Что может армия

XXI

Княжеский дворец, город Манчир, княжество Корисанда

— Это моя вина. Это все моя чертова вина, — проскрежетал Корин Гарвей. — Я знал, что что-то не так — я знал это — и я все еще…

— Нет, это не твоя вина, — категорично сказал его отец. Глаза графа Энвил-Рока потемнели, лицо осунулось, когда он посмотрел на своего сына, но в его голосе не было сомнения. — Мы приняли все меры предосторожности, какие только могли придумать, за исключением того, чтобы фактически очистить площадь, и Айрис и Филип были правы. Эта свадьба была важнейшей составляющей частью нашего прихода в империю. Если бы мы допустили, чтобы казалось, что мы так боимся того, как отреагируют на это наши собственные люди, это было бы катастрофой.

— А это не стало? — Черные швы, закрывающие длинную глубокую рану на правой щеке Гарвея, отчетливо выделялись в свете лампы, а левую руку он держал на перевязи. — Лэнгхорн, отец! У нас более двухсот убитых — и вдвое больше раненых — в дополнение к Гектору и Айрис!

— Знаю. Я знаю! — Выражение лица Энвил-Рока было горьким. — Но мы никогда не думали, что они будут такими глупыми! Даже проклятый ракураи должен был знать лучше, чем нападать на Айрис….

Гарвей знал, что его отец был прав, но от этого ему не стало ни на йоту легче. Было безумием нападать на Айрис напрямую, особенно в этот день. Что бы ни думали сторонники Храма, ярость, которую это должно было вызвать среди тех, кто любил ее и ее брата, была бы неисчислимой. Они знали это и ожидали, что ракураи будут достаточно умны, чтобы понять то же самое. И поэтому, несмотря на то, что они добросовестно пытались включить такие угрозы в свои расчеты, они никогда по-настоящему не верили, что это произойдет.

Они были неправы.

Это не было похоже на гигантские взрывы, которыми «ракураи» впервые объявили о своем существовании. Он полагал, что все они должны быть благодарны за это, хотя в данный момент было трудно быть благодарным за что-либо. У них не было свидетелей — ни одного выжившего свидетеля, — которые точно видели, что произошло, но улики свидетельствовали о том, что это была работа фанатика-одиночки. Как он разместил свою взрывчатку на месте, оставалось загадкой, но, по крайней мере, они знали, где он был: где-то в первых нескольких рядах места, которое было огорожено веревкой для тех, кому требовалась помощь, чтобы передвигаться, или кто не мог стоять в течение длительного времени.

Люди с возрастом становятся слабыми, уже не способными должным образом заботиться о себе, — с горечью подумал он. — Люди — молодые или старые — с болезнями позвоночника, у которых были ампутированы конечности или навсегда искалечены в результате несчастного случая или болезни. Люди, которые уже достаточно настрадались и без того, чтобы сэр Корин Гарвей позволил кому-то покончить с их жизнью в один момент запредельного ужаса.

Полукруг кровавой бойни вокруг места, где находился убийца, был невероятным. Тела были разорваны на части, как будто зарядом шрапнели или картечью, и это было именно то, что произошло. Кем бы ни был этот кровожадный ублюдок, он явно знал, что делал, и ему каким-то образом удалось протащить эквивалент одного из чарисийских «подметальщиков» мимо всех предосторожностей и наблюдателей Гарвея. Взрыв послал десятки — возможно, сотни — старомодных полудюймовых мушкетных пуль, разлетевшихся веером в сторону свадебной процессии.

Шестьдесят два из известных погибших были солдатами и стражниками Гарвея. Их тела поглотили большую часть взрыва и ярости, но более сотни мирных жителей, собравшихся у собора, были либо убиты взрывом на месте, либо затоптаны до смерти в последовавшей панике.

— Кто бы ни планировал это, он точно знал, что делал, — сказал Энвил-Рок после долгого, задумчивого момента. — Он поставил свою чертову бомбу точно в нужное положение и взорвал ее точно в нужный момент.

— Почему не по дороге? — спросил Гарвей. Отец посмотрел на него, и он пожал плечами. — Возможно, это не имеет значения, но почему он ждал? Как вы говорите, он, очевидно, знал, что делал, так зачем ждать? Каждую минуту, пока он сидел там, была минута, когда один из моих людей — или даже я, помоги нам Бог, — мог заметить его, понять, что что-то не так. Так почему бы не убить их как можно скорее, а не рисковать задержкой?

— Не знаю. Откуда кому-то из нас знать, что творилось у него в голове? — Энвил-Рок подошел к окну и посмотрел на тысячи свечей, горевших по всей огромной площади в безветренную ночь. — Может быть, он ждал, пока они поженятся, чтобы иметь возможность заявить, что Айрис была чарисийкой. Может быть, это было частью его «послания». Или может быть, он еще не был на месте, когда они вошли в собор.

— Он уже был, — решительно сказал Гарвей. Его отец повернул голову, приподняв одну бровь, и он поморщился. — Никого не допускали на это место без письменного разрешения, выданного охраной архиепископа после подтверждения того, что это необходимо, и проверки по главному списку двумя отдельными людьми, и никому не разрешалось входить или выходить из него, начиная с часа до того, как Гектор и Айрис покинули дворец. — Он покачал головой. — Нет, он был там, и каким-то образом он прошел мимо всех нас. Мы позволили ему сделать это, отец.

— Мы никому не «позволяли» ничего делать, Корин! — Энвил-Рок звучал явно раздражительнее. — Мы нашли наилучший баланс, какой только могли, между безопасностью и необходимостью обеспечить общественный доступ и…

Дверь резко открылась, и в нее вошел Чарлз Дойл с мрачным лицом. Отец и сын повернулись к нему лицом, и он поднял конверт в правой руке.

— Это было доставлено во дворец десять минут назад, — сказал он. — Я задержал посыльного, но не думаю, что он имел какое-либо представление о том, что было внутри. На самом деле, думаю, он говорит правду, когда говорит, что даже не знает, для кого он это доставлял.

— Полагаю, это как-то связано с нападением? — сказал Гарвей, и Дойл кивнул. — В таком случае, почему вы так уверены, что он не был частью этого с самого начала?

— Потому что он монах-бедарист из монастыря святого Кристифира, и ему сказали, что послание, адресованное вам, кстати, милорд, — сказал Дойл, взглянув на графа, — было от отца Симина.

— Что? — глаза Энвил-Рока расширились в замешательстве, затем сузились от внезапного предположения. — Симин Халек? Почему он?

— По словам монаха — и я пошлю семафорное сообщение его настоятелю, как только рассветет, чтобы подтвердить все это, — письмо было передано эконому монастыря младшим священником-лэнгхорнитом, который гостил в монастыре святого Кристифира по пути в Лиан по делам архиепископа Клейрманта. Когда он остановился, то обнаружил, что случайно захватил письмо с собой, а его дела в Лиане были слишком срочными, чтобы он мог потерять три дня, возвращаясь в Манчир, чтобы доставить его лично. Поэтому он попросил настоятеля передать его вам для него. Наш монах был выбран для доставки, и я предполагаю, что он добрался до Манчира по крайней мере на день раньше, чем ожидал наш лэнгхорнит, учитывая все пробки на дорогах из-за приближающейся свадьбы. Если бы он был всего на час быстрее, то добрался бы до дворца до отъезда свадебной процессии. Как бы то ни было, после взрыва на площади ему потребовались часы, чтобы найти кого-то, кто согласился бы позволить ему передать это. — Человек, который стал главой разведки регентского совета, покачал головой. — Не думаю, что он имеет к этому какое-то отношение, милорд. И я действительно думаю, что тот, кто использовал его для этого, хотел указать пальцем в сторону отца Симина.

— И что в этом чертовом письме? — потребовал Энвил-Рок.

— Посмотрите сами, милорд.

Дойл протянул письмо. Энвил-Рок взял его с видом человека, тянущегося к ядовитой змее, и медленно развернул, затем наклонил, чтобы его сын мог прочитать через его плечо.

Подписи не было, и глаза Гарвея сузились. Предполагая, что в человеке, написавшем это, была хоть капля честности, письмо подтверждало, что это была работа «ракураи» Клинтана. Конечно, это с таким же успехом могло быть задумано как дезинформация. Он был в растерянности, не зная, кто еще мог стоять за нападением, но в Корисанде у них было достаточно доказательств того, что светские противники регентского совета могли воспользоваться религиозными предлогами, чтобы прикрыть свои собственные амбиции.

Затем был предполагаемый автор письма. Симин Халек был старшим и самым доверенным помощником архиепископа Клейрманта. Никто из тех, кто когда-либо встречался с отцом Симином, ни на мгновение не поверил бы, что он мог быть замешан в чем-то подобном. К сожалению, количество людей, которые встречались с ним, было ничтожным по сравнению с количеством людей, которые с ним не встречались. Тот факт, что он был коренным корисандцем, может придать определенное правдоподобие теории о том, что его патриотизм был настолько возмущен решением присоединиться к империи Чариса, что подтолкнул его к открытому восстанию, а тот факт, что письмо было оставлено в церкви святого Кристифира кем-то, утверждающим, что он лэнгхорнит, мог придайте дополнительное доверие тем, кто склонен верить в худшее, учитывая, что Халек сам был младшим священником-лэнгхорнитом. И, конечно же, помощник архиепископа Клейрманта был бы в хорошем положении, чтобы предоставить убийце письменное разрешение, необходимое для того, чтобы занять позицию для нападения. Халек ни за что на свете не сделал бы ничего подобного, но «ракураи» нечего было терять, пытаясь вбить клин между ним и архиепископом Клейрмантом.

— Хорошо, — сказал он наконец, забирая письмо у отца и просматривая его еще раз. — Я не особенно склонен верить на слово массовому убийце в святости его мотивов, и я, конечно, не готов признать, что из всех возможных людей отец Симин был бы участником чего-то подобного.

— Я тоже, — резко фыркнул Энвил-Рок. — Амбициозные ублюдки, не так ли? Не довольствуясь тем, что вовлекли отца Симина, они готовы выстрелить и в Тарила тоже!

— Эм? — Гарвей, нахмурившись, оторвал взгляд от письма. Затем выражение его лица прояснилось. — Я как-то пропустил это, отец. Хотя ты прав.

Предполагаемый лэнгхорнит объявил, что направляется в Лиан — третий по величине город в графстве Тартариан. Учитывая, как он привлек бы их внимание там, он почти наверняка отправился куда-то совсем в другое место, но, очевидно, Клинтану было бы выгодно, если бы его убийцы смогли вбить клин между Энвил-Роком и графом Тартарианом, его ближайшим другом и самым надежным политическим союзником. И в чем они, возможно, не смогут убедить Энвил-Рока, они могут надеяться убедить князя Дейвина. Он был всего лишь мальчиком, и было вполне разумно предположить, что его горе и жажда мести убийцам его сестры могут заставить его обратиться против тех, кого обвиняют в соучастии в ее смерти.

— Интересно, где еще найдутся копии этого? — через мгновение задумался вслух Гарвей. — Просто отправить его во дворец кажется не вполне амбициозным.

— Хороший довод, — признал его отец.

— На самом деле, очень хорошее замечание, — согласился Дойл. — Вспомни письмо сейджина Мерлина сразу после нападения на площади Грей-Лизард. Он сказал, что Клинтан отправил своих убийц в одиночку с особым приказом не создавать какую-либо локальную сеть, в которую мы могли бы проникнуть. Если это была работа «ракураи», и они действуют в соответствии с формальностью, некому будет прикреплять листовки или стоять на углах улиц, разглагольствуя о людях. Так что, если мы действительно увидим копии этого письма на стенах по всему княжеству, мы будем знать, что имеем дело с чем-то другим. Честно говоря, надеюсь, что так оно и есть. Большая сеть могла бы нанести больший ущерб, но это также дало бы нам — и сейджинам — больше шансов проникнуть в них.