Меч, павший в глубины отчаяния

— Хорошо, барышня… — обращалась женщина, но приостановилась, ведь забыла спросить имя девушки.

— Просто барышня.

Женщина высокомерно кивнула, словно делая это через силу, опосля чего продолжила:

— Начнем с того, что я прекрасно знаю, что Вы солгали как о своем выкупе, так и о принадлежности к гейшам. Касаемо барышни Чинен ничего сказать не могу, но, в прочем, это не так важно. Ваш тан олицетворяло полночное выступление, а не нихон-буё, однако я правда восхищена тем, что Вы запомнили многие детали, посмотрев его единожды. Даже самые умелые майко не смогли бы провернуть сего. Танец был не так изящен, как у госпожи Шинкоку, не совершенен, имел иную атрибутику, и Вы несколько раз отступались сами того не замечая, но человек, разбирающийся в искусстве в мгновение ока это заприметит. Однако у Вас есть аристократические повадки, умеете поддержать беседу, имеете поразительную зрительную память и при совершенствовании собственных навыков в сфере искусства сможете стать весьма известной.

— И к чему же Вы ведете, госпожа? — заинтриговано вопрошала онна-бугэйся.

— Подпишите контракт с нашим домом на пять лет, — продолжала женщина. — Мы сделаем из Вас превосходную юдзё, а также я позволю Вам пройти в дом. Даже закрою глаза на всю эту ложь про замужество и разрешу покидать Ёсивару когда сами того пожелаете. Если в доме взаправду есть кто-то, кого Вы так трепетно желаете встретить, предоставлю ему Вас в качестве таю, но лишь единожды. Если откажут — ничем не смогу помочь.

Девушка хотела было возразить, однако умолкла, взглянув на женщину, что глядела куда-то назад. В одно мгновение, прямиком возле уха нанаши пронеслось несколько странных фраз.

— Если желаешь снять куртизанку на одну ночь, просто попроси Шинкоку, она-то уж точно не откажет тебе, — зазвучал знакомый мужской голос. Обернувшись назад, странница увидела своего товарища, коего рассчитывала встретить внутри борделя.

— Ты вернулся, — с улыбкой молвила та, — как долго наблюдаешь за мной?

— Полагаю, что со слов «я простая танцовщица, однако хотела бы отыскать своего мужа здесь…»

Без толики смущения на лице, странница вопросила:

— И как тебе танец?

— Он определенно привлек мое внимание, — выказал тот, окинув взором бордель. — Это тебе сестра что-то наплела?

Странница не дала точного ответа, лишь ехидно улыбнулась, однако с её слов все и так стало ясным:

— Но ты взаправду оказался здесь.

Странники продолжали стоять, как ни в чем не бывало, пока их голос не прервала женщина:

— Барышня, если Вы вместе с достопочтенным господином Нозоми, то прошу, проходите.

— В этом нет нужды, — обратился тот, осторожно схватив странницу за руку. — Пойдем?

Девушка кивнула опосля чего попрощалась и вместе с товарищем удалилась. Толпа, что пришла поглядеть на выступление «танцовщицы», вмиг рассосалась и подалась по своим делам. Госпожа глядела в след уходящим путникам, после чего, за считанные секунды забыла о них и продолжила заниматься остальными посетителями.

Идя по кварталу, усыпанному яркими фонарями, невозможно было оторвать взгляда. Однако, не взирая на столь прелестные вечерние виды, сие место было также переполнено всеми грехами, что только можно и нельзя сосчитать, но главенствующей средь иных была похоть. Десятки борделей принимали абсолютно разных по статусу людей и наций. По пути здесь не раз встречались цанахинцы, что выделялись на фоне общей картины. Облаченные в отличные наряды, длинные пышные платья и изящные костюмы, разнящиеся друг от друга внешностью, они также, как и фумчане, желали обзавестись хорошенькой юдзё иль таю, если позволяли финансы. В самом деле, изначально культуру артисток и сам квартал желали отменить, даже был подготовлен закон о сем, но цанахинцы настаивали на сохранении Ёсивары «в память о угасшем менталитете» в Тейменто, потому гейши и куртизанки со всех городов мигрировали сюда. Наяву же это было из собственной прихоти и восхищения.

Странники покидали пределы квартала красных фонарей, беседуя о прошлом и нынешнем.

— … Так ты пошел за неясной фигурой, благодаря чему встретился со своим другом из Зансатина… Все же тебе следовало предупредить нас во избежание подобных конфузов.

— Это так, но, кажется, ты неплохо провела время, побывав и выкупленной гейшей, и замужней дамой, — подначил странник.

— Ха-ха, — заливалась смехом та, — да перестань ты. Это была необходимая мера.

— Не так-то и важно, с какой целью ты совершила это, если оно тебя позабавило. В этом месте стоит оставлять лишь хорошие воспоминания, иначе век улыбки не повидаешь.

— В этом своя истина, — продолжала девушка. — Куда же мы держим путь, мой милый друг?

— Скоро увидишь, — выказал тот, ведя странницу в неясном направлении.

С каждым совершенным шагом, улочка опускалась в беспроглядную тьму, кою освещал лишь яркий свет фонарей, указывающий путь. Проходя меж домов, что выглядели знакомо, истомившихся деревьев, кои вот-вот лягут спать, тех же следов, оставленных ещё при свете дня, товарищи вышли к огромному водоему, что со всех сторон освящался фонарями.

— Нешто это — Шиаванами? — пораженно молвила странница, глядя на простирающуюся по всему городку реку. Лишь пройдя весь этот путь, она осознала, что Шиаванами всегда была близ них. И когда те подошли к лесам Тейменто, и когда шли за одеждами, и даже по пути в Ёсивару — та была так далеко и близко одновременно. Глядя на эту реку можно было выказать лишь одно — до чего же это бесподобно.

Бережно придерживая спутницу за руку, вместе они спустились к причалу, возле которого стоял старенький сгорбленный муж, что переправлял люд и продавал фунэ ⌜⁷⁷⌟ путникам. Перекинувшись парочкой словечек с тем, Нозоми договорился одолжить лодку на какое-то время за весьма приличную суму, в которую входил залог в районе девятисот нан.

Мечница присела в заостренное судно, над которым расположилась небольшая крыша и весьма обширное пространство. Было трудно поверить, что такая лодка предназначена всего лишь для двух людей, да ещё и без гребца, но все было наяву. Схватив весло да осторожно ступив на борт, путник принялся отплывать.

Нанаши глядела на распрекрасные виды, что открывались перед очами, да все никак не могла налюбоваться. «До чего же Фумецу прекрасно как в день, так и в ночи», — думалось ей. Но помимо всей красы, раскинувшийся вокруг, над мечниками повисло неловкое молчание.

— Если так подумать, прошло не мало времени с того дня, как мы виделись с глазу на глаз, — попыталась завести тему для разговора странница.

— Не так уж и много, безымянная, просто ранее ты не замечала сего.

Девушка выдала легкую улыбку. Окинув взором странника, что пристально глядел на воду, она обратила внимание на то, с каким усердием он старается грести. «Поверить не могу, что не заметила этого раньше…» — ошарашенно подумала про себя та.

— Давай теперь я погребу.

— В этом нет нужды. Отдыхай, я и сам справлюсь.

— Ты выглядишь изнуренным, кажется, что и не спал вовсе. Мешки под глазами, руки едва держат…Что тревожит твою душу? — вопрошала странница.

Путник удивился тому, что девушка спросила о таких незначительных деталях, что, казалось, и не нуждались в особом внимании. Своим спокойным тоном, он вымолвил:

— Все хорошо, нанаши. Тебе не о чем беспокоиться.

— Увиливаешь от ответа? Тогда передай мне весло. Не упирайся, иначе силой отберу.

Странник выдал легкую улыбку, и, не в силах противиться сей молодице, передал весло. Она легко схватила гребок и медленно начала двигать лодку. Не взирая на довольно хрупкое и болезненное тело, ей удавалось делать это весьма успешно.

— Должно быть, врать изнурительно? — молвила та. — Ранее мне думалось, что смогу заполучить твое доверие.

— Ты ведь знаешь, что это не так, и я доверяю тебе больше, чем кому бы то ни было.

— Знаю. Но своими выходками ты заставляешь меня волноваться и сомневаться.

— …

— Я не буду тебя корить за это, — без толики негатива выказала странница.

— И ты сейчас не о моих недавних словах, не так ли? — подловил мечник.

Странница неоднозначно взглянула на того, после чего, вздохнув и усмехнувшись, вымолвила:

— Даже если ты все знаешь, но не говоришь, я искренне верю, что на это есть причина.

— А если я делаю это лишь из своей прихоти?

— Разве это не так и есть? — лукаво выказала молодица. — Впрочем, пока я нахожусь в неведении, не думай об этом. Но и более не создавай преграды на моем пути, хорошо?

Воцарилась неясная тишина, кою прерывали лишь удары весла об воду.

— Не молчи. Говори, что только в голову взбредет, но не затихай, прошу.

— Нанаши…

— Не можешь выполнить мою просьбу, верно?

— … тебе действительно так важно узнать свое имя и историю?

— Имя — и есть история. Я говорила это Юцуне, повторю и тебе, что это слово из трех букв значит для меня больше, чем мог бы кто подумать. Это мое бремя, и я хочу нести его, покинув сие неведение.

Перекинув взгляд на фонари, словно избегая встречи с очами странницы, тот беспристрастно молвил:

— Надеюсь, ты простишь меня когда-нибудь за это. Хоть и не смею, но желаю.

Тогда же странница взглянула на путника с некой жалостью и болью. Она осторожно приблизилась к парню и, объяв того, прошептала:

— Делай то, что считаешь нужным и ни о чем не жалей. Даже, если не уверен в правильности своих поступков.

Услышав это, странник почувствовал какую-то легкость на душе. Кто бы мог подумать, что такие простые слова, подобные сим, смогут вмиг снять тревогу.

— Тогда я, все же, сделаю то, что считаю нужным, — выказал тот, выхватывая весло из рук мечницы. — Если устану — передам его тебе.

Нанаши отстранилась и презренно выказала:

— Что за хитрая уловка, Нозоми?

— Твои длани созданы вершить великие дела. Об остальном позволь позаботиться мне.

На сей раз девушка не стала возражать. Неоднозначно взглянув на странника, она заприметила, что его длинные, собранные в слабенький хвост волосы вот-вот распадутся.

— Дай-ка хотя бы заплести твои волосы.

— Как тебе угодно, — выказал тот, продолжая грести по тихой водице.

Переминая шелковистые волосы странника, да стараясь завязать гульку из нескольких прядей, дабы сотворить полусобранную прическу, мечница обращалась к тому:

— Знаешь, твои волосы подобны аристократу, такие ухоженные и красивые. Да и черты лица ничем не уступают им. Хотя нет, — засомневалась странница, — на кого-то более великого, яко императора, ты больше похож. Никогда не хотел бы им стать?

— Тебе самой-то не смешно это говорить? — смеясь молвил тот. — У купцов далеко не высокое положение в обществе, да и до аристократов им никогда не дотянуться. Ещё ни один император не походил из столь низкого сословия.

Странница немного посмеялось, опосля чего выказала:

— Я ведь вовсе и не о том говорю. Ты когда-нибудь хотел бы сам стать кем-то столь великим, кто правит целым государством, решает произошедшие проблемы и устраняет нюансы?

— Пожалуй, нет. Я бы, скорее, предпочел продолжать странствовать, а не быть прикованным к одному месту. Не хотелось бы тратить короткую людскую жизнь на такое утомительное занятие.