Лимончик от лимонного дерева... идет лесом

Отец

Раньше Намикадзе как-то не особо задумывался над тем, что с сенсеем ему, в принципе, повезло. И даже стоявшее у него ранее поперёк горла увлечение Джирайи Цунаде тут сыграло не последнюю роль.

Ибо приготовившийся было к тяжелой словесной баталии Минато лишь удивленно моргнул, когда напоследок проклявшая его «хитро выделанную сволочную морду» Цунаде резко развернулась на каблуках и постучала ими куда-то подальше, унося прочь удивительном образом заснувшего Наруто.

Одна часть Минато на этом моменте требовала немедленно развернуть ту и забрать ребенка, но вторая, более рациональная оказалась сильнее.

— Смотри… потом жалеть будет поздно, — сенсей глядел на него как-то странно. Немного пристыженно, что ли… Словно осознал на что только что сговорил сокомандницу, ведь та уже исчезла и у него немного просвежились мозги.

— Жду отчет… Еженедельный, — помотал головой Намикадзе, чьи виски отчаянно гудели, а противоречия внутри мешали трезво оценивать ситуацию. — И, — спохватившись, добавил он. — Вернётесь, когда Наруто освоит рассенган. Не раньше.

— Минато… — в голосе у Джирайи сквозила безнадега. — Подумай ещё раз. Хорошенько! Ты ведь так ждал этого мальца! Я думал даже… — он понизил голос. — Что больше Кушины! А теперь что? Вот так просто отдашь его двум старым дуралеям?

— Раньше вы не были столь критичны, сенсей, — холодно ответил Четвертый. Что-то внутри у него болезненно сжалось. Одно дело оскорбления и проклятия жизнью обиженной женщины слегка за тридцать, что углядела в его поступке «сущее варварство, растаптывание памяти Кушины и попрание семейных ценностей» и другое учитель, который и сам не агнец…

— Да дело даже не в том, что мы с Цунаде в предпоследнюю очередь годимся на роль счастливых родителей, дурень! Ты ведь сам себя не простишь! Уж Наруто-то точно… Говоришь, вернётесь… А как ты потом сыну в глаза-то посмотришь?

— Прощу или нет — дело моё. Как и решение. — Минато сделал глубокий вдох — помогло слабо. — Мне важнее, чтобы Наруто вырос… Вообще вырос, — с отчаянием прошептал он, а громко ответил. — Чтобы он стал достойным шиноби… И человеком, — зачем-то прибавил Намикадзе, жадно вглядываясь в лицо сенсея. — Потому как ты воспитал меня именно таким!

— Нет, Минато… — покачал головой Джирайя, глядя на него удрученно разочаровано. — Видимо, всё же нет… С шиноби — да, ты стал хокаге, но человеком… — он вновь покачал головой и двинулся вслед за Цунаде.

Наблюдая за исчезающей спиной сенсея, Минато почувствовал, как что-то важное оставляет его. Вера ли, иль молчаливая поддержка, которую он всегда от того ощущал. Но он, определенно, лишился чего-то важного.

Холодный ветер нещадно трепал волосы и плащ… А ведь тот каким-то чудом уцелел — ни пятнышка, ни рванины… Жаль, что с его жизнью не произошло того же. Ветер принес за собой не только колкий холод, но и заставил по-новой ощутить вкус пепла на губах. Кое-где пожарище так и не потушили. У него, как у хокаге, было ещё много дел.

Минато чувствовал, что если позволит себе простоять на крыше хоть минутой больше, то осознание произошедшего просто погребёт его под собой. И он не сможет не только двигаться, как молния, но и вообще хоть что-то делать, а делать надо.

Даже если привычной жизни и взлелеянным мечтам пришёл конец.

Не будет больше Кушины, яркой, невозможной, но такой живой и искренней. А их сына вырастят чужие люди… Но Наруто хотя бы будет жить. Да и «чужие люди» — слишком громко сказано. Обоим Минато доверил бы жизнь.

Наруто будет жить… А сам он, очевидно, что отчасти умер сегодня. Потому что новый Намикадзе уже лишился доверия двух небезразличных ему людей… Но… Старый он не сумел защитить Кушину, значит, тот Минато был достоин смерти. Новый подобного не допустит… Более того, тут Намикадзе встрепенулся. Ему следует придавить одну старую облезлую крысу, пока есть такая возможность…

Ветер задувал все сильнее, чем очевидно осложнял работу по тушению… На губах у Намикадзе играла безумная улыбка. Да, ночь сегодня вышла насыщенной. Но он всегда умел подмечать мелкие, неприметные другим детали. Видеть всё, анализировать, достраивать картину по одним лишь кусочкам — без всего этого он не стал бы хокаге.

«Данзо, ты один не вышел биться с Кьюби, ты и твои люди забились в свои норы… Ожидая… Чего? Моей кончины? Но дождётесь вы лишь смерти. В моём лице, » — и он переместился к одному из своих самых зарытых глубоко под землю маячков.

Не один ведь Данзо ставил печати на живых людях…

Кунай упёрся в что-то мягкое… Одно движение и катакомбы окропились кровью. Первой, но далеко не последней за сегодня.

Минато не слишком-то переживал о собственной скрытности. Напротив он рассчитывал наделать побольше шума, чтобы Данзо сам пришел к нему. Желания бродить по этому лабиринту, полному ловушек для незваных гостей, у него не было.

Расчет был на то, что у хозяина столь мрачных подземелий не останется сомнений в собственной победе. И он явится за ним лично. Ведь это его территория да и Минато… всего лишь «желторотый мальчишка».

Это было дерзко даже для него. И излишне самоуверенно, но… Минато не хотел жить с вечным опасением о «кунае в спине». Тем более, что Данзо мог припасти и что-то похлеще куная. Он знал о Кушине и, наверняка, мог накопать данных и о Наруто. Сыном он рисковать не имел никакого права.

* * *

Желтая молния… Тот кто дал ему это прозвище, наверняка позабыл эпитет кровавая. Или Смертоносная. Потому как сам Минато, несмотря на бегущий по спине градом пот и плохо слушавшиеся пальцы, ощущал себя именно таким. Он убийца. Причем один из самых массовых и безжалостных. И он совершенно точно не хотел вот этими самыми, залитыми чужой кровью руками держать своего ребенка… Боялся… сделать таким же. Рванный вдох, шальная улыбка на губах…

«Да, сенсей, вы правы… Человек из меня вышел так себе… Зато шиноби первоклассный, если быть достойным шиноби означает убить больше всех тех, кого общество или собственные ли соображения нарекли врагами».

Под ногами отвратительно хлюпало, но он шёл вперед. Данзо прятался за спинами подчиненных — как отвратительно предсказуемо.

— Выходи! — в отчаянии прокричал он, перерезая очередное горло. — Ты чертов трус!

— Минато-кун? — вместо Данзо поприветствовал его другой не менее знакомый субъект.

— Орочимару, — выплюнул Намикадзе. — И давно ты снюхался с этой помойной крысой?

— Надо же! Вы удивляете, хокаге-сама! — змеиный санин расплылся в жутковатой улыбке. — Где же ваши знаменитые манеры? А кредо, убиваю вежливостью? О, и да, Минато-кун, ничего, что с вас сейчас капает? Крепко же вас достал наш доблестный Корень! А ведь формально — это ваше подразделение. И не стыдно вам своих же кончать, а? Ну и зверь же вы, господин хокаге!

— Заткнись, — в самом деле всю свою вежливость Минато оставил где-то там вместе с рухнувшей куклой Кушиной. — Закрой пасть! Где он? Где этот одноглазый… — Намикадзе подавился воздухом. — Одноглазый… — медленно проговорил он.

— Так, вижу мозги у тебя работают, Минато-кун… Ну и что, что Данзо одноглазый? Мне любопытно! — потирал ладони Орочимару.

— Нападавший был в маске. И у него была только одна прорезь, — пораженно припечатал Четвертый.

— Ты потерял рассудок и более недостоин называться хокаге, — из-за спины Орочимару наконец появился, тяжело припадая на одну ногу Данзо. — А все из-за какой-то жалкой чужестранной девчонки! Ты имел потенциал, чёртов идиот! А теперь умрешь, потому перешёл все границы…

— Погодите-ка, — не дал пройти тому вперед Орочимару. — Минато-кун, а не перепутал ли ты глаза? Мне тут птичка на хвосте донесла, что у нападавшего отсутствовал правый глаз, а у Данзо-сана напротив…

— Не удивлюсь, если под повязкой у него и скрывается шаринган! — разгневанно прорычал Намикадзе.

— В самом деле? — завистливо присвистнул Орочимару. — А мне вы об этом не говорили!

— С дороги, щенок! — оттолкнул санина последний… и в самом деле являя миру шаринган в некогда пустовавшей глазнице.

Бой между хокаге и теневым хокаге начался. Правда, сейчас в полумраке подземелье из принципиальной разницы между ними лежала лишь явная молодость первого…

Очень скоро Минато понял, что погорячился. Свежий, не участвовавший в битве и не растративший силы на рядовых Анбу корня, Данзо теперь побеждал.

— Ты совершил ошибку, явившись ко мне в одиночестве. А, впрочем, ты ведь хотел остаться незапятнанным… Чистеньким, тем более в глазах преданных тебе людей. Именно твое желание казаться лучше, чем ты есть — сгубило тебя, Намикадзе. Думал свалить мою смерть на Кьюби? В результате именно это случится с тобой… Не бойся, в истории ты останешься героем… Коноха слишком любит твою блондинистую рожу и честные глаза, чтоб разбивать глупцам сердце… А я стану новым хокаге. И вскоре они забудут тебя… А твоего мелкого… Да, было наивно полагать, что никто не заметит, как ты отдал того тем двум жалким идиотам из санинов… Я сделаю его своим Анбу, не пропадать же доброму геному… Прощайте, господин хокаге… Агрх… — вместо того, чтобы нанести удар изо рта Данзо запузырилась кровь…

— Я не щенок, — холодно припечатал из-за спины Орочимару. — Я змей, который не боится бить в спину. Зря ты оттолкнул меня, зря назвал санинов жалкими, насчет идиотов я спорить не стану… Но Цунаде и Джирайя — не жалкие. И да, тебя, неудавшийся хокаге, только что прикончил именно санин!

Данзо ещё что-то изумленно пробулькал и обмяк. Минато с трудом выбрался из-под его тела. Сердце билось где-то высоко в груди. Близость смерти в очередной раз отрезвила его.

— Орочимару, — он облизнул губы. — Хочешь занять его место теневого… теневого хокаге?

— Минато-кун, — поигрывая ножичком, присел рядом с ним санин. — А с чего ты взял, что я не убью тебя сейчас и не стану хокаге… сам? Настоящим без всяких там приставок тене-? Ну скажи мне, почему я должен пощадить тебя.

— Потому что… — рвано выдохнул Намикадзе. — Ты рожей не вышел… Народ тебя не примет… А вот теневым… У тебя развяжутся руки.

— Они у меня и так свободны, — усмехнулся, осклабившись Орочимару. — Ещё, Минато-кун, я жду…

— Помощь… — прикрыл глаза Намикадзе. — Я могу предоставить тебе то, что осталось от клана моей жены. Ты ведь жаждешь бессмертия. Узумаки подошли к этому опасно близко.

— Вот, — удовлетворенно кивнул Орочимару. — Можешь, когда хочешь… Он убрал ножичек и протянул ему руку. — Вставайте, господин хокаге… у нас впереди много славных дел.

Чувствуя, что продает душу дьяволу, Минато принял руку.

* * *

Несколько лет спустя

Несмотря на заваленный донесениями стол хокаге, последний обнаружился нервно расхаживающим по кабинету.

«Запаздывает», — билась только одна мысль у него в мозгу.

Четверг — время еженедельного отчета Джирайи. Но на сей раз посланец Мъёбоку, с которым по пунктуальности можно было сверять часы, запаздывал.

Минато нервничал… Такое случалось впервые за четыре года. Поначалу отчеты сенсея были сухими и чувствовалось, что тот на него злится, а потому писал кратко, по делу. Но после, по мере того, как всё более благосклонной становилась к нему Цунаде, Джирайя сменил гнев на милость… И присылал достаточно объемные свитки, из которых Минато узнавал практически обо всех значимых шагах своего ребёнка.