Плач богов

Так что оставались либо книги, либо занятия каким-нибудь необременительным рукоделием. Дневников она не вела (учитывая прошлые неудачные попытки, которые были прерваны сёстрами Клеменс, можно сказать, ещё в самом их зачатии), а писать письма хотя бы той же Полин д’Альбьер было бы несколько глупо – не проще ли попросить запрячь двуколку, да самой отправиться в Терре Промиз с дружеским визитом?

Поэтому, долго не раздумывая, Эвелин всё-таки свернула в сторону библиотеки. В принципе, она могла там же и остаться вплоть до начала обеда, если бы до слуха вскоре не долетел знакомый звук цокота лошадиных копыт о плитнях подъездной аллеи усадьбы. По мере его нарастающего приближения, все сомнения на счёт его намеченной цели довольно скоро отпали.

Уже вошедшее в привычку действие тут же сдвинуло девушку с места и направило в большую гостиную к тамошним окнам и более лучшему обзору парадного двора Ларго Сулей. Губы невольно растянулись в предвосхищённой улыбке, ведь она была более, чем просто уверена, кто на самом деле направлялся в сторону имения Клеменсов. Да и кто ещё мог в такую рань приехать сюда с утренним визитом? По крайней мере и пока что она знала только одного такого человека и его (вернее, её) приездам, Эва была рада в любое время суток.

Правда, продержалась её улыбка не так уж и долго. Один из экипажей д’Альбьеров она узнала практически сразу же издалека, но вот когда он подъехал на достаточно близкое расстояние, чтобы было можно разглядеть сидящих в коляске предполагаемых пассажиров, вместо ожидаемого образа черноволосой богини в очередном светло-лиловом платье, Эвелин увидела совершенно иного человека. И, да, это не было кратковременным обманом зрения. Чем ближе подъезжал фаэтон к дому, тем быстрее развеивались сомнения касательно намечающегося гостя. Во-первых, даже издалека было видно, что это мужчина, а во-вторых, им оказался никто иной, как Верджил д’Альбьер. Ну и в-третьих, он сидел в экипаже совершенно один.

Болезненное разочарование от увиденного не заставило себя долго ждать, а потом и вовсе принялось царапать сердце нехорошими предчувствиями. В любом случае, он направлялся сюда неспроста. И то что его визит мог быть связан только с недавними приключениями его дочери и Эвы прошлой ночью в Гранд-Льюисе, иных вариантов почему-то не предполагал. Да и что могло его ещё сюда привести? Просто проезжал мимо и решил заглянуть на несколько минут по дороге, чтобы выразить своё почтение? Как-то уж слишком сомнительно.

И что теперь? Что ей оставалось делать после всех этих нежданных сюрпризов? Бежать обратно в библиотеку или вообще куда-нибудь в подвал? Как будто это могло её как-то спасти от надвигающейся беды (а то что это была именно беда – Эвелин уже нисколько не сомневалась).

Хотелось бы обмануться, но что-то упорно продолжало ей нашёптывать о чём-то плохом и нехорошем. И ведь на вряд ли вот-так возьмёшь и сразу как-то узнаешь. Обязательно придётся ждать не известно сколько, прежде чем на твою голову вывалят каким-нибудь оглушающим известием. Да и что она действительно могла сейчас сделать? Только вернуться в библиотеку, подняться обратно в свою комнату, сбежать на террасу или остаться в этой гостиной? Понятное дело, что никто с ней разговаривать сейчас не станет.

И дёрнул её чёрт выглянуть в окно!

Почему она решила остаться в гостиной, девушка так и не сможет найти для себя вразумительного ответа. Только из-за возможности подслушать приветственную беседу между гостем и дворецким? Узнать, к кому именно приехал отец Полин? Да тут и не нужно быть потомственной пифией, чтобы догадаться к кому. Дядюшка Джером ещё не приехал, главным в Ларго Сулей до сих пор оставалась тётушка Джулия. Все важные вопросы решала теперь только она, в особенности по ведению хозяйственных дел в усадьбе, ну, и семейных, само собой, тоже.

Если Вёрджил д’Альбьер прибыл сюда с целью рассказать той о ночной выходке своей дочери и племянницы Клеменсов, тогда это точно закончится чем-то ужасным для Эвелин и никак иначе. И молиться всем известным богам было бы теперь просто бессмысленно, как и включать фантазию на счёт предстоящего наказания.

Она всё-таки вздрогнет от торжественного перелива дверного звонка даже после того, как сумеет уловить едва различимые шаги по крыльцу дома. О книге в руках и не вспомнит. Прямо так и оцепенеет на краешке сиденья с идеально ровной осанкой в полуфуте от спинки кресла-дюшесса. Забудет обо всём на свете и о себе тоже, став воплощением одного сплошного чувства слуха. Даже кожа будет впитывать каждый услышанный звук чуть ли не осязаемой вибрацией, отдавшейся нервной дрожью в натянутых нервах во всём теле.

- Добрый день, сэр. Чем могу служить в столь ранний час?

То, что дворецкий, открывший в этот раз перед нежданным гостем парадные двери Ларго Сулей, позволил себе почти нескромный вопрос о времени визита прибывшего, не было ничего удивительного. По обыкновению, все «утренние» приёмы и официальные визиты, за очень редким исключением, проводились уже далеко за полдень и, как правило, после обеда. Грубо говоря, Вёрджил д’Альбьер не просто приехал очень рано, но и выказал что-то близкое к недопустимой вольности, если, конечно, его целью не была передача какого-нибудь прошения хозяевам дома – устного или письменного (хотя последнее чаще всего передавалось через специально посылаемых для этого лакеев).

- Мне бы хотелось узнать, могу ли я в ближайшее время встретиться с мадам Клеменс?

- Будет сделано, сэр. Изволите-с подождать ответа в гостиной, в доме или…

- Думаю… подождать в гостиной.

Вот тогда-то сердечко Эвелин Лейн и ёкнуло очень-очень ощутимо. Но с места девушка так и не сдвинулась, хотя вполне могла за несколько секунд выскочить в открытый проём смежного помещения в сторону той же библиотеки. Почему не стала? Банально отказали коленки и сомлевшие суставы ног. Руки, кстати, тоже резко ослабли и даже задрожали.

- Позволите-с вашу трость и шляпу или оставите при себе?

- Да, конечно…

Последнее Эва так и не разобрала. Если гость мужского пола не намерен был надолго задерживаться в чьём-то доме, он не отдавал дворецкому ни шляпы, ни перчаток (или того, что держал на тот момент в своих руках). А, судя по голосу господина д’Альбьера, он будто и сам был не вполне уверен, чего хочет. По крайней мере, его высокий баритон звучал недостаточно чётко и чисто, как более суток тому назад, даже слегка осип (не исключено, что от волнения).

Правда, узнать о его намереньях касательно намеченного пребывания в Ларго Сулей оказалось совершенно несложно. Вернее, не долго. Меньше, чем через четверть минуты взгляд девушки и нежданного гостя пересеклись в пространстве гостевой гостиной. И, судя по выражению лица отца Полин, он явно не ожидал там увидеть хоть кого-то вообще и в особенности Эвелин Лейн. Впрочем, дворецкий Стивен (статный, буквально вышколенный представитель своей почетной профессии – шестидесятилетний, давно поседевший и слегка облысевший мужчина англосаксонских кровей) тоже был несколько озадачен присутствием юной барышни в данной комнате. Ведь это, по сути, меняло весь расклад происходящего.

- Эм… Я сейчас пришлю горничную. Думаю, господа не откажутся в этот час от чая и прохладительных напитков.

На деле же в контексте произнесённого немолодым слугой фразы звучал абсолютно иной смысл. Он собирался прислать сюда горничную леди, дабы гость мужского пола и юная (ещё и не замужняя!) госпожа ни в коем случае не оставались наедине друг другом довольно долгое время. Можно сказать, момент выявился несколько пикантным и не вполне этическим. Главное, чтобы данная ситуация оставалась как можно дольше негласной и только в пределах этой комнаты.

- Мэм… - Вёрджил д’Альбьер сдержанно кивнул, предпочитая оставаться в противоположной от девушки части комнаты, дабы тоже не обострять своим излишним поведением не вполне удачную ситуацию.

Зато Эвелин окончательно пригвоздило к месту, лишив на несколько долгих секунд большинства физических и умственных способностей. Всё, что она сумела сделать в тот момент, раскраснеться до кончиков ушей и кое-как дёрнуть головой, в попытке изобразить изящный кивок ответного приветствия. Ещё и запаниковала при мысли – должна ли она протянуть в сторону гостя свою дрожащую руку для того, чтобы тот её поцеловал. В смысле, не саму девушку, а тыльную сторону её похолодевшей от оттока крови ладошки. Ведь это же не обязательно? И по правилам того же этикета, мужчина никогда не сделает в сторону дамы шаг первым, если она сама не привлечёт к нему своё внимание и не обозначит своё желание вступить с ним в разговор, подав для этого нужный знак жестом той же руки.

Хотя сложнее тогда было спрятать куда-нибудь свой не в меру пытливый взгляд, поскольку глазеть всё это время на гостя при обоюдном молчании тоже выглядело далеко неуместным. К тому же, всё, что ей нужно было увидеть, она уже увидела до этого и сделала для себя соответствующие выводы.

В руках господин д’Альбьер ничего не держал, значит, отдал и шляпу, и трость дворецкому ещё в холле. Выходит, он намеревался провести в доме Клеменсов не пять и не десять минут и намеченный им разговор с хозяйкой Ларго Сулей предполагал что-то долгое и не исключено, что серьёзное. И то, что он был крайне обескуражен присутствием в гостиной юной леди Лейн, по сути тоже можно было рассматривать с двоякой стороны. Во всяком случае, в его светлых глазах не было не единого намёка на недовольство или же затаённое негодование. Да и одет он был явно не впопыхах: в серо-бежевый прогулочный костюм из мягкого льна, белую сорочку под атласным жилетом цвета слоновой кости и шейным галстуком-платком, повязанным вполне ровной и неторопливой рукой. Смущал только тот факт, что он приехал сюда в столь непозволительно ранний час, хотя вполне мог прислать лакея, чтобы известить заранее своих соседей о своём неотложном визите в их имение.

В любом случае, он посчитал свою миссию куда важной и значимой, чем соблюдение каких-то там правил этикета высшего света. Или же имел какие-то свои отличительные взгляды на данные вещи, как и его не в меру разбалованная дочь. Одно слово – та ещё семейка!

Слава всем здравствующим богам, оставаться с ним наедине после ухода дворецкого долго не пришлось. Не истекло и минуты, как со стороны центрального коридора послышались торопливые, едва не бегущие шаги посланной в гостиную служанки. Эва даже не удивилась, когда увидела в дверном проёме гостевой знакомую фигурку Гвен, застывшую на пару мгновений на пороге комнаты в позе блаженной послушницы какого-нибудь францисканского женского монастыря. Изобразив несколько быстрый и не совсем изящный книксен, служанка теперь уже совершенно бесшумно проскользнула в помещение и застыла в углу напротив юной леди, якобы невидимой тенью обезличенной для знатных господ особы. При этом плотно сомкнутые губы горничной могли означать что-то одно из двух – либо она сдерживала из всех сил неуместную улыбку, либо неуёмные внутренние порывы что-то произнести вслух.

И, похоже, в комнате стало ещё тише. Буквально до шипящего звона в ушах под размеренное (и неестественно громкое) тиканье гостиных часов. Про неловкость всей ситуации можно и не упоминать.