Зови меня Волком

103

Иней и лёд покрыли земляные стены темницы. Пол устлан промёрзшей скисшей соломой, воняющей мочой и гнилью. Волк сапогом сгрёб её в угол, порешив, что там теперь отхожее место. Низкая дубовая дверь больше походила на лаз, а за ней, на сотню саженей тёмный земляной ход, как под Награем.

Верёвки снова стянули запястья и лодыжки. Но хоть в этот раз руки к ногам не привязали, и то хорошо. Один леший — из темницы не выбраться. Волк сидел на полу, глядя на решётчатое оконце под потолком, и радовался, что ему оставили тулуп. Зубы стучали от холода. Тусклый холодный свет почти не доставал до пола.

Лана… Как же теперь быть? Нужно увести Трифона по ложному следу… права Живьяра: об Усуде, мести и Грате придётся забыть. Если привести Лану в Грату, то в лучшем случае обоих сожгут на костре. Это ли она имела в виду, когда говорила, что суждено ему забрать её жизнь?

Громко ударил затвор, и с тяжёлым скрипом отворилась дверь. В темницу шагнул растрёпанный тюремщик. Он с порога бросил грязную железную миску с сухарями, размоченными в воде. Как те, что дают псам.

— Обед, — объявил мужик. — И ужин тоже. А эт-та… к тебе гость.

Он вышел за дверь, и в темницу вошла Живьяра.

— Ты? — Волк радостно встал.

— Не нужно было тебе возвращаться, — покачала головой Живьяра. — Держи, — Она протянула Волку шерстяное покрывало.

— Благодарю. А как ты сюда прошла?

— Я же тоже пока ещё княжеская ведьма. Могу и договориться, и подкупить немного. Этот, — она указала на дверь, — обшарил меня всю, и одеяло семь раз пересмотрел, всё извертел. Как бы я тебе сюда чего лишнего не принесла. Холодно же. Околеешь до завтра.

— Как ты узнала? Тебе нельзя сюда. Коли узнают…

— И что же? Мне и так тут невмоготу уже глядеть, как девочку мою во зло склоняют. Да и до меня доберётся холодная баба. Могу я хоть одно доброе дело сделать прежде, чем сгину безрадостно! Княгиня меня призвала. Всё спрашивала, правда ли ты был ранен и сильно ли. А потом Трифон сказал, что в темницу тебя бросили. Славный он парень.

— Да уж, — обречённо согласился Волк. — Он уверен, что холодная ведьма Дарёнку сгубила. А я привёл в Грату холодную Эйрун.

— Не знаю, — покачала головой старуха. — Я лечила раны Дарёнки, но ничего не помогало. Мы так и не успели понять, от чего с каждым днём ей всё хуже. Может, Трифон и прав, и холодная ведьма тут постаралась, но не ты.

— Трифон думает иначе. Дарёнка благословлена Духами. Как же Эйрун к ней могла подступиться?

— Не знаю, милок. Не доводилось мне раньше с холодными ведьмами екшаться. Но неужто, я не признаю след тьмы? Тьма извела Дарёнку. На вот, лучше, — старуха достала из-за пазухи две печёных репы, — поешь чего нормального. И вот, — она сунула Волку ломоть ржаной лепёшки. — Спрячь только. И укройся покрепче. Глядишь, завтра полегче будет.

— Будет тут…

— Пойду я. А то у меня никакого золота не хватит, с этим дурнем расплатиться. Главное — не падай духом. Ты хороший человек, помни об этом.

— Мне бы твою уверенность.

— Ты можешь сейчас и не верить. Главное, я верю. Дарёнка верила… и она тоже верит, иначе бы не благословила тебя.

Живьяра протянула руки и крепко прижала к себе Волка. От её объятий веяло живым согревающим жаром, как от Ланы. После долгих часов в промёрзшей темнице, казалось, в жизни не было ничего слаще.

— Пока, милок, — Живьяра с материнской лаской глядела на Волка. — Надеюсь, больше не свидимся.

— Прощай, мать, — сдавленно улыбнулся Волк.

Одеяло Живьяры согревало, как объятия. Волк закутался в него, сверху надел тулуп, обмотал кушаком и задремал, прижавшись к обледенелой стене. Старуха была права, не стоило возвращаться. Он так и не отыскал Косого и Инга, не смог даже приблизиться к Усуде. Только убедился, что дитя, коего вынашивает княгиня — вовсе не княжич, но и этого никто не узнает. Стоило ли ради этого так подставлять Лану?

На другой день Трифон сам пришёл за ним. Он высоко задирал бороду, глядя, как тюремщик неуклюже выталкивает Волка в крошечную дверь. Время клонилось к вечеру. На Чёрном дворе стояли запряжённые сани с кибиткой. Внутри громко веселились и улюлюкали люди Трифона. Весь Чёрный двор вышел поглазеть на пленника. Бабы и мужики стояли на порогах своих изб, не решаясь мешать сборам. Они перешёптывались, тыкали пальцем, качали головами.

— Мам, а это псарь? — прозвенел громкий детский голос.

— Псарь, — кивнул в ответ крепкий мужик, — аль дружинник. Кто же его теперь поймёт. Вон, как жизнь его кидает-то.

В воротах дружинного двора толпились дружинники: старый Ван потирал костяшки кулаков, Арон и Колыван с довольным видом наблюдали, как увозят псаря, позорившего дружину.

На крыльце стояла Усуда, из-за её спины белым призраком выглядывала Эйрун.

— Лезь давай, — Трифон подтолкнул Влаксана к саням.

Волк заглянул в кибитку.

— Мать!

Шилко и Мирлад уставились на него, щерясь во весь рот. Владвес сидел, уставившись в крупную книгу, и даже не поднял глаз.

— Здарова, пришлый, — заржал Шилко.

— Оп! Крх! — кашлянул Мирлад, — А вот и наш приятель.

— Чахоточный, что ли? — брезгливо сморщился Трифон. — Иди на козлы тогда.

— Вас в дружине манерам-то не учили, погляжу, — проворчал Мирлад.

— Отвали!

Владвес поднял глаза:

— Делай, что говорят, Мирлад, — и обратился к Трифону, — Ты моих людей не обижай.

Трифон затолкнул Волка в кибитку, кинул сверху одеяло, овечью шкуру и велел Мирладу:

— Трогай.

Шилко уставился на Волка и весело спросил:

— Что, дружинник, теперь в немилости у князей?

Волк молчал.

— Милость — штука изменчивая, — ответил Трифон. — А вы, гляжу, не далеко успели от Граты уйти, что вас отыскали уже к утру.

— А что нам? — веселился Шилко, — Мы в Торговом конце были! Нам столько серебра отсыпали! Что можно было и отдохнуть чуток. А что ещё делать-то?

— Например, помолчать, — смерил его холодным взглядом Владвес.

— Тоже дело, — согласился Шилко и картинно закрыл рот.

— И что же, княжьи люди даже не спросили, где вы сыскали такого важного преступника? — спросил Трифон.

— Им было велено серебра отсыпать шапку, а не вопросы задавать, — отмахнулся Владвес. — Я буду благодарен за тишину, — он указал на книгу.

— Хорошо, только скажи, долго ли ехать?

— Завтра к вечеру будем на месте. Ежели нигде останавливаться не станем.

Трифон задумчиво отвернулся, глядя на уходящие вдаль башни княжеского Терема. У городских ворот он спрыгнул с саней и пошёл к начальнику стражи. Досматривать на этот раз не стали, отворили ворота и дальше уже мчали без остановок.

Волк даже не подумал бы, что Трифон может быть настолько неразговорчив. Он лишь теребил белую повязку на запястье и задумчиво шевелил губами, не произнося ни звука. Оно и славно. На душе и без разговоров погано.

Он обещал, что не вернётся. Дважды обещал и дважды обманул. И теперь жизнь Ланы действительно в его руках. А Усуда… наивная Усуда доверилась злу… Эйрун… ничего удивительного, что холодная ведьма может быть коварной. Волк и сам не считал её злой, и ни за что не поверил бы в это до вчерашнего дня.

Шилко пихнул его в бок:

— Держи, — он протянул чёрствый хлеб, — поешь, а то главный ваш не велит нигде останавливаться. Так и с голоду подохнуть можно.

— И то был бы не худший конец, — пробурчал Волк.

— Что?

Волк покачал головой.

Может, выдать за Лану другую ведьму? Но тогда замучают и убьют её. Хуже того, повелят Волку убить её. А ежели Эйрун поймёт, что это не та? Так она и на Лану может сказать, что не та. Убьёт и ещё попросит. Не нужно было идти к ней, подох бы тогда под Дючком, и не сгубил бы хорошего человека. Хорошую ведьму.

Кибитка неслась по снежному пути, изредка останавливаясь, чтоб Шилко с Мирладом поменялись местами, и дальше скользила по снежным волнам, укачивая на сон. Под тёплой овечьей шкурой было так хорошо. После суток в заледеневшей темнице Волк согрелся только теперь и тихо дремал. Сквозь сон слышал, как тихо Трифон переговаривается с Мирладом:

— Это вы молодцы! Даже не мешкали!

— А поди худо! Крх… То нам шапку серебра отсыпали, а тут ещё столько же платят. Теперь и дочерям приданое будет, и сыну избу отстроим!

— Хорошее дело…

Потихоньку разговоры сменились сонным сопением. Даже с козел доносился тихий храп. Ежели извозчик не спит, то задремал уж точно.

— Эй, — послышался тихий шёпот Трифона. — Иди ложись, я поведу, — растолкал он возницу. Нам куда?

— На Шильевск, — сонно протянул Шилко.

— Ну, славно. Иди поспи.

Шилко переполз в кибитку, улёгся под бок Волку и тихонько захрапел. За всю ночь никто не нарушил их покоя. Только Мирлад да Шилко по очереди выходили по нужде и снова заваливались на сон.