Плач богов

Глава одиннадцатая

- Несносные прилипалы! – Софи тоже выбралась из своего «укрытия», явив себя миру, а точнее очам Эвы, но только для того, чтобы подскочить к проёму денника и выглянуть наружу. В том, что она хотела проверить, действительно ли Валери и Клэр направляются туда, куда она их до этого послала, не было ничего удивительного. В её голосе и в каждом последующем действии уж очень явственно сквозило нервозностью и взволнованным напряжением – поведением и чувствами, несвойственными её стервозной натуре. То, что она в открытую нервничала и нисколько этого не скрывала, уже было из разряда – крайне невозможного и сверх нереального.

- Разве тебя кто-то заставлял приводить их сюда против твоей воли? Что-то не припомню за тобой подобных слабостей.

Оставшийся без столь завышенного внимания от стольких зрительниц и лишь наедине с невидимой Эвелин, молодой мужчина отшагнул в сторону и, согнувшись над настилом, подхватил брошенную им же на пол льняную сорочку.

- Если бы я не притащила их сюда, боюсь представить, чтобы они тогда устроили. Увидели, что я сюда собралась и увязались следом. Чёртовы шантажистки!

- Видать, есть с кого брать наглядный пример. Как это ни странно, но я нисколько этому не удивлён.

- Ну, давай, можешь теперь подъёбы*ать меня этим сколько твоей душеньке будет угодно. Небось не мог никак дождаться, когда же мы останемся одни и когда будет можно отыграться на мне за все свои «унижения»… - Софи наконец-то отвернулась от проёма, видимо дождавшись, когда Валери и Клэр уйдут на достаточно безопасное расстояние от конюшни. – А что это ты делаешь? Опять одеваешься?

Её неподдельное, ещё и через чур бурное изумление удивило даже Эву, возможно даже сильнее, услышанной из уст кузины нецензурной брани.

- Недостаточно заметно?

- Зачем?!

- А зачем, по-твоему, люди вообще одеваются?

- Ты собрался уходить? – теперь в голосе и даже во взгляде Софи, гипнотизирующего в упор так и не обернувшегося к ней мужчину, явственно читалось не одно лишь удивление.

Страх?

Разве такое было в принципе возможным? Может Эвелин почудилось и послышалось?

- Да, Софи, ты угадала! Я собрался уходить.

- Пытаешься мне отомстить за всё таким примитивным способом, да? Вот уж никогда бы ни подумала, чтобы Киллиан Хэйуорд опустился до детских обид маленького мальчика.

И девушка шагнула на него, впервые сделала то, чего так долго ждала в своём постыдном укрытии Эва и одновременно боялась этого.

Неужели до сих пор хотелось верить, что эта парочка незнакома? Или всё надеялась, что их знакомство не до такой степени близкое?

Это же дико! Неправильно и аморально! Не укладывается в голове и не вяжется с происходящим, как и с той же натурой Софии Клеменс. Да как такое вообще возможно?

Но что-то в сознании нашёптывало отвратительно назойливым утверждением, что всё это вполне реально и имеет свои банальные объяснения. Если Эвелин за несколько минут до этого пробрало далеко не скрытым притяжением к этому смертному богу во плоти, то что уже говорить о Софи, прожившей в Гранд-Льюисе намного дольше своей кузины-сиротки. Гадать, сколько эти двое были знакомы – не имело смысла. Здесь бы и одного года, казалось, было более, чем достаточно, но что-то подсказывало, что через эти отношения был протянут далеко не один год.

- С чего ты взяла, что я обижен, Софи? Я просто делаю, что должен был сделать ещё в первый день нашего с тобой близкого знакомства – развернуться и уйти. Это же ты проявляла нездоровую инициативу к нашим встречам. Ну, а я… - он сделал небольшую паузу, чтобы посмотреть оцепеневшей девушке в лицо, или же показать ей собственное – пустое и совершенно апатичное, достаточно честное для подобных признаний. До этого он успел натянуть через голову сорочку и поднять с пола жилет. Движения всё такие же – вялые, неторопливые, да и куда ему спешить? Его не гонят, на двери не указывают (пока что) и его только что пытались унизить на глазах неискушённых свидетельниц, которых по всем законам морали и этики не должно было быть здесь вообще. – Всего лишь шёл на поводу у избалованной вертихвостки из высокородной семейки, которую сызмальства приучили думать, что ей разрешено всё, везде и в любом количестве.

- Ты это сейчас всё серьёзно? – казалось, девушка выглядела не просто шокированной, а буквально контуженной, до такой глубины, что у неё не хватило сил нацепить на своё кукольное личико столь привычный для неё образ надменной стервы.

Эвелин видела её такой впервые, по крайней мере за последние годы. И тем сильнее прессовало собственным шоком на происходящее и пропущенное через себя. Недавнее наваждение-очарование было резко и беспощадно смято стремительным натиском сменяющихся один за другим абсолютно не предсказуемых событий. От такого переизбытка неохватной информации у кого угодно откажут тормоза с чувством адекватного восприятия реальности. А ведь ей сегодня пришлось пережить куда больше приключений.

Вот только что она могла сейчас сделать? Показаться им на глаза и попросить разрешения уйти? После всего, что здесь уже было и успело произойти?

- Похоже, что я шучу? – ни столько вопрос, сколько брошенный через плечо отрезвляющий удар, и таким тоном, будто ему всё это уже давным-давно осточертело; теперь же он просто расставлял все точки над «и», поскольку никто за него этого не сделает. – Или я когда-нибудь шутил до этого?

- Килл, бога ради! Я всё понимаю, сама виновата, немного переборщила. Но ты же меня знаешь, я такая и есть, по-другому не умею. Только не говори, будто тебя это нисколько не заводит. Ты же никогда не обращал внимания на мои выбрыки… Перестань, прошу…

Что было ошеломительней – слушать вроде бы и не новые признания из уст Софии о её характере, но совсем не в той интерпретации, что были ей свойственны, или же наблюдать, как она буквально кидается на шею этого бесчувственного красавца? Как жмётся к нему, практически трётся грудью и животом о его живот и бёдра, как пытается забраться ладошками к нему под сорочку и даже в брюки. А он просто смотрит на неё сверху вниз безэмоционально, почти совсем никак или словно это она никто – что-то безынтересное, едва ли достойное его внимания.

- Да, я это заслужила, можешь меня наказать, только не говори, что собираешься уходить. Я только-только приехала и сразу к тебе. Это было бы некрасиво даже с твоей стороны.

- Софи… - видимо, ему было в лень не только это обсуждать и выслушивать, но и что-то делать в ответ, например, вынужденно отнимать от себя руки девушки. – Я говорил об уходе не сейчас, не об этом вечере, а вообще. Да я и шёл сюда как раз с целью поставить тебя в известность о своём решении. Разве что не мог представить, какой меня тут ждал сюрприз. Но, в принципе… - вялое движение плечом, хоть какое-то проявление эмоции, пусть и не заметной в упор. – Думаю, это было к лучшему. По крайней мере, всё произошедшее здесь только подтвердило всю бессмысленность наших отношений и расставило всех по своим местам.

- Килл, хватит! Если ты хотел мне этим отомстить, бога ради! Но продолжать говорить об этом дальше и всерьёз…

- Это не месть, Софи. И хватит переубеждать себя в обратном. Всё кончено. Просто прими это к сведенью и возвращайся домой. Для тебя это не должно стать какой-то уж большой проблемой. Я уже молчу о пустой трате времени на наши встречи и о возможности какого-либо будущего между нами в целом.

- Я сказала хватит! Хватит-хватит! ХВАТИТ! – она вырывает из его длинных, но недостаточно сильных на тот момент пальцев свои руки и начинает бить его. Точнее, шлёпать кулачками по широкой груди, хаотично и бесцельно, куда успеет попасть, поскольку из-за полуослепших от слёз глаз не видит и не разбирает, что творит. Да и выглядит это каким-то комичным, чуть ли не пафосным, почти наигранно театральным. Правда Эва понимает, что это не так. Просто София не из тех, кто умеет драться своими силами. Сомнительно, если той вообще удастся оставить на коже мужчины хоть какой-нибудь след в виде небольшой гематомы, если только не додумается его укусить или поцарапать.

- Хватит строить из себя тут какую-то сверхзначимую фигуру и разыгрывать невесть что! – это тоже было частью её натуры, меняться в поведении за считанные секунды и становиться самой собой – злой, бесчеловечной, пугающе мстительной. – Я что тебе сказала в самом начале? Раздевайся! Уйдёшь отсюда, когда я тебе позволю!

Она уже схватилась за края ворота мужской сорочки трясущимися пальчиками, но не с целью потянуть за него вверх. Где-то на полсекунды денник прорезает немощным звуком трескающейся ткани, словно стонущей в голос от боли из-за столь насильственного над ней действия. Но недолго. Мужчина вновь накрывает кулачки слишком слабого для него соперника и просто сжимает, возможно вполсилы, прерывая намеренья девушки разорвать на нём рубаху. И при этом не отводит взгляда с её перекошенного от ярости личика, оставаясь, как и прежде, невозмутимо спокойным на протяжении всей этой нелицеприятной сценки. Ну, может только плотнее сжал челюсти и губы.

- Не передёргивай, Софи. Я позволил тебе провернуть этот финт при твоих сестрицах, но со мной наедине эти номера не прокатят, и ты прекрасно об этом знаешь.

- Но почему? Твою мать! С чего тебе вообще ударило мочой в голову? – она прям взвыла, сквозь стиснутые зубы, то ли пытаясь выкрутиться, то ли не в состоянии побороть собственную беспомощность, оказавшуюся для неё слишком неожиданной и дискомфортной. Наверное, хотела как-то из неё вырваться, только не знала как. А та всё нарастала, стягивая свои удушливые бинты поверх стеснённого плотными одеждами тела, царапала по нервам и костям отвратным раздражением и впивающимися в чувственную плоть коготками.

- Что и когда я успела такого сделать? Я же только-только вернулась в Гранд-Льюис!.. Нельзя вот-так вот с ходу, на пустом месте принять подобное решение!

- Если ты так и не поняла ЧТО, тогда какой толк мне что-то тебе объяснять? Софи, я встречался с тобой не из-за больших чувств и никогда не ставил перед собой целей перевоспитывать тебя, поскольку мне было всё равно, кто ты, как живёшь, с кем общаешься и за кого тебя потом выдадут замуж. Но сегодня мне реально хотелось взять хлыст и отстегать твою белоснежную попку до кровавых подтёков и смотреть, как ты будешь ползать в соплях и слезах по этому полу, умоляя меня остановиться.

- За что?! – в её неестественно округлившихся глазках теперь читался неподдельный шок – запредельное изумление, граничащее с истеричным срывом. И этот её вопрос… будто Киллиан не просто озвучивал свои желания, а вполне даже мог воплотить их в жизнь.

Зато он прищурил глаза, не по-доброму склонив над ней голову и всматриваясь в её выбеленное личико, как тот хищник, что примеряется к пойманной добыче, перед тем как нанести свой смертельный удар.

- За что? Ты должно быть шутишь? Да хотя бы за то, кто ты есть в действительности! Маленькая, избалованная сучка, готовая топтать на своём пути всех и вся без разбору, только из-за какой-нибудь дурацкой прихоти или стукнувшей в её очаровательную головку блажи. Отвратительная, подлая и ничтожная. Если перечислять все существующие и известные человеческие пороки, то не найдётся ни одного, коих бы не было в тебе, и которые бы не являлись неотъемлемой частью твоей насквозь прогнившей натуры.