Раздражающие успехи еретиков

.IX

Шатер императора Кэйлеба, герцогство Мэнчир, Лига Корисанды

— Должен ли я предположить, полковник, — холодно спросил император Кэйлеб, — что вы каким-то образом не поняли моих намерений в этом вопросе? — У полковника Бартола Рожира был вид человека, который хотел бы оказаться где-нибудь в другом месте, когда он стоял в командной палатке Кэйлеба лицом к лицу с разгневанным императором. Офицер-комиссар фактически был главным квартирмейстером армии Кэйлеба, и, по большому счету, до сих пор он проделывал выдающуюся работу. Чему помогала способность чарисийского флота быстро перевозить большое количество припасов по воде. Однако в данный момент он явно не ожидал, что его прошлые достижения будут иметь большое значение в сознании Кэйлеба.

— Нет, ваше величество, — сказал он.

— В таком случае, возможно, вы могли бы объяснить мне, почему мои приказы не были выполнены?

Голос Кэйлеба стал еще холоднее, и Рожир незаметно сглотнул, затем расправил плечи и прямо посмотрел на императора.

— Ваше величество, они нам не верят.

— Кто нам не верит? Ваши помощники комиссара?

— Нет, ваше величество — корисандцы. Корисандцы не верят, что вы говорите всерьез.

Брови Кэйлеба поползли вверх, и Мерлин с трудом удержался, чтобы не рассмеяться, когда Рожир посмотрел на своего императора с выражением, которое было отчасти мольбой, отчасти замешательством, а отчасти оскорбленной добродетелью.

В отличие от большинства комиссаров Сейфхолда, Рожир был на самом деле честен. По традиции большинство комиссаров «откусывали» десять процентов от суммы всех средств, проходивших через их руки. В большинстве королевств это считалось одним из преимуществ их положения; в Чарисе это было не так, и Рожир никогда не испытывал искушения подражать своим более цепким коллегам в других королевствах.

В дополнение к своей честности, он обладал такими достоинствами, как интеллект и энергия, но он был выдающимся примером того, что когда-то на Старой Земле называли «бухгалтером». Он был организован до фанатизма и был одним из тех, кто обеими руками ухватился за введение счетов и арабских цифр. Однако за пределами правил и требований комиссара у него было примерно столько же воображения, сколько у сапога. И он был одержим сильным чувством, что все должно делаться так, как делалось всегда, только более эффективно.

Теперь Кэйлеб устроился в походном кресле рядом со столом в центре своей палатки, глядя на Рожира, а офицер-комиссар нервно сцепил руки за спиной.

— Что вы имеете в виду, как они не думают, что я говорю серьезно?

— Ваше величество, я пытался объяснить им это. Они просто не верят в это.

Мерлин на самом деле не был удивлен, услышав это.

Кэйлеб и его командиры деловито отбирали каждый мешок риса, каждую корзину пшеницы, каждый сноп и каждую лошадь, корову, тяглового дракона, курицу и свинью, которых могли найти их отряды по сбору фуража. Это не удивило местных жителей, как бы сильно они ни возмущались этим. В конце концов, воровство продовольствия и грабеж фермеров — вот чем занимались армии. Ожидать, что они этого не сделают, было бы примерно так же разумно, как ожидать, что ураган не пойдет дождем, хотя в этой конкретной армии было на удивление мало изнасилований, которые часто сопровождали такой грабеж.

Однако в данном случае Кэйлеб собирал продовольствие и другие припасы не для пропитания своей собственной армии. Он собирал эти предметы в первую очередь для того, чтобы они не достались Гектору, хотя он также был вполне готов использовать конфискованную еду, чтобы накормить пленных, которые когда-то были армией сэра Корина Гарвея. Это конкретное различие в подходе не имело абсолютно никакого значения для несчастных первоначальных владельцев продуктов питания, животных и сельскохозяйственного оборудования. Что действительно имело для них определенное важное значение, так это то, что, вопреки практике почти всех других армий, морские пехотинцы фактически выдавали квитанции за захваченную частную собственность. Квитанции, которые будут погашены наличными в конце кампании. В этот момент Кэйлеб полностью намеревался использовать казну, находящуюся в настоящее время во владении Гектора, чтобы заплатить за них.

Это была новая идея, и она пришла в голову Кэйлебу совершенно самостоятельно. Как он указал, одним из лучших способов победить пропаганду «храмовой четверки» было завоевать доверие тех людей, которые действительно контактировали с Чарисом, конкретными делами, а не печатными листовками.

— Позвольте мне прояснить, — сказал он сейчас. — Вы хотите сказать, что фермеры Корисанды отказываются принимать квитанции, которые раздают наши фуражиры?

— Более или менее, ваше величество. — Рожир слегка пожал плечами. — Некоторые принимают их, но они не прилагают особых усилий, чтобы хранить и отслеживать их. А другие, боюсь, продают их любому, кто «достаточно глуп», чтобы предложить им за них звонкую монету на месте.

— По какому обменному курсу? — спросил Кэйлеб, его глаза сузились.

— Большинство из них готовы согласиться на сотую долю от цены, ваше величество, — вздохнул Рожир, и челюсть Кэйлеба зловеще сжалась.

— И эти столь щедрые спекулянты — чарисийцы? — ледяным тоном осведомился он.

— Некоторые из них, — признался Рожир. — Возможно, большинство из них. Я действительно не знаю. Только знаю, что местные жители не думают, что наши квитанции стоят той бумаги, на которой они написаны. Я бы ничуть не удивился, если бы некоторые из них использовали их в своих надворных постройках, ваше величество.

— Понимаю.

По выражению лица и языку тела Рожира Мерлину было очевидно, что лично он считал стремление Кэйлеба фактически возместить ущерб гражданам страны, с которой он в настоящее время находился в состоянии войны, в лучшем случае донкихотством. На самом деле, комиссар, казалось, находил всю эту идею почти аморальной. Возможно, противоестественным актом наравне с кровосмешением. Он не собирался выходить и говорить это в присутствии Кэйлеба, но было совершенно ясно, что он считает, что если корисандцы решили не принимать или держаться за предложенные им квитанции, то это их забота, а не его.

— Слушайте меня внимательно, полковник, — сказал Кэйлеб через мгновение. — Политика имперского флота и имперской морской пехоты будет заключаться в том, что мы платим гражданским владельцам за то, что мы у них отбираем. Гражданским владельцам, полковник. Я не собираюсь платить кучке жадных чарисийских спекулянтов вместо людей, чью собственность мы на самом деле забрали.

— Ваше величество, я понял это, но…

— Я не совсем закончил говорить, полковник.

Рот Рожира закрылся с почти слышимым щелчком, и Кэйлеб одарил его ледяной улыбкой.

— Боюсь, что ваши клерки обнаружат, что их рабочая нагрузка только что стала немного тяжелее, — продолжил император. — С этого момента квитанции на конфискованное имущество передаче не подлежат. Они будут действительны только в том случае, если они будут представлены лицом, которому они были первоначально выданы, или, в случае его смерти, его законными наследниками. Это понятно?

— Да, ваше величество! Но… как мы сможем доказать, что человек, предъявивший квитанцию, является тем, кто действительно получил ее с самого начала? А что произойдет, если кто-то потеряет квитанцию?

— Вот почему ваши клерки будут работать немного усерднее, полковник. Во-первых, я хочу, чтобы дубликат каждой квитанции, которую мы выдаем, с указанием даты, времени и места, подавался каждым фуражирским отрядом каждый день, в дополнение к записям в ваших бухгалтерских книгах. И я хочу, чтобы по крайней мере два свидетеля, чьи фамилии также записаны, подтвердили, что в квитанции правильно указана фамилия человека, которому она была выдана. Те же два свидетеля будут доступны для установления личности этого человека перед сотрудником, осуществляющим выплату, если это необходимо.

Лицо Рожира неуклонно вытягивалось, когда он представлял себе дополнительные затраты труда, но один взгляд на выражение лица императора предостерег его от споров. Кэйлеб дал ему несколько минут помариноваться, затем откинулся на спинку своего походного стула и склонил голову набок.

— Нам нужно было обсудить что-нибудь еще, полковник? — вежливо спросил он.

Рожир почти судорожно покачал головой, и император улыбнулся. — В таком случае, полковник, я вас больше не задерживаю. Уверен, что у вас есть очень много дел, которые нужно выполнить.