Раздражающие успехи еретиков

— Нет. И особенно не в палате общин, учитывая его тесные отношения с армией и с Грин-Маунтином. Но в любом случае это не совсем то, о чем вы думали, не так ли?

— Нет, — со вздохом признался Кэйлеб.

— Она очень умная леди, — грустно заметил Мерлин. — Слишком умна, чтобы в конце концов не понять этого, независимо от того, скажем мы ей об этом или нет. Особенно, если Бинжэймин пойдет за Кейри. Так что, полагаю, настоящий вопрос заключается в том, есть ли какой-то смысл пытаться защитить ее.

— И как она, вероятно, отреагирует, когда узнает, что мы пытались это сделать, — согласился Кэйлеб.

— В любом случае, думаю, нам определенно нужно рассказать Нарману. Во-первых, потому что его советы о том, как нам справиться со всей этой неприятной частью проблемы, были бы чрезвычайно ценными. Во-вторых, потому что он такой же умный, как и Шарлиэн. Скажем мы ему или нет, он все равно во всем разберется, так что мы могли бы рассказать ему всю правду — во всяком случае, об этом — с самого начала и сэкономить всем немного времени.

— Ты прав, конечно, — плечи Кэйлеба поникли. — Я только хотел бы, чтобы это было не так. Она любила его как отца, Мерлин. Это разобьет ей сердце. И, честно говоря, я немного боюсь.

— Боитесь, что она обвинит в этом, по крайней мере косвенно, вас? — мягко спросил Мерлин. — Что она воспримет свое решение принять ваше предложение как настоящую причину того, что он сделал… и его смерти?

— Да, — признал император.

— Не могу обещать, что она этого не сделает, Кэйлеб. Никто не может. Но Шарлиан — не первый человек, у которого кто-то из ее близких не одобряет ее брак. И она не продержалась бы так долго на троне Чисхолма, не научившись понимать, как работают умы и сердца людей, когда речь идет о политике и власти. Давайте посмотрим правде в глаза — она привезла своего дядю в Чарис в первую очередь потому, что боялась, что не сможет доверять ему дома, в Чисхолме. Она знала о нем так много еще до того, как вышла за тебя замуж. Конечно, люди могут наказывать себя за вещи, которые вообще не имеют никакого рационального смысла, поэтому вполне возможно, что она решит, что ее брак «подтолкнул его» к действиям, которые он предпринял, хотя ее интеллект знает, что окончательное решение по-прежнему было его и только его. Но даже если она это сделает, думаю, что она, скорее всего, будет винить себя за то, что приняла ваше предложение, чем вас за то, что вы его сделали.

— Я бы предпочел, чтобы она действительно винила меня, — очень тихо сказал Кэйлеб, глядя на свою руку, когда он играл с коробкой маркеров на краю стола с картами.

На этот раз Мерлин ничего не ответил. На несколько секунд повисла тишина, а затем Кэйлеб снова выпрямился.

— Хорошо, — сказал он более оживленно. — Думаю, ты прав насчет Нармана, так что, полагаю, мне лучше послать весточку, что я хочу его видеть.

— И пока мы ждем, — сказал Мерлин, — нам с тобой нужно немного подумать о небольшой проблеме выяснения того, как император, который также является полевым командиром его собственной армии, может исчезнуть из своего штабного лагеря по крайней мере на… о, скажем, на четыре или пять часов посреди ночи?

— Не говоря уже о том, как мы вообще вытащим вышеупомянутого императора и полевого командира из его штаб-квартиры, — согласился Кэйлеб. Он покачал головой и усмехнулся. — Я действительно с нетерпением жду возможности увидеть этот ваш «разведывательный скиммер» — напуганный до смерти, заметь, но с нетерпением жду этого. Но соорудить способ вытащить меня отсюда будет намного сложнее, чем просто придумать, как выполнить что-то столь незначительное, как, о, убедить Гектора из Корисанды, что я действительно его лучший друг.