Маша без медведя-2

24. КАЖЕТСЯ, ПРИБЛИЖАЕТСЯ...

ГДЕ-ТО. ИМПЕРСКАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ

– Зря вы, всё же, отец Сергий, больницу покинули.

– Как сказала моя ночная посетительница: угрозы жизни больше нет. Так что оставим это.

Отец Сергий не хотел признаться сам себе, что в первую очередь принял решение отказаться от госпитализации из-за поселившегося внутри страха. Открыть глаза и снова увидеть её, странное и непонятное создание, сумевшее каким-то образом преодолеть его блокирующий выпад. Да и с островами вопрос повис – что за острова старец Макарий в виду имел? Это был основной повод срочно отправиться в пустыньку. Глядишь, старец и прольёт свет на природу неизвестной магички.

Он аккуратно уместил ноющее тело в кресле:

– К слову, похоже, она была удивлена, что не каждый наш маг способен на исцеляющее воздействие. Даже как-то, знаете ли, неловко стало. А в больницу не вернусь, не уговаривайте.

– Настаивать не буду. Прошу лишь ознакомиться с копией представленного доклада.

Отец Сергий взял бумаги, пробежал глазами, вернулся к строчкам: «По утверждениям г. Скворцова, указанная особа (далее – «девушка») с лёгкостью могла принимать разнообразные образы, как мужеского, так и женского пола, а также животных и мифологических персонажей, приобретая каждый раз полную естественность вида».

В это он мог поверить. Полная естественность. Даже глаз путался, какая из внешностей – исходная или наведённая – истинная. И, к вопросу о сущности магической природы этой девицы, один из указанных в отчёте образов – лиса. Вернее, лис, да ещё обряженный в одежды, и не упоминается множественность хвостов, если сравнивать с индонезийскими докладами – но столь ли это существенно?

Филипп Афанасьевич, по своей привычке расхаживающий по кабинету, осторожно спросил:

– Что думаете о порталах?

– О порталах?

– На второй странице.

Отец Сергий сердито (сам на себя) поджал губы. Эта болезненная слабость и связанная с ней невнимательность раздражали. Нет, решительно нужно в пустыньку к Макарию, там всё и заживает быстрее.

На второй странице была описана процедура изгнания духа, одержанием которого страдал младший Скворцов. Видно, что ювелир не очень-то хотел оглашать подробности, но кое-что читалось и между строк. Глаза уткнулись во фразу: «Опрашиваемый настаивает, что девушка не просто изгнала дух африканского мага, но заключила его в камень с дыркой, размером приблизительно с тот же магический камень, который он добровольно передал в пользование Управления».

– А ведь отец Макарий не смог изгнать беса, – негромко сказал внимательно наблюдающий за Сергием Филипп Афанасьевич.

– Нет, – он покачал головой, – не «не смог». Сказал, что не будет. И мне не разрешил, ничего не объясняя. Да и не бес это был, если верить утверждениям этой... барышни.

– А вы склонные ей верить?

– Оценочным суждениям – пожалуй. Она показалась мне весьма... – и тут отец Сергий понял, что за противоречие его смущало. Если опираться на версию про азиатскую лису, у этой дамы должен быть совсем другой менталитет, другие привычки, манеры, способ изъясняться. Нет, эта девушка принадлежала к очень похожей культурной традиции. И была, несомненно, образованна... – ...весьма рассудительной, – пробормотал он и вернулся к чтению.

«От перевода духа в камень указанный камень пошёл чёрными разводами и приобрёл некоторую способность к перемещениям. Далее этот камень был опущен в ёмкость со святой водою (стакан), а девушка столь обессилела, что проспала несколько часов. Затем она покинула дом Скворцовых, велев старшему беспрерывно читать евангелия. Вернувшись спустя около часа, девушка переместила камень вместе со стаканом и верхней частью стола посредством кратковременного портала в некую область, полную кипящей лавы, где всё указанное, предположительно, и сгорело. Девушка утверждала, что место сие находится на иной планете, целиком покрытой огненными океанами. Где пребывала девушка в период между изгнанием духа и его окончательным перемещением, г. Скворцов не знает. Обрезки ножек стола и скатерти, его покрывавшей, характеризуются идеально ровными срезами, не имеющими следов инструментальной обработки».

– Не думаете ли вы, что она могла открыть портал... в ад? – Филипп Афанасьевич смотрел напряжённо.

Отец Сергий помолчал.

– Я не знаю, – он покачал головой. – Затрудняюсь ответить. Филипп Афанасьевич, организуйте мне машину, к отцу Макарию поеду. Слишком много вопросов.

АНДРЮША

На подлёте к гимназии я поняла, что молебен во дворе уже идёт. Тут меня как шилом пронзило – а я??? Подъём когда себе был, а меня-то нет!

Паники в рядах руководства вроде бы не наблюдалось, но кто его знает.

В ряду нашего отделения я отыскала Марусю с крайне сосредоточенным, напряжённым лицом. А рядом стояла я! И даже немножко рот открывала.

Эк, Маруся молодец, а я её недооценивала, гляди ты! Сама сформировала иллюзию, сама держит. Причём, держит крепко, да и в обморок хлопаться не собирается. Вот что значит, инквизиторам стрессы полезны.

Зато допущенная во двор толпа уже волновалась. Вроде, всё как обычно, а самого главного не происходит – исцеления (и даже намёков на него).

Я опустилась у задних рядов болящих и пошла, раскладывая в раскрытые горсточки заряженные браслетики, иногда останавливаясь подольше, чтобы оказать кому-то непосредственную помощь. Люди обрадовались, зашевелились, запели громче, перекрывая даже наш гимназический хор. Никто не спешил расходиться, и даже когда отведённое время закончилось и директриса дала отмашку воспитанницам идти на поздний воскресный завтрак, люди продолжали стоять и петь, ожидая, пока браслетики получат все – за эти месяцы сложилось такое поверье, что иначе они не заработают. Последние ожидающие, стоявшие в первых, ближних к крыльцу рядах (прямо как в той книге про Бога*), протягивали руки и шарили глазами по пространству, надеясь разглядеть невидимое. Я устало раскладывала им верёвочки, желая только одного – дойти уже до кровати.

*Фраза про первых, ставших последними
встречается в книгах Нового Завета
несколько раз.

И тут я почувствовала странное присутствие. Но не враждебное, а... Это было очень похоже на ощущения, когда приближаешься к намоленному месту. Концентрат энергий. Вот, как в старый большой храм входишь. Только в этот раз храм сам шёл в мою сторону.

Я обернулась. За спинами толпы, приближаясь всё ближе, сияло, словно солнце сквозь редкие облака. Сияние двигалось ко мне, и перед ним расступались люди. Вот сейчас...

Парень был странный. Невысокий, худой, взъерошенный, с неестественно яркими белками глаз на лице таком сером, словно он спит на угольной куче. Не исключено, что так оно и было, вон разводы и вовсе чёрные. Одет ветхо. Через плечо лямка перекинута – а сумка-то на мешок похожа, чисто рогожка. И ноги босые! Такие же угольные, потому сразу в глаза и не кидается.

– Матушка! Вот и нашёл я тебя! – закричал он, увидев меня, и побежал навстречу, оставляя на тоненьком покрывающем асфальт снежке совершенно сюрреалистичные босые отпечатки – и спокойно вошёл под мой многажды защищённый купол!

Хотелось отчего-то смеяться и плакать.

– А ты разве ж меня видишь?

– Конечно, вижу, родная! Конечно, вижу! Хоть свет под спудом прячешь – всё равно мне-то видать! – он хитро засмеялся и бросился ко мне обниматься. Это было так по-детски и непосредственно, что я тоже засмеялась и обняла его костлявую фигурку.

– Ты кто такой есть?

– Андрюша я.

И тут я поняла, что народ вокруг прекрасно видит его – не видя меня. И, скорее всего, слышит?

– А я Маша.

– Мария, значит. Ах, спасибо, сподобил Господь повстречаться! А я ведь, знаешь, и не надеялся. В Москве был, у Василия*, так боялся не успеть. Долго идти, пешком-то...

*Имеется в виду –
у Василия Блаженного.

Очень странное у меня ощущение было от этого разговора, будто и понимаю я слова – и не понимаю...

– А куда не успеть-то, Андрюша?

– Так к тебе. До южного моря мне никак не дойти, ты уж, матушка, прости. Да и здесь моё место.

Я вглядывалась в его голубые лучащиеся глаза. Что же он видит там, за изнанкой бытия? И вдруг что толкнуло меня:

– Андрюшенька, ты возьми, родной, у меня браслетики. Как не будет меня, увидишь, кому нужнее – тому и повяжешь.

Он, словно ждал предложения, с готовностью распахнул свою неказистую сумку, в которую я сгрузила всё, невостребованное сегодня.

– Знаешь ли, приходи в следующее воскресенье сюда, я тебе ещё приготовлю.

Он сложил брови домиком:

– Забудешь ведь, матушка. Не до того тебе будет.

Я хотела сказать, мол – не забуду, да подумала, что слишком это самонадеянно прозвучит.

– Спросишь Марусю Рокотову. Ей оставлю.

Андрюша отступил на шаг и неожиданно низко поклонился:

– Спасибо, матушка. Приду.

УЖАС, КАК Я УСТАЛА

В отделение я приволоклась из последних сил. Маруся хмуро сидела в нашем двойном задёрнутом закутке. Увидела меня – обрадовалась! Я обняла её:

– Клятвенно обещаю тебе рассказать всё в подробностях, но только когда высплюсь. Не могу, веришь?

– Верю. Пошли в санчасть?

– Пошли. Иллюзия у тебя шикарная получилась, кстати. Даже пела!

– Ты заметила?!

– А ка-а-ак же! Самое главное, вот этот если явится, – я на скорую руку вылепила памятную сферу с отцом Сергием, – не пытайся с ним сражаться, – звучало по-дурацки пафосно, но я не могла сейчас даже слова подбирать. – Вообще, даже виду не подавай, что ты магичка. Глядишь, пронесёт.

– Это вообще кто? – настороженно уточнила Маруся.

– Местный антимаг. Помнишь, ты с тем инквизиторским проклятием порвалась? – мы кривовато кивнули друг другу. – Он такое с магом делает по щелчку. Раз – и ты как тряпка, никаких сил.

– Ну-ка, ещё раз его покажи.

– Да я тебе вообще сферу отдам, я его и так запомнила, не вытравишь...

Проснувшись, я почувствовала, что в сумерках палаты есть ещё кто-то кроме меня.

– Это я, – сказал Марусин голос.

– Я что-то аж испугалась.

– Да я поняла.

– А чего в темноте сидишь?

– Чтоб тебя не будить.

Маруся зашуршала платьем, выглянула в окно и только после этого щёлкнула выключателем.

– Есть хочешь?

– Ужас как.

– Я тебе обед принесла. Разогрей только.

Я кинула в тарелку термо-формулу и взялась за ложку.

– А ты почему здесь? В театр не поехала?

– Опасалась явления кого-нибудь... вроде того антимага.

Караулила, значит.

– Ой, не говори! Напугал он меня просто до икоты.

Пока я рассказала обо всех моих приключениях, вызвавших у Маруси новую порцию поражённых возгласов, настало время ужина. Сразу после обеда было тяжеловато, и я напомнила себе медведя на пирушке. Сейчас – никаких танцев, разве что петь. Петь низким, сытым голосом, мда.

– А ты видела, что фургон убрали? – спросила Маруся.

– Может, перепрятали получше?

– Сомневаюсь. Чувство вот это тягостное пропало.

– Слежки?

– Да. Что-то, вроде, есть, но мелкое такое, как комариный писк.

– Неужели они от нас отстали?