассмотрении нашей жалобы по Закону об иноагентах (ФАРА). Небольшая заметка в онлайн-издании «Политико» всё же не прошла незамеченной. На нее обратил внимание один из помощников сенатора Чарльза Грассли и рассказал о ней своему боссу. Это очень заинтересовало Грассли — председателя Судебного комитета Сената, одного из самых влиятельных комитетов Конгресса в Вашингтоне.

В течение многих лет сенатор Грассли поднимал вопрос о пренебрежении к этому закону. Наша жалоба была не только своевременной и конкретной, но и поднимала эту проблему с новой силой и остротой. Я несколько раз обсуждал ее с его советником по законодательным вопросам Патриком Дэвисом и рассказывал обо всех, кто участвовал в кампании по дезинформации в связи с принятием закона Магнитского, а также о разочаровывающей работе отдела ФАРА Министерства юстиции.

Сенатор Грассли решил взять дело в свои руки и направил в Минюст письмо с требованием сообщить, что происходит с нашей жалобой. На ответ он дал им две недели. К началу мая прошел месяц, а ответа всё не было.

Я уже привык к тому, что правоохранительные органы игнорируют меня, но сомневался, что они поступят так же и с сенатором. Грассли согласился встретиться со мной в четверг, 11 мая, и обсудить, как заставить Минюст работать.

Вечером 10 мая я был в Вашингтоне. Накопившая усталость давала о себе знать. Количество дел росло как снежный ком. Я думал о том, как буду отсыпаться целую неделю по завершении суда по делу «Превезона». Но до тех пор я должен был держать себя в руках и работать как заведенный.

Той ночью в отеле «Виллард Интер-Континентал» я почувствовал, что заболеваю, причем серьезно. Наутро простуда усилилась. Во второй половине дня у меня была назначена встреча с сенатором Грассли, которую я не мог пропустить. Проглотив таблетку нурофена, я заставил себя придерживаться графика и добрался к трем часам до его офиса, где меня встретил Патрик Дэвис. В ожидании сенатора мы обсудили наше дело и поведение Минюста. Наконец к нам присоединился и сам сенатор Грассли — 84-летний республиканец из Айовы, проработавший в Сенате 36 лет. Я видел его впервые, и он произвел впечатление приятного и отзывчивого человека.

Мы обсудили ряд возможных действий после неизбежного ответа от Минюста, который, как мы оба понимали, рано или поздно придет и будет весьма лаконичным: «Мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть». Он пообещал, что в таком случае вызовет их на слушания в Судебный комитет Сената и добьется от них конкретного, а не формального ответа. Грассли поинтересовался, буду ли я готов дать показания.

— Конечно, — ответил я.

К вечеру у меня разыгралась уже настоящая свирепая простуда. Было не до ужина, и, рухнув в постель в половине восьмого, я забылся сном.

С утра меня бил сильный озноб, а футболку можно было выжимать. Непохоже на простуду. Позвонив на ресепшен, я попросил принести градусник. Температура зашкаливала. Отель прислал врача. Тест на грипп был положительным. Врач прописал парацетамол, пить много жидкости и оставаться в постели. Пришлось отменить все встречи. Я проспал весь день.

Температура вечером была 39,7 °C. Даже думать о поездке в Нью-Йорк было невозможно: я с трудом доползал от кровати до ванной. Но если предположить, что я всё-таки смогу добраться до города на Гудзоне, как выстоять в суде целую неделю? К сожалению, просто взять больничный я не мог. Это серьезный процесс в федеральном суде с десятками адвокатов, свидетелей, присяжных, судьей — всё было расписано, все готовились, и я был главным действующим лицом на открытии процесса.

Я содрогался от самой мысли, что могу подвести семью Магнитского, Николая, моих коллег и американское правосудие после четырех лет борьбы. Выпив «Колдрекс» и свернувшись калачиком, я молился, чтобы к утру температура спала.

Но этого не произошло.

Проснулся я рано, до рассвета. Чувствовал себя отвратно. Голова раскалывалась, футболка снова промокла. Делать нечего — я смирился и решил сообщить Полу, что в таком состоянии я физически не смогу появиться в суде в понедельник. Я дотянулся до телефона и хотел было отправить ему имейл, когда заметил его сообщение, пришедшее в 2:35 ночи.

Оказалось, что пока я был в гриппозном забытьи, Денис Кацыв предложил урегулировать дело в досудебном порядке с выплатой 5,9 миллиона долларов правительству США. Мне было так плохо, что я не мог об этом думать, но почувствовал огромное облегчение и, поставив телефон в режим «Не беспокоить», провалился в сон еще на несколько часов.

Проснувшись и выбравшись из постели, я налил себе чаю и позвонил Ивану и Вадиму. Мы были едины в своем отношении к последним событиям и сожалели, что американский суд не вынесет обвинительный приговор «Превезону», но всё же результат был не так уж и плох. В процессе расследования американская прокуратура обнаружила еще 1 миллион долларов, которые получил «Превезон» из украденных 230 миллионов, и вместе с первоначальной найденной нами суммой в 857 764 доллара получилось почти 1,9 миллиона. Сумма досудебного соглашения в три раза превышала эту сумму.

На мой взгляд, честные люди не платят 5,9 миллиона долларов за то, чтобы избавиться от проблемы, к тому же еще 15 миллионов долларов, по моим оценкам, «Превезон» заплатил своим юристам. Цена сокрытия происхождения 1,9 миллиона долларов предполагаемых грязных денег была очень высока.

Во вторник жар наконец-то спал, и ко мне вернулись силы. Я позвонил Патрику из офиса сенатора Грассли, чтобы поделиться новостью о досудебном урегулировании дела «Превезона», но он уже был в курсе. Как и мы, они были озадачены, но произошедшее не имело прямого отношения к нашей жалобе по ФАРА, и они продолжали двигаться вперед полным ходом. Патрик сообщил мне, что только что пришел ответ из Минюста. Как и ожидалось, сенатор получил отписку: «Мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть».

Патрик сказал, что слушания назначены на 16 июля в Судебном комитете Сената, и спросил, смогу ли я присутствовать. Несмотря на мои планы побыть с семьей в Колорадо, я ответил, что обязательно приеду.

В Лондон я возвращался в приподнятом настроении. Я выздоровел, мне больше не надо было думать о деле «Превезона», наша жалоба по ФАРА принесла неожиданный результат в виде слушаний, и главное, намечался серьезный прорыв на другом фронте: всё шло к тому, что Канада в течение ближайших нескольких месяцев примет свой собственный закон Магнитского.

И всё это великолепие завершала планируемая телепередача «Эн-Би-Си», в которой, как я надеялся, будет откровенно рассказана вся история дела Магнитского и всё, что с ним было связано позже. Я не знал, когда эфир, но надеялся, что передача выйдет до слушаний в судебном комитете.

И 7 июля, спустя месяц, передача вышла на канале «Эм-Эс-Эн-Би-Си». Мы с супругой как раз собирались отправиться в Колорадо. Ведущий передачи Ричард Энгель не просто рассказал историю Сергея и аферы с 230 миллионами долларов, но и добавил сюжеты об отравлении Владимира Кара-Мурзы, убийстве Бориса Немцова и «несчастном случае» с Николаем Гороховым. Передача получилась убойная.

На рассвете мы с Еленой погрузили детей в машину, а позже всей гурьбой прошли контроль в Хитроу и заняли свои места на рейсе «Юнайтед» в Чикаго, где планировали пересесть в самолет до Аспена. Впервые за долгое время я смог выдохнуть, а галдеж наших детей даже как-то успокаивал.

Я провалился в сон, а заботливая жена бережно охраняла его весь полет.