В поисках правосудия: Арест активов

Единственное объяснение, которое я смог найти, заключалось в том, что каким-то образом ФСБ добралась до ее бойфренда, Андрея Некрасова, и из любви или чувства долга Хейди делала это ради него.

Какими бы мотивами она ни руководствовалась, это было еще одно шокирующее предательство.

Я позвонил Хейди напрямую, но бесполезно. Она не собиралась останавливать показ. В то же время Некрасов заявил, что в ближайшие недели его фильм будет транслироваться по крупнейшим телеканалам Франции, Германии, Норвегии и Финляндии, а это потенциально миллионы телезрителей.

Моей первой мыслью было выпустить собственный видеоролик, опровергающий ложь Некрасова. Но всё развивалось так стремительно, что на его создание у нас не хватило бы времени. В отчаянии я позвонил одному из самых известных в Европе адвокатов по делам о клевете, Алисдэру Пепперу из лондонского офиса юридической фирмы «Картер-Рак». Мне очень не хотелось прибегать к юридическому инструментарию, становясь истцом по делу о клевете, ведь успех нашей кампании за справедливость основывался на возможности рассказывать правду без купюр, а я был убежденным сторонником свободы слова.[12]

Я знал, что обращение к адвокатам — это моветон, особенно если к их помощи прибегает зажиточный финансист, но ложь, которую Некрасов распространял обо мне и Сергее, и то, как он исказил слова мамы Сергея, манипулируя ее чувствами, были более чем возмутительными. Да, я должен был защищать себя, но важнее всего то, что я должен защищать их.

Посмотрев фильм и выявив многочисленные факты лжи Некрасова, Алисдэр подготовил восьмистраничный документ с опровержением, снабдив его доказательствами и приложениями. Он разослал его во все организации, участвующие в производстве и трансляции фильма. (Изначальная идея фильма о Магнитском финансировалась за счет грантов и платежей от многочисленных европейских организаций, которые теперь не хотели иметь ничего общего с российской пропагандой.) Он просил их «отмежеваться от фильма и больше не иметь с ним ничего общего». В случае отказа он обещал всем причастным к фильму судебные иски с требованием возмещения значительного ущерба.

Это сработало. Показ в Европарламенте был отменен за полчаса до начала. Некрасов, который приехал в Брюссель на европейскую премьеру своего фильма, был потрясен. Были потрясены и его провожатые: пять телевизионных групп российских госканалов, Андрей Павлов, майор Павел Карпов, российско-американский лоббист Ринат Ахметшин и Наталья Весельницкая.

Присутствие Весельницкой озадачивало. Ведь фильм не имел никакого отношения ни к «Превезону», ни к Кацывам. Оказалось, что она была там в другом качестве — представителя НКО «Глобальная инициатива по обеспечению подотчетности в области прав человека» (ГИОПОПЧ, англ. HRAGI) — очень странной организации, о которой мы раньше ничего не слышали.

Погуглив ГИОПОПЧ в интернете, Кайл нашел лишь пустой сайт с коллекцией фотографий счастливых семей, заявляющий своей целью отмену путинского запрета на усыновление российских сирот, иными словами — отмену закона Магнитского в США.

Покопавшись еще, Кайл выяснил, что ГИОПОПЧ была зарегистрирована в штате Делавэр всего двумя месяцами ранее с помощью «Бейкер-Хостетлер» и представляла собой не более чем пустышку с почтовым ящиком в Вашингтоне (округ Колумбия) и адресом 1050 Коннектикут авеню, всего в нескольких кварталах к северу от Белого дома. (Позже мы узнали, что ГИОПОПЧ была частично профинансирована Денисом Кацывым.)

Несолоно хлебавши, Некрасов и Весельницкая вместе с остальной группой поддержки покинули Брюссель. После их поражения немецкое и французское телевидение отменило показ фильма, и вскоре его положили под сукно и норвежцы с финнами.

Этот раунд в Европе мы выиграли, но в Вашингтоне всё было не так однозначно. Поскольку показ фильма Некрасова в Соединенных Штатах не был публичным, то Алисдэру было некому посылать свои письма. И так как председатель комитета Ройс снял Глобальный закон Магнитского с повестки из-за фильма, я должен был найти способ убедить его в обратном.

Я позвонил ему в офис, но добраться до него в обход его многочисленных помощников было невозможно. Всё, что мне удалось, — поговорить с одним младшим сотрудником, через которого я попытался предупредить Ройса, что его комитет находится под огнем спланированной российской дезинформации. Тот вежливо выслушал меня и пообещал обязательно сообщить об этом председателю. Но по моему опыту получения подобных обещаний, если младший помощник говорит вам, что донесет что-то до своего босса, это означает, что он ничего не будет делать.

Если я не смог добраться до Ройса напрямик, то нужно было идти в обход. И я решил пойти в «Нэшнл Ревью», консервативный журнал, который, как я был уверен, читает и председатель Ройс.

Я рассказал им историю о том, как Ройс, чьим коньком всегда было противодействие российской дезинформации, только что пал ее жертвой. Им это понравилось, и через четыре дня вышла статья под заголовком: «Российская пропаганда загадочным образом затормозила принятие закона о правах человека в Конгрессе». В ней была изложена вся хронология этой истории — от поездки Рорабахера в Москву до снятия законопроекта с голосования. В конце статьи говорилось: «Пока Комитет задерживает Глобальный закон Магнитского по сомнительным причинам, Россия одерживает верх в информационном пространстве».

Неделю спустя Глобальный закон Магнитского был снова включен в повестку дня. Очевидно, Ройс всё-таки прочитал статью.