Плач богов

Говорят, за огнём и водой можно наблюдать бесконечно. Тем днём Эвелин Лейн познала ещё одну неопровержимую для себя аксиому жизни – за купанием Киллиана Хейуорда тоже можно смотреть целую вечность. То, как ласковые волны водной стихии принимают его нагое тело, обволакивая, скользя по коже мокрой плёнкой и приглашая в свои так ни кем и не завоёванные за долгие тысячелетия владения. А он особо и не спешил, делая небольшие шаги по песчаному дну сквозь сопротивляющуюся «преграду», пока просто не взял и не нырнул, скрывшись на несколько невыносимо долгих секунд в неизвестной глубине и направлении.

Надо сказать, Эва даже испытала что-то близкое к нежданному волнению. Ей очень нравился океан, она любила воду, но, поскольку последние десять лет росла в северной столице, вдали от ближайшей береговой линии континентальной границы, то уже успела порядком подзабыть, что это такое – доверять морю. Становиться частью его жизненно ценного элемента, совершенно не беспокоясь о том, что оно может сделать что-то плохое с тобой. Когда не боишься и веришь – тебе отвечают тем же, тем более, когда приходишь с миром или входишь полностью нагим и беззащитным, отдавая себя во власть сильнейшей на планете стихии.

Жаль, Эвелин уже успела об этом подзабыть, одновременно завидуя, как Хейуорду, так и принявшей его воде. Да и волновалась недолго. Вынырнул он вскоре, поплыв к поставленной цели уже у поверхности. Видеть теперь во всей его красе она, увы, более не могла, но всё равно, уходить не стала. С завидным терпением оставалась в своём укрытии, не смотря на припекающую жару и интенсивно потеющее тело под непригодными для подобного климата слоями плотных одежд. Без шляпки и зонтика – это было равноценно сознательному самоубийству, да и во рту уже начинало царапать, как наждачной бумагой, нежданно подступившей жаждой. Не помогало и частое облизывание быстро сохнущих губ и их лёгкое покусывание. Впервые в жизни она была готова отдать целое состояние за один несчастный веер или за возможность спуститься к воде и сделать то, что сделал мужчина.

Приходилось отвлекаться на что-то другое, время от времени разглядывая пятачок маленького пляжа с окружающими его красотами местной флоры и фауны. Чаще всего взгляд притягивало живой пеленой довольно неслабого водопада, шумящего в такт морским волнам и спадающего на россыпь каменных валунов всего в нескольких футах от границы солёной воды. Кстати, пёс Хейуорда предпочёл спасительную тень массивного камня, как раз поближе к пресной запруде, от которой, видимо, веяло куда приятной и более ощутимой прохладой. Там он уже успел до этого и питьевой воды налакаться и даже на несколько секунд забежать в неё по грудь. Теперь же вместе с Эвелин пёс терпеливо ожидал возвращения своего хозяина. При чём несколько раз за это время поднимал голову и смотрел наверх, именно туда, где пряталась девушка, но ничего со своей стороны к данному обстоятельству так и не предпринял. Видимо, ещё в момент их первого визуального знакомства как-то сумел определить для себя её абсолютную безопасность.

Конечно, она могла в любую секунду встать и просто уйти. По крайней мере, ей всё это могло надоесть. Ведь по сути, никаких конкретных целей с этой слежкой она не преследовала. Во всяком случае, не здесь и не сейчас.

Но она не встала и не ушла. И не потому, что не желала возвращаться в Ларго Сулей. Она вообще не хотела тогда думать о такой вероятности, как и вспоминать об истинных причинах, приведших её сюда. В первые жизни (или уже во второй раз за последние дни, если уж быть до конца честной), она делала что-то вопреки всем высокоморальным правилам своего общества, нарушая их самыми немыслимыми способами, какие вообще могут прийти в голову подобной, как она, девушке. В детстве, за данный финт её бы уже давно наказали, при чём очень серьёзно и быть может даже болезненно. А сейчас…

Вот именно сейчас её неумолимо порывало сделать во истину нечто вон выходящее, да такое, чтобы отец Полин тут же забрал своё предложение с замужеством раз и навсегда, а все остальные мужчины её социального уровня отшатывались от неё, как от прокажённой, за несколько ярдов до их возможного пересечения.

Если какие-то сомнения с чувством дискомфорта и успели посетить Эву в те затянувшиеся минуты ожидания, то хватило их ненадолго. Ровно настолько, чтобы забеспокоиться от Хейуорде и превратить остальное время в упрямое намеренье дождаться его возвращения на берег во что бы то ни стало. Заплыл он тогда довольно далеко, поэтому переживания оказались вполне обоснованными. Взгляд не желал расставаться с чёрной точкой, пока ещё видневшейся вдали головы мужчины, ни на секунду. Не притихли они и после того, когда он изменил направление своего заплыва в обратную сторону. Уж очень долго всё это продолжалось, да и сам мужчина словно намеренно никуда не спешил. Слава богу, хоть вернулся без каких-либо эксцессов и как ни в чём ни бывало добрёл до берега всё такой же размеренной походочкой, с которой до этого заходил в воду. Только в этот раз взору Эвелин предстал весь его захватывающий вид, так сказать, с лица. И отводить глаза в сторону, она, естественно не стала.

Наоборот, осмелела в своём разглядывании окончательно, вопреки всем своим недавним смущениям и забурлившей в жилах крови. Жарко стало просто до нестерпения. Сердце вновь ускорило свои взволнованные толчки, усилив накатывающие приливы будоражащей истомы в такт гулким ударам неровного пульса. Одежды стали ещё более невыносимыми и удушливыми, ещё более раздражающими и тесными. Хотелось даже от зависти заскулить. И было с чего. А завидовала она тогда, наверное, не только Хейуорду, но и воде, лоснящейся на его коже тончайшим слоем и создававшей дополнительный эффект к его совершенной наготе. Да, Эва уже видела его и мокрым, и полностью голым, но не при дневном свете и без возможности разглядеть его буквально с головы до ног во всех деталях. И в этот раз ему не было нужды прикрываться, хотя немалое меж ними расстояние всё равно скрадывало самые мелкие черты мужчины и не на одном лишь лице.

И всё же, любые, и в особенности столь незначительные препятствия не мешали девушке наслаждаться своим вопиющим подглядыванием. Подхлёстывало и чувство абсолютной безнаказанности. Хотелось рассмотреть, как можно по больше и запомнить не меньше и не так, как бывало в музеях – украдкой да исподтишка. И, надо сказать, заново увиденное, ей безумно нравилось и не важно с какой стороны. Даже идеальный эталон мужской красоты, высеченный талантливой рукой Микеланджело в статуе Давида буквально мерк на фоне Киллиана Хейуорда. Может от того, что тот был живым примером, а не мёртвым мрамором? Мог двигаться, дышать, менять позы и даже меняться внешне. Был тёплым и совершенно иным на прикосновения. Имел свой обособленный запах, а, главное, умел говорить, смотреть и воздействовать на своего собеседника даже обычными жестами, как и полным незнанием того факта, что за ним кто-то наблюдает. В этом и являлось его совершенство. Он умел чувствовать и мог заставить чувствовать других.

И Эвелин действительно всё это сейчас ощущала, именно в целом, разглядывая его не сколько по отдельным частям и так называемым выделяющимся «мелочам», а тем, кем он в сущности и был – самодостаточной личностью, возмутителем её привычного уклада жизни, человеком, встряхнувшим её душу с такой силой, что она уже почти месяц не может отделаться от его образа и навязчивых о нём мыслей.

Видимо, поэтому и не уходила. Ловила столь быстротечные моменты, в надежде сохранить в своей памяти каждый отдельный фрагмент, каждое движение мужчины и последующую за этим мини-сценку неигровой пьесы. Наблюдала, как он идёт к водопаду, как осторожно, моментами даже неуклюже, пробирается между скользких камней к удобному месту. И как становится под мощную стену падающей воды, на несколько секунд задерживая дыхание и закрывая глаза. Даже у Эвы невольно спёрло в груди, а на спине от затылка до копчика стянуло кожу будоражащими мурашками, будто кто провёл холодными руками. Кажется, она была готова отдать в те мгновенья собственную жизнь только за возможность оказаться на его месте… или не на его месте, а… рядом…

Он простоит под холодной водой не так уж и долго, ровно столько, чтобы смыть с тела и волос незримые крупицы морской соли и охладить разгорячённую плоть до блаженного для такой жары озноба. Жаль, что эти ощущения нельзя было чем-то зафиксировать на ближайшие пару часов. Именно столько времени уйдёт на его намеченное возвращение в Льюис-Гранд: всего несколько быстротечных минут, чтобы обсохнуть под палящими лучами беспощадного тропического солнца, потом неторопливо одеться, почти через нехочу взобраться по широким ступеням в скале обратно наверх и по старому маршруту вернуться на более удобную для передвижения просеку с накатанной дорогой. Естественно, самый длинный путь перепадёт на пеший ход в сторону города и, как на зло, мимо не проедет ни одной телеги или фургона, возницы коих могли бы согласиться подбросить его хотя бы до городской окраины. Зато его явного с этим разочарования не захочет поддерживать Пайк. Пса на дальнейший час буквально кто-то подменит. Будет носиться взад и вперёд, радостно тявкать и даже убегать в обратную сторону ярдов на десять, а временами и на все двадцать.

- Да что с тобой сегодня? Надеюсь, никаких подозрительных грибов или растений не находил? А то с тебя станется.

Когда наконец-то доберутся до границы города, солнце уже спрячется за подогнанными с юго-запада дождевыми облаками. Небо затянет довольно быстро, а потом и вовсе без какой-либо ласковой прелюдии, разразится тропическим ливнем с парочкой раскатов недовольного грома и несколькими вспышками пугающих молний. Хорошо, что к тому времени уже доберутся до центра. Прятаться под навесами скатных крыш ближайших домов не станут, просто побегут вниз по улицам прямиком до Льюис-Лейн Уолл. К тому же там уже будет недалеко до родного дворика, так сказать.

В дом вбегут оба.

- Отряхиваться иди в угол, и не вздумай лезть в спальню, пока не обсохнешь.

Что ж, по крайней мере, хоть какая-то часть этого дня оказалась более-менее приятной. Даже нежданный ливень немного приподнял настроение, пусть и пришлось раздеваться прямо на веранде. Оставалось ещё несколько часов до ночной смены. В самый раз заняться обедом и закипятить воды на чай.

Пока разогревался чайник с двойной порцией воды, решил поискать в чистых вещах комода в спальне сухую пару домашних брюк и, как оказалось, вовремя. Во входные двери кто-то принялся стучать, настойчиво, с ощутимой ноткой то ли подгоняемого дождём нетерпения, то ли обычного желания достучаться до хозяев дома во что бы то ни стало.

- Да иду уже! Иду! Что у вас там, пожар?

Возможно шутка и удалась бы, знай он наверняка, кого в такую непогоду могло сюда принести. Но он не знал и не стал гадать. Наверняка маменька прислала кого-то с кухни «Ночной магнолии», чтобы передать единственному сыночку горячий обед, не совсем удачно выбрав для этого нужное время и момент.

Но уж чего он в действительности не ожидал, отрывая двери, так это увидеть на пороге своего жилища Эвелин Лейн. Промокшую до нитки, обхватившую себя дрожащими руками за предплечья и со взглядом загнанной лани в огромнейших (едва ли человеческих) глазах, от которого тут же остановилось сердце, а последний ход мыслей так и вовсе приказал долго жить вместе со способностью думать.