Отделённые

Глава 2. Дополнения и поправки

1 день 3 месяца 524 года

Эйсгейр сидел в своей любимой комнате. На его коленях лежала толстая книга, но смотрел он на стену перед собой. С портрета, окаймлённого серебряными ветвями, на рыцаря глядела женщина с золотыми волосами. Её изумительно синие глаза казались живыми. Лучшие художники Севера создали этот образ по описанию Эйсгейра. Взгляд его задержался на ложбинке между ключицами. Он так любил целовать её...

Порой Эйсгейр думал, что в жизни Эльвейг, скорее всего, не была настолько красивой. Но такой он её помнил: свою первую любовь, первую женщину, первую жену. За неё он поставил на колени половину древних орочьих кланов. За любовь всей своей жизни, как он думал когда-то, ещё не зная, насколько далёкой от него окажется смерть.

Иногда рыцарю чудилось, будто всё это ему лишь приснилось: он и его нежная Эльвейг. Сон, случившийся наяву так давно, что уже и кости её обратились в прах. Как и кости её детей, внуков и даже правнуков. А он сам всё ещё здесь, в Ледяном дворце, в Эйсстурме, городе, который строил вместе с ней. Для неё.

Часто Эйсгейр чувствовал себя словно внутри какого-то пузыря, отделённым ото всех. Люди вокруг жили, старились и умирали, а рыцарь так и оставался неизменным, застыв в возрасте сорока — сорока пяти лет. Ему нравилось жить, но не раз он спрашивал себя: что его держит? Близкие связи с семьями детей, внуков, правнуков исчезали через пять-шесть поколений. Для своих потомков он — живая легенда и владыка, которому они служат. Не поэтому ли ему так нравится проводить время с Детьми Леса? Да и дети Океана есть. Хотя никто из последних не прожил столько. Но это пока.

У ног рыцаря шевельнулся Ярл Мурмярл, видевший одним котам известные сны, и Эйсгейр вынырнул из своих мыслей. Что-то он отвлёкся...

Рыцарь кинул последний взгляд на Эльвейг и сосредоточился на родословной графа Дайена. Её он хотел внимательно изучить несколько дней назад, но волна разных дел смыла эти планы в океан. Ему удалось лишь бегло просмотреть родовое древо графа, и оно показалось рыцарю восхитительно скучным. Потом его отвлекли разные вопросы, решить которые требовалось, как можно скорее, а желательно ещё вчера.

Но что-то в этой благородной семье не давало рыцарю покоя. Поэтому, как только нашёлся свободный час, Эйсгейр решил просмотреть родословную снова. И вот теперь он понял, почему скучный перечень макитурских графов не выходил у него из головы. Всё из-за одной нескучной детали: прапрадед Дайена был из другого рода. Но вписали его в семью жены, а не наоборот. С чего бы это? Найдя генеалогические записи того самого рода, рыцарь наконец вспомнил, почему вообще занимался этими господами.

Как раз-таки из-за прапрадеда Дайена: начиная с него все графы Макитура являлись прямыми потомками последнего короля Таэри́ма. Когда около ста тридцати лет назад это небольшое южное королевство было завоёвано соседним, всех наследников и родственников таэримской короны казнили. Так считалось. Но один, точнее, одна смогла спастись. Помощь от сочувствующих аристократов, небольшие фокусы с родословными, и вот — королевские отпрыски уже не принцы, а графы. Зато в безопасности.

«Выходит, у Дайена кровь голубее, чем казалось, — подумал Эйсгейр. — Таэримский наследник, надо же...»

Но как это может быть связано с эльфийским королём?

— Милорд, — послышался из-за двери голос камердинера, — ярл Эамонд уже в вашем кабинете.

Рыцарь захлопнул красочно расписанную книгу. Не стоит заставлять Эамонда ждать. Сегодня после обеда наместник через посыльного попросил о внеочередной встрече. Такое бывало редко, и Эйсгейр сразу же дал согласие.

Когда он перелился в кабинет, там уже сидел пожилой господин в тёмно-синем плаще, подбитом серым мехом. Серебряный кракен, щупальцами оплетавший голову мужчины, почти сливался с седыми волосами и вторил цвету плаща своими сапфировыми глазами.

— Эамонд, — приветствовал Эйсгейр.

Наместник встал и поклонился.

— Милорд, вы пришли так скоро, благодарю.

Рыцарь вдруг подумал, что не будь он тем, кем является, великим лордом, скорее всего, называли бы старика перед ним. Эамонд был потомком второго сына Эльвейг Первой. Ветвь её первенца рассеялась среди благородных домов Северных земель. Сколько поколений разделяет Эамонда и самого рыцаря, Эйсгейр и не помнил. Не очень это и нужно. Такие мелочи за него помнили историки и писцы.

— Не знаю, милорд, удалось ли вам уже посмотреть дополнения и поправки к законам, которые предложила Младшая палата, — сказал наместник, снова усаживаясь. — Я ознакомился с ними сегодня утром. И кое-какие вещи мне не понравились. Решительно не понравились.

— Настолько, что это стоило срочной встречи?

Эамонд кивнул и придвинул к своему владыке стопку бумаг, лежавшую на столе. Рядом была ещё пара листов. Рыцарь опустил глаза, и взгляд его сразу зацепился за место, выделенное красным цветом:

«Нелюди, в том числе эльфы, орки, оборотни, а также другие двуногие и недвуногие разумные существа не могут быть подданными Королевства Людей».

— Океан-отец, — прошептал Эйсгейр, — это же...

Поправка выглядела безобидно. Просто очевидный факт, описать который следовало для стройности закона: раз в нём говорится о подданных, надо определить, кого ими считать. И, в общем-то, лишь люди ими и считались. Орки, кроме развесёлых наёмников, обычно не лезли дальше своих южных границ, оборотни тоже редко шли к людям. Да и другие двуногие и не двуногие были не очень заметны.

Больше всех по землям людей путешествовали эльфы. И чаще всех долго жили среди людей. Вели торговлю, занимались целительством, научными изысканиями, порой даже заключали браки с людьми. Но всегда оставались подданными Светлого Леса.

Казалось бы, зачем вообще нужна эта поправка, блажь дотошных законотворцев? Вот только около шестидесяти лет назад похожий закон приняли в Периаме. И тогда никто и подумать не мог, чем это обернётся.

Эйсгейр начал бегло просматривать бумаги. Среди общего количества поправок красные пометки встречались редко.

— Кракен меня сожри! — воскликнул рыцарь, прочитав ещё одну отмеченную поправку. — Это ведь похоже на... как там... «Уложение о целительстве». А что в других?

— Повторяют «Закон о периамском подданстве» и «Закон о восстановлении благородных родов и рангов». Практически полностью.

Именно с таких законов и началось всё в Периаме. Тогда никто не удивился, что права считаться периамскими подданными нелюдям не дали. Человеческое же государство. Эльфы, например, тоже никогда не назовут сыном Леса никого из людей, орков или кого-то ещё. Но вслед за законами о подданстве периамцы стали уточнять, какие вообще права есть у нелюдей. И до того доуточнялись...

Всё, конечно, происходило постепенно. Преподносилось как законодательное упрочение традиций, желание развивать и укреплять людскую культуру.

Предписано нелюдям жить в строго определённых местах? А что такого — и без законов все селятся поближе к своим. Во всех крупных городах есть, например, эльфийские районы. И сами люди так делают: «северные» кварталы в Эвенрате, мирарские общины во Всесвете и прочие подобные явления. Архитектура государственных зданий не должна иметь «нелюдских» элементов? Нельзя продавать слишком много эльфийских книг? Так ведь это для того, чтобы возвысить, увековечить произведения людей, развить у них вкус и научить ценить своё наследие.

Всё во имя рода людского.

Эйсгейр посмотрел ещё несколько выделенных красным поправок. В груди его разливалось неприятное чувство. Ведь не может всё это быть случайным... Рыцарю вспомнился подслушанный разговор, и тревога взметнулась в нём штормовой волной.

— И всё в разные места распихали... — пробормотал рыцарь, перебирая бумаги.

— Видимо, чтобы не бросалось в глаза. Есть ещё поправки, в которых нелюди прямо не упоминаются, но... Я выписал всё показавшееся мне сомнительным сюда, милорд.

Наместник подвинул Эйсгейру исписанные листки.

Читая их, рыцарь не впервые подумал, что прапрадед нынешнего короля зря оставил периамцам самоуправление. Впрочем, Периам ведь не завоёвывали — расположенная почти в центре Иалона страна была прекрасно защищена со всех сторон горами и Тёмными Чащами. Периам, наряду с Северными землями, вошёл в состав Королевства людей добровольно. И теперь существовал как его часть в рамках унии: один правитель, но государства как бы разные. И законы в них могли отличаться. Собственно, они и отличались.

— Известно, кто в Младшей палате предложил эти поправки?

— Откуда, милорд? Я только сегодня это увидел. Можно, конечно, разузнать...

— Не можно, Эамонд, а нужно!

Старик кивнул. И почему-то Эйсгейр не сомневался, что разведчики расплылись куда надо ещё до этого разговора — Эамонд, несмотря на возраст, дела делал быстро.

— Опивки тухлые, я должен был уже прочитать это! — произнёс рыцарь, барабаня пальцами по стопке листов.

Изменения закона обсуждались в государственном совете прошлой осенью, а полгода назад Младшая палата представила подготовленный список поправок и дополнений. Полгода! А Эйсгейр до сих пор не нашёл времени выяснить, что же там напридумывали благородные господа. Хотя, как он подозревал, никто не нашёл: следующий совет состоится лишь в первый месяц осени.

«Эамонд, Эамонд, — подумал рыцарь, — что бы я без тебя делал...»

— Позвольте спросить, милорд. По какому вопросу приглашена магистр Нирия?

— Нирия?

— Видел её выходящей из зала с порталом. Её просили подождать, пока милорд не закончит встречу с наместником.

— Я её не приглашал, — ответил Эйсгейр, удивлённо хмурясь.