Так и будет?

— А, как и почему вы стали мажордомом? — спросил Пьер после того, как Вален закончил истории из жизни.

— В каком-то году вышел закон, по которому человек без официального места работы причислялся к тунеядцам, и его отправляли на принудительные работы туда, где требовалось восстановление и строительство. Я, по некой самонадеянности, отнесся к закону холодно и невнимательно. Я был уверен, что меня этот закон не коснется, как корифея искусства и владельца музея, но владелец — это не работа, а корифей — не должность.

Вален немного грустно вздохнул.

— Э-эх… Это сейчас делают пометку ЧН и дают время на исправление, а раньше — раз — и всё. — продолжил он.

— Что «и всё»?

— Пришли, уведомили о нарушении, огласили закон, и «с вещами на выход». Квартиру со всеми реликвиями опечатали, посадили в машину с решетками и увезли на следствие. Там признали виновным в нарушении закона о тунеядстве и распределили на принудительные работы по восстановлению Юго-Восточного округа.

— И вы тут так и остались?

— Да, конечно. За то время, пока я восстанавливал округ, искусство потеряло такую актуальность в обществе, а интересны стали только деньги. Когда срок принудительных работ закончился, я встал перед выбором — возвращаться обратно в родной Западный округ к старой аристократичной жизни или оставаться здесь, получать постоянную приписку к округу и искать работу. У меня появились за время работ какие-то связи, и я понимал, что работу в этом округе найду без проблем. Но возник вопрос: кем.

— Вы что-то пробовали?

— Нет, работа сама меня нашла. Я строил этот дом.

Пьер удивленно улыбнулся. Он явно не ожидал такого развития событий.

— Да… Когда дом был введен в эксплуатацию и начались первые заселения, потребовался мажордом, чтобы следить за порядком. — продолжил Вален.

— Вы сами вызвались?

— Нет, мне предложила компания, принимающая этот дом, и пообещала мне дать в нем квартиру.

— Оставалось только понять, когда и как мне это перевезти сюда. — Вален обвел взглядом гостиную — Но повезло — мне сказали, что я потребуюсь только после полной сдачи дома новым жильцам. У меня появилось рабочее место и, вместе с тем, еще месяц свободного времени. Я начал мотаться туда-обратно и перевозить антиквариат, семейные ценности, украшения, мебель, шторы и все остальное.

— И сколько вы ездили?

— Туда-обратно раз шесть или семь. Спал в поездах и самолетах. Конечно, уместить все, что было в семейном доме было невозможно, но я выбирал самое дорогое и ценное. А потом, заселившись, я выставил наш семейный дом на продажу.

— А разве вы не хотели его оставить? — удивился Пьер — Потом переехать в него? Это же семейный очаг!

— Ты знаешь, Пьер, я подумал сначала об этом, но времена сильно изменились — деньги стали важнее всего, а заработать их критиком или мажордомом стало невозможно. А его продажа принесла мне очень хорошие деньги. Причем, я забрал все реликвии и ценности.

— Вален, а почему ты не продал бы эту квартиру?

— Эта квартира дана мне для проживания, а не в полное владение. Пока я мажордом — я живу в этой квартире. Если я уволюсь, то квартиру передадут следующему мажордому. Мог бы продать ценности? — безусловно, нет.

— Ааа… Ну, тогда это самый правильный выбор.

— Я о том же, Пьер. Я доволен своим решением. Поначалу только грустил, а потом прижился и начал получать удовольствие, коллекционировать книги, картины и антиквариат. Пишу небольшие рассказы, читаю редкие новости про обмельчавший мир искусства и все больше убеждаюсь в правильности своего решения.

Раздался звонок будильника из настенных часов. Вален сказал: «Без пяти шесть уже. Мне пора готовить дом к приходу жильцов с работы, а тебе уже можно выходить на улицу».

Пьер попрощался с Валеном, еще раз поблагодарил его за книги и вышел с чемоданом в руке. Он дошел спокойным шагом до остановки и сел в электробус с багажом информации. Он сгорал от нетерпения открыть первую книгу и погрузиться в нее, впитав до последней буквы, но не подавал виду, чтобы не привлечь внимания.