Так и будет?

Глава 25. Ирония системы

История с поиском Пьера не была бы столь иронична к системному подходу, если бы не человеческий фактор, который присущ любому обществу в любое время. По этой иронии Пьер, выйдя из Отделения, заметил человека в рабочей одежде с отверткой в руках, который стоял на стремянке, прислоненной к стене здания. Работник ловко перебирал в руках проводки разных цветов, подбирая подходящий.

«Здравствуйте!» — крикнул Пьер.

Работник не услышал или сделал вид, что не услышал Пьера. И Пьер повторил чуть громче: «Здрав — ствуй — те!»

— Да здравствуйте, здравствуйте. — ворчливо ответил работник в синей одежде.

— Очень похоже, что мне нужна ваша помощь. — не понижал громкости Пьер.

— Очень похоже, что вы ошиблись.

— Прошу вас, если у вас есть хотя бы минута.

— Да занят я. Занят! Чего ты лезешь?

— Я из компании Ликвид Протекшн. Слышали такую?

— Ну слышал. А толку от вас? Сюда приехали магазин открывать?

— Нет, я сюда приехал один искать друга.

— Друга? А что же он забыл здесь, если у вас компания базируется в Центральном. Магазин открывать?

— Да не собирались мы магазин открывать здесь! — отбросил эту тему Пьер.

— А зря! Давно пора!

— А зачем он вам здесь? — Пьер удивился и замешкался.

— А вы в Центральном думаете, что здесь у людей потребности ниже, что ли? Нам тоже товары нужны. Понатыкали экранов, а купить нечего.

— Как нечего? В магазинах же полно всего.

— Тебя как звать?

— Пьер. А вас?

— Яромир. Ты, Пьер, кем работаешь?

— Менеджером по продажам в Ликвиде.

— Понятно. Вот ты и смотришь по поверхности. А я — старший энергетик Восточного округа. И я смотрю по сути! Понял?

Пьера даже немного это оскорбило. Он пытается понять смысл бытия и найти Монаха на Тибете, а первый встречный Яромир говорит ему о том, что он поверхностен.

— Почему это по поверхности? Ведь товары и правда есть в магазинах и точки получения заказов работают.

— А что там именно продают у нас, ты знаешь? Конкретно.

— Пока не приглядывался. Но…

— А ты приглядись. И увидишь, что мяса у нас нет. Один растительный белок. И кого не возьми — производителей с десяток! У всех все одинаково. Воды у нас… — Яромир продолжал перебирать проводки, зажав в зубах один из них, — не-е-ет, а особенно после войны. Много ресурсов ушло. А почему?

— Потому что война…

— А почему она началась-то?

— Потому что ячейка…

— Да знаю я версию эту. По твоему личному мнению, почему?

— Потому что отдельно взятые граждане захотели отделить кусок пирога.

Яромир спустился со стремянки, встал перед Пьером и спросил:

— Какой пирог? Нам лучше бы пироги в горячем виде, да с мясом. Война началась, потому что нашлись люди, которым не хватает мяса, угля, чистого воздуха и воды. А зачем им Правление, которое говорит, что мясо можно заменить фасолью?

Перед Пьером встала картина Субботних встреч с призывами Кристаллова производить мясо из растительного белка. Он ответил:

— Но иначе людей пока не прокормить.

— А что корове будет? Почему бы не развить сельхоз так же, как и экономику? Что все упирать в бабло-то?

Пьер понимал суждения Яромира по поводу жизни, но не по поводу Государства. Либо Государство есть, и оно держится на Великой Экономике, либо Государства нет, и тогда главная роль достается человеческим ценностям. В его представлении, Государство и человеческие ценности слабовато сочетались.

— А как же иначе будет развиваться Государство? — спросил Пьер.

— А Государство на ком держится?

— На деньгах.

— Неправильно, Пьер. Только на людях.

Пьер опешил. По мнению Яромира, в Государстве есть что-то важнее Родуенов? Он, похожий сейчас на разочарованного ребенка, спросил:

— Как не на деньгах? Как стране без денег жить? Массы всегда были заинтересованы в Деньгах, во все времена. Как плохо жилось людям в Ранних…

— Субботние встречи и я посещал, — усмехнулся Яромир, — но ведь, например, ты приехал сюда не ради денег же? Да в такое время.

— Да, друга ищу. Савелия.

— Он тебе должен денег или у вас с ним свое дело?

— Нет. Просто друг.

— То есть твои отношения с Савелием не завязаны на деньгах?

— Нет.

— Так почему же в масштабе Государства все вяжется на деньгах, а не на отношениях людей?

— Чем больше людей, тем сложнее выстроить связи.

— А религия?

— Вы верите в Бога? — громко и удивленно спросил Пьер.

— Верю, конечно. А как иначе?

— А что вы читали из священных писаний?

— Ничего я не читал. Просто верю и все.

— А нет определенной книги, где описаны законы, наставления какие-то?

— Не знаю я. Я просто верю, что небом, солнцем, громом и скотом управляют Боги. А ты к чему это спрашиваешь?

— Я интересуюсь темой религии.

— Значит ты не законченный материалист еще! — снова усмехнулся Яромир.

— Хочется верить.

— Какая помощь то нужна? Друга найти?

— Может у вас есть допуск к мониторам?

— У меня есть допуск ко всему, куда идут провода в Восточном округе.

— Вы сможете мне показать момент на камерах 22 июня?

— Вообще запрещено, конечно…

— Какой у вас смартфон?

— Кхм… Дитуай второй. А что?

— Мой чехол подойдет к вашему телефону. Держите. Я так понял, что до вас с трудом доходят товары из Центрального. — Пьер снял блестящий новенький чехол со своего смартфона и протянул собеседнику.

— Да нужен он мне больно. Напридумывали всего…

— Он правда очень хорошо защищает телефон от ударов. Держите, попробуйте.

— Хрень какая-то. Ну, давай, попробую.

Яромир легко надел мягкий чехол на свой смартфон, улыбнулся и сказал:

— Мягковат конечно, как пластилин. Крепкий, говоришь?

— Очень, будьте уверены.

И вдруг, Яромир взял и со всего размаху швырнул смартфон в стену Отделения документооборота. Он впервые видел Пьера, но, взяв чехол из его рук, доверился и рискнул состоянием своего смартфона. Почему и ради чего? Пьера восхитил такой безальтернативный подход к его «рекламе». Смартфон громко ударился об стену и шлепнулся на асфальт.

— Смотри-ка! Даже царапинки нет, и экран целый. Работает! — улыбался Яромир.

— Да-а-а. Я же говорил. — ошалело ответил Пьер.

— Спасибо, Пьер. И за честность спасибо. Взятка удалась.

— Ну это не взятка, это правда от чистого…

— Да понял я, понял. Дата и время какие?

— Двадцать второе июня, восемь двадцать три утра.

— Я зайду сейчас в дверь, настрою там на это время. Потом выйду, а ты зайдешь смотреть. Сколько тебе нужно времени?

— Я думаю, минут пять-семь. Не больше. Мне бы только посмотреть, куда он от банка пошел.

— Хорошо. Стой жди.

Яромир зашел в дверь сбоку Отделения и через несколько минут вышел, показав большим пальцем на открытую им дверь. Пьер кивнул и заскочил внутрь. На одном из мониторов были три картинки: нижняя самая крупная, на полмонитора, показывала помещение документооборота, две верхние делили вторую половину — на них был выход из отделения и перекресток дорог. Снизу монитора отображалось: «22.06. 08:20»

Пьер впился глазами в монитор и выглядывал в нем знакомый силуэт… Одетый в свой дорогой костюм, Савелий подошел к одному окну и отдал бумаги, во второе протянул правую руку с счетчиком Родуенов на ней, взял небольшую бумажку в 08:23 и направился в третье окно. У третьего окна он пробыл минут пять, о чем-то разговаривая, и забрал большую пачку наличных. После всех операций, Савелий поспешно вышел из Отделения и направился к остановке, где зашел в подъехавший электробус с номером 1.

Дверь помещения открылась, и Яромир спросил:

— Ну что ты там? Долго тебе еще?

— Все. А куда идет электробус номер один?

— Номер один… На север Сахалина куда-то…прямо до берега.

***

Пьер стоял на конечной остановке электробуса «Левкитекм» и оглядывал новую для него местность. Его немного укачало после резвой езды вдоль береговой линии Охотского моря, хоть электробус и двигался с помощью магнитной ленты, не касаясь поверхности. Он вдыхал свежий прохладный морской воздух и на секунды даже позабыл, зачем приехал.

Время было около семи вечера, хотелось есть, он стал искать хоть какие-то дома — об отелях и кафе здесь речи и не шло, судя по ландшафту, который состоял из гор, полей и моря. Недалеко от берега Пьер заметил скопление небольших домиков и направился туда. Он шел пешком, удивляясь красоте природы, свежести, отсутствию экранов, зданий, машин и магазинов. Спокойствие, тишина и безмятежность окутали его настолько, что сомнения по поводу местонахождения Савелия рассеивались, Пьер подумал:

«Да, сюда он мог приехать. Я бы тоже здесь остался. Только не ради денег, конечно. Но Сава, и не ради денег… своих Великих Денег? Как такое возможно?»

Пьер дошел до небольшого поселения из пятнадцати домов, уже темнело, и в окнах горел теплый свет.

«Такое разве бывает в Едином Государстве?» — шептал сам себе Пьер.

Дверь одного из домов открылась. Из нее вышел старик в тяжелой на вид дубленой куртке и больших серых валенках. В руке он держал ведро, с которым шел к колодцу посередине поселения.

— Здравствуйте! — Пьер аккуратно поздоровался.

Старик остановился и повернул голову в сторону Пьера.

— Голос незнакомый у тебя. Ты откуда?

— Я из Центрального округа приехал.

— Сюда? Из Центрального? Не с войны?

— Нет, я друга ищу своего. Он после войны возможно к вам приехал.

— Ага, ну погоди, сейчас воды наберу.

Он ловко справился с колодезной веревкой, и быстро пошел обратно к дому.

— Ну пошли со мной. Встал стоит.

— Меня Пьер зовут.

— Как-как?

— Пьер.

— А-а-а, Пьер. Ну, очень приятно. Меня Иваныч.

— А имя как?

— А не помню ужо… Имя то было, но меня все уже лет двадцать Иванычем кличут. Я его и забыл. А на кой оно мне нужно, если им не пользоваться? Проходи давай.

Иваныч открыл дверь в дом и пропустил Пьера. В доме было тепло, светло, пахло какими-то травами, молоком и свежим хлебом.

— Разувайся, садись за стол. Пол теплый, не переживай. — сказал Иваныч.

Пьер сел на плетеный стул, помолчал минуту, оглядывая дом, и заговорил:

— А для летнего вечера правда довольно прохладно сейчас.

— Так у моря, да еще и север, не крайний, конечно… Ты говоришь, друга ищешь?

— Да, после войны куда-то сюда приехал.

— А как зовут друга твоего? — спросил Иваныч, наливая колодезную воду в старый самовар, покрытый сажей.

— Савелий Гофман.

— Савелий, Савелий… Не припомню такого что-то. Угостись пока. — Иваныч поставил перед Пьером стакан молока и положил рядом белую булочку.

— Спасибо, Иваныч.

— Ты был на войне?

— Нет, я оборонительные щиты изготавливал.

Иваныч зажег печь, поставил на нее самовар с плоским дном и присел за стол, напротив.

— М-да… Война — это, конечно, плохо. Я, как сейчас, помню Последнюю войну.

— А что там было?

— А… не учили вас? Не рассказывали историю-то?

— Очень кратко, знаю, что прошла быстро, а потом подписали соглашения об объединении…

— Да куда там… — перебил Иваныч — Лет десять, наверное.

— Как десять?

— Да, не меньше. Я тогда был контр-адмиралом и командовал арьергардом в Охотском море. Поначалу война-то тихая была, осторожная, а потом, видать, то ли нервы сдали, то ли обдуманно, но начался Армагеддон такой… Сутками не спали, в море жили. Я помню, ха-ха, когда на землю обратно сошел, спать не мог без качки и стрельбы. Когда волны были метров по двадцать, ветра не прекращались, сдувая крепкие корабли. Огромные флотилии казались тогда спичечными коробками, которые могут расслоиться в любой момент… Люди казались чем-то мелким и бессильным перед расшатанной природой. Поэтому, ничего другого не оставалось, как остановить боевые действия.