Трилогия Мёрдстоуна

— Второй раз ты уже говоришь, что я чего-нибудь не могу — и если тебе дорога дыхалка, лучше не повторяй в третий. А не то я тебя так и оставлю заткнутым, а сам пойду домой. Усек? Кивни.

Филип, у которого уже глаза из орбит лезли, кивнул. Доброчест опустил руку и терпеливо подождал, пока Филип снова обретет возможность дышать. Грем поднялся на ноги и стоял, разглядывая Минерву.

— Зачем она это делает?

— Уф-ф-ф-ф! Она, э-э-э… только что высосала косточку, не раздавив и не помяв саму вишню. И показывает мне, что та все еще… целая. Просто, ну, типа фокуса.

— Уж не сомневаюсь. Небось, много лет практики понадобилось, а?

Филип промолчал.

— Ну вот и ладненько, — сказал Доброчест. — Эта книга. Напомни-ка мне, на чем ты остановился… то есть мы, на чем остановились мы.

— В том месте, где Страммер находит… случайно находит Звенящую Руну.

— Страммер?

— Страммер Огард, да. Ну я, само собой, не…

— Я случайно не упоминал, сколько ему лет?

— Э-э-э, кажется, восемнадцать. Постой, проверю. — Филип потянулся к клавиатуре и нажал на пробел. Лицо Минервы сменилось половинкой страницы текста. — Нет, семнадцать. Честно говоря, у меня из головы все очень быстро улетучивается. Ты в таком темпе гонишь.

Он повернулся и увидел, что Покет стоит рядом, глядя на экран, и его древние глаза полны ужаса.

— Выглядит, как будто суходохлых козявок насыпали и граблями в ряды разровняли. Это только у тебя письмена такие или у вас у всех?

— Ну, у нас есть разные фонты. Я чаще всего использую «таймс-нью-роман», его майкрософтную версию. Еще вот «ариэль» очень популярен.

— И не шевелятся? Сколько я ни смотрю, не шелохнутся даже. Они все мертвые?

Филип уставился на него непонимающе, но потом до него дошло.

— А. Ну да. Нет, у нас не как у вас. Когда я пишу, слова сразу законченные. Они потом не извиваются и не ползают, как твои.

— А ну напиши что-нибудь.

— Ты имеешь в виду, дальше в книге? Можно, да?

— Нет, — резко ответил Покет. — Просто напиши первое, что придет в ночной сосуд, который ты называешь головой. Нет, постой. Пиши вот что: «Покет Доброчест стоит рядом со мной».

Филип под пристальным взглядом грема застучал по клавишам. На экране заковыляли слова.

— Чтоб мне ссохнуться, — пробормотал Доброчест. — Все равно что по могильным плитам стучать. Вот уж не думал… — Он на миг повесил голову, а потом протяжно выдохнул через ноздри и снова уселся на кровать. — Что там теперь говорится?

— Что?

— Там все еще сказано «Покет Доброчест стоит рядом со мной»?

— Ну да, конечно.

Доброчест несколько раз медленно кивнул. Потом уперся локтями в колени, опустил голову и пробормотал что-то, чего Филип не разобрал. Через минуту он снова поднял взор. В глазах его что-то изменилось. Филип не мог бы подобрать слова, чтобы описать, что с ними произошло. А когда грем заговорил, голос его тоже звучал иначе. В нем появились нервные, опасливые нотки.

— Ладно. К делу. Давай немного вернемся назад. Что там было перед тем, как мы добрались до Страммера Огарда?

Филип озадаченно нахмурился.

— Ты разве не… Ага. Ладно. Прости. Словом, ты повел гремовскую экспедицию в Бродячие Утесы на поиски Четвертого устройства. Прямиком в Морлову Лже-Зиму. Это было блестяще! Ну то есть жутко. Когда Сполосни-Графин замерзает до смерти — по мне, поразительной силы отрывок.

Доброчест вскинул бледную руку, и Филип умолк. Не на шутку встревожась, он увидел, что грем обхватил себя руками и, весь скрючившись, со стоном раскачивается взад-вперед.

— Покет? Что с тобой?

Грем снова шумно шмыгнул носом и несколько раз медленно покачал головой.

Филип ждал. Его подмывало сочувственно положить руку на плечо Покета, но почему-то он не мог себя заставить.

Наконец грем вздохнул и выпрямился, стискивая колени бледными тощими руками.

— Ладно. Слушай. Страммеру Огарду на ваши деньги — пятнадцать. Не семнадцать. Пятнадцать.

— Ой, понятно. Сейчас исправим. Не проблема.

— Да чтоб тебя, Марлстоун! Слушай! Я никогда не вел никаких клятых экспедиций к Бродячим Утесам. Даже близко не подходил. И не стремлюсь. Оттуда еще никто не возвращался в своем уме.

— Ого! Поразительно. Как живо ты это все вообразил. Потрясающе, Покет. Я серьезно.

Если Филип надеялся смягчить сурового гостя комплиментом, то немедленно был выведен из этого заблуждения.

— Ничего я не придумывал, задница ты этакая!

— Не придумывал?

— Нет! За кого ты, дубина стоеросовая, меня принимаешь?

— Но, — совершенно сбитый с толку Филип показал на экран, — это тогда что такое? Как насчет…

— Опять ты за свое! Вечные «что», да «что», да «что», язвись они! Скажу тебе, «что», Марлстоун. Ты, гром тебя разрази, пишешь то, чего пока еще не произошло! Еще! Это слово ты знаешь? Еще?

Лексикограф в голове у Филипа отметил, какое это странное и сложное коротенькое слово. От повторения оно словно бы лишалось смысла. Превращалось в просто звук — вроде шипения от боли. Словно на кнопку наступил. Еще!

Но сказал он всего-навсего:

— А это плохо?

Невинный вопрос — превративший Покета Доброчеста в крошечный, но страшный вихрь острых крючков с синими когтями, рвущимися к горлу Филипа.

Филип завопил от ужаса и, спотыкаясь, ринулся вниз по ступеням, к дверям. Но грем уже ждал его там.